– Я предпочитаю в вопросе, который тревожит Паучью Королеву, получать советы могущественной руководительницы Арак-Тинилит. Минолин Фей понимает, что предательство с ее стороны будет рассматриваться как шаг против Ллос, а не против Дома Бэнр. Пойми, Верховная Мать, Паучья Королева разгневана не на меня. Вообще-то, если вспомнить, что сегодня ответила ее прислужница Сос’Умпту и Миринейль, я уверен, что Госпожа Ллос давно предвидела происходящее и, естественно, согласна на это. А скорее всего, устроила так, чтобы это произошло. И, в конце концов, в этом твоя вина, дорогая сестра.
Снова гнев вспыхнул во взгляде Квентл.
– Минолин Фей – жалкое ничтожество, – сказала она. – Ничтожество, пробившееся на высокий пост; она слишком глупа, чтобы осознать собственное невежество.
– В таком случае прошу прощения, если мой вопрос тебя оскорбит, – без малейшего страха в голосе произнес Громф. – Как ты оцениваешь свое пребывание на посту Верховной Матери Мензоберранзана?
– Кто ты такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?
– Я архимаг. Я твой брат. И твой союзник.
– Город процветает! – воскликнула Квентл. – Мы захватили Гаунтлгрим, и это моя заслуга!
– Кого ты пытаешься в этом убедить, меня или себя? – лукаво спросил Громф; оба знали истину. По окончании Магической чумы вокруг них происходили великие события, сама Госпожа Ллос плела хитрые нити своей демонической магии, и все же все эти годы жители Мензоберранзана оставались всего лишь простыми зрителями.
Несмотря на то, что, на первый взгляд, власть Дома Бэнр над городом оставалась по-прежнему непоколебимой, аристократам-Бэнрам была известна правда. Уход Дома Ксорларрин, Третьего Дома в городе, членами которого были самые искусные маги, следовало расценивать как чрезвычайно опасное событие, которое могло привести к большой смуте в Мензоберранзане. Например, Мать Мез’Баррис Армго из Дома Баррисон Дел’Армго, соперника Бэнров, могла усмотреть для своего Дома возможность возвыситься до положения правящего клана; она давно уже жаждала занять пост, принадлежавший Ивоннель, а потом и Квентл.
За фасадом процветания скрывалась жестокая правда, и Громф с Квентл прекрасно знали о ней: Мензоберранзан находился на пороге гражданской войны.
– Наш друг готов к общению с тобой, – произнес Громф.
Квентл мгновение изумленно смотрела на мага, затем, сообразив, в чем дело, она с расширившимися от ужаса глазами развернулась к иллитиду – тот стоял прямо у нее за спиной. Квентл попыталась отойти в сторону, но Громф оказался быстрее и наложил на нее заклинание неподвижности; такой двеомер обычно был бессилен против Верховной Матери Мензоберранзана.
Если только это не совершалось по воле Госпожи Ллос, к своему ужасу поняла Квентл, застыв на месте.
Но она, испытывая непреодолимое отвращение, продолжала изо всех сил сопротивляться чарам. Извивающиеся щупальца Мефила Эль-Видденвельпа потянулись к ее нежной коже, коснулись шеи, лица, проникли в ноздри.
На лице ее появилось выражение негодования, дикой ярости, самого страшного гнева, какой когда-либо приходилось видеть Громфу. Он знал, что если бы в этот момент она нашла в себе силы освободиться, она набросилась бы на брата, с помощью магии и плети покарала бы его, и змеи жалили бы его и рвали зубами его тело. Она тотчас же пустила бы в ход плетку, и ужасный яд пяти змей наполнил бы его жилы, они вгрызлись бы в его живот и пожрали его внутренности.
О, если бы только она могла освободиться!
Но это было невозможно, потому что Госпожа Ллос приказала магу преподать ей этот дико болезненный и страшный урок, и Громф был твердо уверен: когда Квентл отпустят, она скорее склонна будет благодарить его, чем наказывать.
Однако сейчас она подвергалась насилию, чуждое существо вторглось в ее мозг, и ею владел первобытный гнев, и она испытывала самую мучительную боль, какую только можно себе представить.
Как она кричала! Это были крики ужаса и неизбывного страдания; а в это время иллитид делал свое дело. Полные муки вопли Квентл разносились далеко по коридорам Подземья.
Глава 2
О людях и чудовищах
– Разве их решение тебя не интересует? – спросил Вульфгар у Реджиса. Они сидели на крыльце домика хафлинга; был вечер того дня, когда они вернулись с Пирамиды Кельвина, – замечательного весеннего дня. Они любовались водами огромного озера, известного под названием Мер Дуалдон; заходящее солнце прочертило сверкающую дорожку на волнах. У каждого в зубах была зажата трубка с прекрасным табаком, которым запасся Реджис во время своего последнего путешествия через мост Боарескира.
Реджис пожал плечами и выпустил кольцо дыма, затем принялся смотреть, как оно медленно уплывает прочь, уносимое южным ветерком. Он был согласен с любыми планами Дзирта, Бренора и Кэтти-бри, потому что практически не задумывался о лежавшей перед ним дороге. Мысли его были заняты дорогой уже пройденной, днями, проведенными с «Ухмыляющимися пони», и еще чаще он вспоминал о Донноле и других членах гильдии Морада Тополино.
