«Проклятый городок!» – Деян в сердцах выругался и вновь проделал путь до воняющей рыбой улицы, где за время, пока он бродил, рыбаки успели распродать последние корзины. Там, отойдя с прохода в закуток между домами, он остановился и зажмурился, из-за всех сил напрягая память.
Птичья должна была быть где-то рядом, но отыскать ее никак не получалось, и – что еще хуже – чем дальше, тем сильнее он сомневался в своей способности хотя бы вернуться к постоялому двору.
– Не меня ищете? – раздался за спиной смутно знакомый голос.
Открыв глаза, Деян едва поверил в свою удачу. Рядом cтоял, будто вырос из-под земли, капитан Ранко Альбут.
– III –
– Не вас. Но вы очень вовремя! – прочувствованно сказал Деян. – Сможете проводить до Птичьей улицы?
– Рад был бы услужить. – Капитан сдержанно улыбнулся. Чувствовалось, что он немало озадачен как самой встречей, так и той радостью, какую вызвало его появление. – Но мы на Птичьей и стоим, господин Химжич.
– Но разве… – Деян от изумления даже отступил на шаг. Оглянулся, втянул носом воздух: ошибки не было – рыбой воняло по-прежнему.
– «Рыба не птица: воды не боится», – со значением произнес капитан. – Один дурак назвал, а сто повторили: так и живут. Ежели вам птицу надо, то гусями и курами тут рядом торгуют, на Подвозной.
Деян представил себя, блуждающего по лабиринтам города с гусем под мышкой, и содрогнулся.
– Не надо мне птицу, упаси Господь! Да, по правде, мне и Птичьей не надо: на Птичьей спросить посоветовали. То есть, пройти на Птичью и там спросить. А так, мне бы лекаря. Ну, то есть не мне, а… – Отчаявшись объяснить по человечески, что и почему, Деян раздосадованно махнул рукой, надеясь, что капитан поймет сам: когда утром Альбут просил увольнения, он поднимался наверх и видел, что творится.
Меж тем дурацкая мысль о гусях навела еще на одно неочевидное и противное его нутру соображение: это в Орыжи никто в чужой хвори выгоды не искал, а городской лекарь, как и все здесь, мог пожелать немедленной платы за работу; но епископская бумага осталась на постоялом дворе.
– Причем лекаря не абы какого надо, а чтоб и дело знал, и помогать согласился по церковному указу или в долг. Прямо сейчас платить мне нечем, – мрачно закончил Деян.
Капитан Альбут молчал, пристально разглядывая его, и Деян запоздало испугался: не совершил ли он большой ошибки, обратившись к этому человеку за помощью. Он вспомнил, как сам наблюдал за Големом, обдумывая, получится ли убить его и не нужно ли попытаться, и почувствовал озноб.
Альбут был силен и опытен; в приятных чертах его лица проступала не заметная сразу жесткость, даже жестокость. Дать ему отпор ним голыми руками нечего было и думать… Но, так или иначе, бежать тоже было некуда: единственный выход из закутка загораживала широкая фигура капитана, а редкие прохожие – Деян мог видеть их через капитанскую голову, – едва взглянув в их сторону, ускоряли шаг.
Альбут, особенно в сравнении с Ритшофом, казался настроенным вполне миролюбиво; он источал спокойствие и уверенность и, может быть, оттого и нравился Деяну – но стоило признать: весомых причин для симпатии не было. А уж у капитана, вынужденного возвращаться в обреченную на поражение армию, точно не было причин для взаимности.
Деян украдкой огляделся, отыскивая взглядом какую-нибудь палку подлиннее. За время, проведенное в хижине, чародей, восстанавливавший утраченные за столетья сна умения в шуточных поединках с Джибандом, заодно попытался научить чему-нибудь и его. Занятия эти ему нравились ненамного больше колдовских, и хорошего бойца из него не вышло, но благодаря высокому росту и длинным рукам с посохом у него что-то худо-бедно получалось; хоть и недостаточно хорошо, чтоб надеяться отбиться – тем паче в узком проходе, где сложно было бы развернуться…
Жердь, прислоненная к стене, нашлась. Но не потребовалась: прежде, чем Деян успел накрутить сам себя до предела, капитан заговорил:
– Ну ладно. – Ранко Альбут улыбнулся с добродушием – очевидно, не вполне искренним, но не таящим угрозы. – Идемте со мной. Отведу вас к лучшей врачевательнице в этом городишке. Лицензии лекарской у нее нет, но умения – на десятерых.
Он развернулся и, широко ступая, пошел прочь.
Деян выдохнул и поспешил его догнать.
– Благодарю! Простите, если оторвал от дел.
– Не стоит: я и так задержался на час дольше обещанного. Давно блуждаете-то, господин Химжич?
– Порядочно. Только впредь давайте без «господ», Ранко, – припомнив имя капитана, попросил Деян. – Я не знатных кровей и к такому обращению не привык.
От постоянных «господ» и «выканий» – особенно из уст тех, кто был намного старше, – то и дело хотелось обернуться и посмотреть, что же за «господин Химжич» – Мажел? Нарех? Отец? – идет рядом.
– Как тебе будет угодно, – легко согласился капитан. – А занятные вы двое, господа. – Он скосил глаза на Деяна, проверяя его реакцию на сразу сделавшийся едва ли не свойским тон. Деян понимающе кивнул в ответ: «Занятные, что уж тут».
– Преподобный Скряга перед тем, как укатить, так расчувствовался, что вместо напутственной молитвы выдал нам тройное жалованье. Тройное, Господи, ты это видел?! – Капитан поднял три пальца к небу. – А Варк, наш полковник, мать его, Ритшоф отводил взгляд, как проштрафившаяся девица перед папашей. Все это больно смахивает на то, что они не сомневаются, что отправляют нас прямо к Владыке в пыточную. Твой друг не пожелал со мной говорить; но, может быть, ты разъяснишь, в чем причина?
– Он мне не друг.
– А кто? – тут же с любопытством спросил капитан, заставив Деяна пожалеть о своей запальчивости.
«А правда: кто?»
– Наниматель, – сказал Деян. – Я при нем вроде проводника.
– И оттого ты сам не свой бродишь по городу в поисках лекаря? Потому как боишься, кабы наниматель твой не помер, не заплатив? – протянул капитан с явным сомнением.
– Тебе бы все-таки с ним поговорить: у него язык лучше подвешен, – Деян криво усмехнулся. – Нет, не поэтому. Он мне услугу намного раньше оказал… Большую услугу, и не одну. Я перед ним в долгу. Вот, расплачиваюсь.
Капитан покосился на него недоверчиво, но расспрашивать дальше не стал.
– Епископ, думаю, из-за того, что вам назад ехать, раскошелился, – сказал Деян. – Он считает, это дело гиблое.
– Погибнуть за короля и Его Святейшество – дело богоугодное: за это Андрий и лишнего медяка не даст. Это он из-за вас двоих. А я вот все удивляюсь и гадаю – почему? Что с вами не так?
Капитан, резко остановившись, заглянул ему в глаза, и Деян не сдержал смеха:
– С нами все не так! Но дурак ваш епископ. Я ни к каким большим делам не причастен; считай, вообще не при чем. А Рибен… Он, можно сказать, из ваших, из вояк. Не без греха, но уж не хуже других будет.
Капитан, к удивлению Деяна, хмыкнул с удовлетворенным видом и зашагал дальше.
– Вот и мне так показалось: нормальный он малый, «наниматель» твой, даром что чародей. Не без придури, ясно дело, но кто нынче без нее.
Деян пожал плечами.
Капитан Альбут с виду как раз-таки был человеком безо всякой придури, простым, понятным и понимающим, спокойным, надежным – очень старался казаться таковым; так старался, что поначалу ему это удавалось, но по прошествии времени поневоле возникали сомнения.
– Ритшоф тоже ничего себе командир был, не злыдень, плохого про него не скажу, – продолжил разглагольствовать капитан. – А только увольнения у него было – не допросишься, и смотрел он на нас, как бык на куриц: не уважал…И не ценил. Посмотри-ка на эту лачугу. Хороша, а?
Деян пробурчал нечто неразборчивое, опасаясь показаться невежливым. В этой части города было много аккуратных домишек с высокими крышами, странных, но по-своему симпатичных, однако двухэтажный сарай, на который указывал капитан, к ним точно не относился.
– Внутри еще краше, чем снаружи! – Капитан хохотнул, давая понять, что шутит. – И с потолка в дождь так льет, что полные сапоги за ночь набираются. Было дело, мы три зимы подряд в городе стояли, и Ритшоф в этом курятнике квартиры для младших офицеров устроил – для экономии средств, значит. Скотина! Тут и сейчас почта нашего полка размещается, и комнаты есть для постоя. Но только я туда – ни ногой: лучше уж где-нибудь на конюшне. Или у друзей-приятелей… так-то.
– Лэш, хозяин постоялого двора, – тоже твой приятель? – наугад спросил Деян.
– Знакомы, – неопределенно ответил капитан. – Сам я издалека родом. Но в Нелове, если все вместе посчитать, прожил порядочно. Неказистый городок; а все-таки что-то в нем такое есть… Ну, пришли. – Капитан свернул в переулок и остановился перед широкой некрашеной дверью; единственная ступенька к ней до половины утопла в огромной луже.
– Сразу суть своего дела объясни и попроси по-хорошему. Тогда не откажет, – сказал он и постучал.
– IV –
Дверь отворила высокая худая женщина средних лет, в простом шерстяном платье и белом переднике.
Она удивленно взглянула на капитана:
– Что-нибудь забыл, Ранко? – Говорила она так же порывисто, как и двигалась, и слегка картавила.
– Служебная надобность возникла. – Капитан дурковато улыбнулся. – Мы можем войти, Хара?
– Мы?..
– Э-э… здравствуйте, – выдавил из себя Деян, когда внимание женщины обратилось на него.
– Здравствуйте, – эхом отозвалась она, ступив на полшага за порог, чтобы лучше разглядеть. – Что вам угодно?
Деян боролся с желанием развернуться и сбежать. Все загодя придуманные фразы вылетели из головы; после слов капитана о «лучшей врачевательнице» он ожидал увидеть старуху. Может, не такую дряхлую, как Сумасшедшая Вильма, но ненамного моложе Шалфаны Догжон и не симпатичнее Горбатой Иллы. Со старухами было легко; он всегда неплохо с ними ладил, даже с выжившими из ума.
Однако Хара приходилась, самое большее, ровесницей Альбуту и была… красива.
Очень странной красотой, но определенно красива. Слишком смуглая кожа не портила впечатления от резких и тонких черт ее лица; редкие морщины и необычно низко, у самых бровей повязанный линялый платок, которым она убирала волосы, только подчеркивали глубину ее больших темно-карих глаз. Взгляд у нее был пронзительный, умный, настороженный и совсем – нисколечки – не сумасшедший.
– Простите за беспокойство, – овладев собой, заговорил он. – Госпожа…
– Харрана абан-хо, – прошептал капитан.
– Харрана абан-хо. Я Деян Химжич. Сожалею о необходимости тревожить вас, но обстоятельства вынуждают искать помощи… и капитан был столь любезен, что подсказал мне обратиться к вам. – Деян постарался, по примеру Голема, придать своему голосу толику княжеской важности и нахальства; получилось плохо. – Мы можем войти, чтобы продолжить разговор?
Харрана наградила капитана долгим и не слишком-то дружелюбным взглядом, после чего молча посторонилась.
– Никогда прежде не встречал хавбагских женщин? – шепотом спросил капитан, пока они шли по темному коридору куда-то вглубь дома. Он явно бывал тут раньше, и не раз.
– Не встречал, – лаконично подтвердил Деян; о том, что еще недавно он вообще не знал о существовании такого народа, как хавбаги, он упоминать не стал.
«Хавбаги, значит… Вот они какие», – едва оказавшись на свету, он украдкой снова стал разглядывать хозяйку. В детстве чужеземцы почему-то всегда представлялись ему совсем отличными от простых людей, но, хотя Харрана имела смуглую кожу, она казалась вполне обычной женщиной. Недовольной и встревоженной их внезапным появлением.
– А я прежде не встречала вас в городе, господин Химжич, – с вопросом в голосе сказала она Деяну, подтверждая, что слух у нее столь же хорош, сколь и память.
– Да, я… – начал Деян, но капитан перебил:
– Все верно, Хара. Он, – капитан мотнул головой в сторону Деяна, – один из тех двоих, о ком я говорил ночью. Мы, видишь, пока застряли тут. По милости второго… моего временного командующего. Господин Ригич набрался вчера так, что сегодня готов протянуть ноги. То ли желудочное кровотечение начинается, то ли еще какая дрянь: головы от подушки оторвать не может, и видок у него – хоронят краше.
Если это и было преувеличением, то очень незначительным.
– Один из тех двоих, – недобро прищурившись, сказала Харрана. – Тех двоих опасных типов, которых остерегается старый лис-епископ, – так ты вчера говорил, Ранко. А теперь привел одного из них сюда?
Деян хмыкнул; по правде, этот вопрос занимал и его.
– Волк волка чует, Хара, – невозмутимо отозвался капитан. – Этот – не кусается. И тот – тоже; по крайней мере, сейчас. И он… иной породы, чем Варк или Скряга. Он…
– Шатун, – вырвалось у Деяна. На «не кусается» он решил не обижаться. Ответ капитана своих о резонах явно был не полон, но с этим тем более можно было разобраться позже. – Помогите ему, госпожа Харрана, прошу.
Она вновь обратила внимание на него.
– У вас не городской выговор: вам ли не знать, как «помогают» шатунам и почему?
– Медведь задрал моих отца и дядю. – Деян спокойно встретил ее взгляд. – Но Голем – другой случай. Он не безумец, пусть и может иногда показаться таковым.
«Пока не безумец», – но вслух этого говорить Деян, конечно, не стал.
– Надо же. Голем… – Ее губы растянулись в странной полуулыбке. – Князь Рибен Ригич, Рибен-Миротворец. Мой отец возносил молитвы Небесному Хранителю с тем же именем.
Деяну показалось, что под ногами пошатнулся пол.
– Мне тогда было вдвое меньше лет, чем вам сейчас, господин Химжич, – сказала Харрана, – когда отца выпотрошил урбоабский жрец. И, право слово, лучше бы это сделал медведь… Чтобы использовать имя Миротворца, господин Химжич, нужно быть или безумцем – или расчетливым жуликом. Или круглым дураком. Учитывая, что, как вы говорили, ему хватило ума и умения упиться едва ли не до смерти, я склоняюсь к последнему… Чтобы обвести Ритшофа и Бервена вокруг пальца, многого не надо: я тебе говорила, Ранко.
«Мрак! А ведь кто-то поминал вчера: они объявили его чуть ли не богом…» – Деян нахмурился, спешно обдумывая, что это заблуждение может принести, кроме проблем.
– Не знаю, кем вы считаете вашего приятеля, господин Химжич; допускаю, что вами движут добрые намерения, – продолжила Харрана прежде, чем он успел вставить слово. Тон ее немного смягчился. – Я стараюсь помогать тем, кто нуждается в моей помощи. Но жуликов, самоубийц и пьяниц я не лечу. В утешение могу сказать, что обычно они и не нуждаются в лечении. Спросите у трактирщика кислой соли; это поможет.
Она кивнула на дверь, красноречиво давая понять, что разговор окончен.
– Вы упустили последний вариант: боготворимый вашими родными князь Ригич и есть дурак, а до кучи еще и пьяница, – сказал Деян. Так и не придумав, что соврать, он решил придерживаться правды. – Он провел три века в состоянии, которое называет смертным сном, а очнувшись, испугался, что не сможет сам полностью вернуть контроль над телом и вместо воды и пищи за пять дней выцедил флягу «вдовьих слез». Знаете такое зелье? Он пил его по глотку, в надежде, что сумеет добраться до гроссмейстера ен’Гарбдада раньше, чем упадет без сил. Эта самонадеянность едва не стоила ему жизни. Как-то он сумел оправиться, но, боюсь, не до конца… И вчера он… значительно усугубил свое состояние. Но дело не только в выпивке, понимаете? Поэтому я и ищу кого-нибудь, кто был бы сведущ в таком. Хоть немного.
– Вы… – негодующим тоном начала Харрана.
– Это правда! – Деян не дал ей закончить. – Небом клянусь. Я не могу вам доказать, что не лгу. Но вы можете пойти со мной – и убедиться сами.
«А еще этот дурак и пьяница раздобыл вчера новую порцию зелья, – Деяну показалось, от кармана, куда он спрятал пустую флягу Бервена – свою флягу – по груди разлился холод. – И хвала Господу, что он бережет отраву для другого случая и потому не попытался пока ей воспользоваться; но попытается – если я не найду возможности помочь ему другим способом».
Во избежание таких попыток утром Деян незаметно спрятал чародейскую флягу в щели за шкафчиком, однако даже не надеялся, что Голем при желании ее не отыщет.
– Ранко, по-моему, этот человек – просто-напросто сумасшедший! И ты еще ему веришь! Не стоило приводить его сюда, – сердито сказала Харрана. Но ее голосу, как с радостью заметил Деян, не доставало уверенности.