– А ты почему передумал? – в свою очередь спросил он, не дав Вульфгару продолжить: варвар-гигант как раз хотел что-то сказать. Хафлинг посмотрел на своего высоченного друга и понял, что коснулся деликатного предмета, поэтому решил не расспрашивать дальше.
– Тебе это действительно нравится? – удивился Вульфгар, вытащил изо рта трубку и с недоверием принялся разглядывать дымящийся табак.
Хафлинг рассмеялся, затянулся и выпустил очередное кольцо, потом еще одно, поменьше, и оно пролетело сквозь первое.
– Это способ проводить время, погрузившись в мысли. Это помогает мне обрести душевный мир, вспомнить то, что было со мною прежде, или вообще ни о чем не вспоминать, если не хочется, а просто наслаждаться минутой покоя. – Он указал на озеро: лучи закатного солнца окрашивали облака, висевшие низко над западным горизонтом, в ярко-оранжевый цвет. – Я просто смотрю на то, что вокруг меня, – объяснил Реджис. – Просто живу настоящим.
Вульфгар кивнул и снова с отвращением взглянул на трубку, но попытался продолжить курить: сунул ее в рот и затянулся неуверенно, совсем немного.
– Можешь держать табак в этом замечательном серебряном роге, который у тебя постоянно с собой, – посоветовал хафлинг. – Я бы сделал тебе пробку и заделал дырку с другой стороны.
Вульфгар в ответ криво ухмыльнулся и взял в руки рог.
– Нет, – торжественно произнес он. – Этот рог я буду использовать в качестве рога.
– Любишь, чтобы тебя слышали все вокруг.
– Это не просто рог.
– Почему?
– Три года назад я совершил путешествие обратно в логово Ледяной Смерти, – ответил Вульфгар, и Реджис даже ахнул и едва не поперхнулся дымом. – В этом месте осталось еще немало сокровищ, – добавил Вульфгар, – и, как я обнаружил, немало врагов, с которыми пришлось сражаться.
– Дракон? – кашляя, переспросил Реджис. – Ты отправился обратно в логово дракона?
– Дракон давно мертв, так что да, я туда отправился.
– И ты нашел там вот это? – Хафлинг указал на рог.
Вульфгар поднял предмет и повернул его немного, и только тогда Реджис смог оценить его красоту. Это был простой рог, по форме схожий с рогом быка, но сделан он был из серебра; он сверкал в лучах вечернего солнца, и посредине его украшала тонкая серовато-коричневая полоска. Эта полоска, догадался Реджис, была сделана из настоящего рога и искрилась на солнце даже ярче серебра, потому что в ней были закреплены несколько алмазов. Очевидно, этот музыкальный инструмент не был создан руками ремесленника, и уж конечно, это не была работа какого-нибудь варвара из тундры. «Наверное, творение эльфов, или дворфов, или и тех и других», – подумал Реджис.
– Он нашел меня, – поправил Вульфгар. – И в час великой нужды, когда со всех сторон наступали ледяные тролли.
– С его помощью ты позвал своих товарищей?
– Я подул в этот рог в надежде немного напугать врагов, а может, просто потому, что он звучал громче, чем мой злобный крик; честно говоря, я уже решил, что путешествие мое подошло к концу, и что я больше не увижу своих друзей на вершине Пирамиды Кельвина. Но действительно, союзники пришли ко мне на помощь – из Приюта Воина.
Реджис уставился на друга, не веря своим ушам. Он никогда не слышал ничего подобного.
– Призраки?
– Воины. Бесстрашные и яростные. Они появились из тумана и вернулись обратно в небытие, когда были перебиты. Все, кроме одного, который остался в живых после битвы. Но он не говорил со мной, и ни один из них не произнес ни слова; а потом и этот, последний, тоже исчез.
– А ты с тех пор ни разу не трубил в этот рог? – затаив дыхание, спросил Реджис.
– Его магия ограниченна. Это всего лишь рог, и ничего более, но, кажется, раз в семь дней он приобретает волшебную силу.
– И тогда ты можешь вызвать своих союзников?
Вульфгар кивнул и попробовал еще раз затянуться из трубки.
– А сколько?
Варвар пожал плечами:
– Иногда всего несколько человек; однажды их было десять. Возможно, когда-нибудь мне удастся вызвать армию, но тогда у меня будет всего час, чтобы выиграть бой!
Реджис положил руку на свой кинжал с живыми змеями и все понял.
– Итак, почему же ты передумал? – спросил он снова, решив вернуться к первоначальной теме разговора. – В последний раз, когда я тебя видел, ты был твердо намерен войти в пруд в Ируладуне и отказаться от возможности снова прожить жизнь смертного.
– А ты помнишь, как я в первый раз встретил Бренора? – спросил Вульфгар, кашляя через каждое слово.
Реджис кивнул – как же он мог забыть битву за Пирамиду Кельвина?
– Я еще не стал мужчиной, на самом деле я был еще мальчишкой, – объяснил Вульфгар. – Мой народ пришел воевать с жителями городов и с дворфами. Бренору и его народу не нужна была эта битва, но им пришлось принять бой. И поэтому когда я, переполненный гордостью и яростью, нес боевое знамя своего племени и увидел перед собой рыжебородого дворфа, я поступил так, как поступил бы любой воин из племени Лося, сделал то, что требуется от любого настоящего последователя Темпуса.
– Ты напал на него. – Реджис рассмеялся и добавил с самым настоящим дворфским акцентом: – Ага, и долбанул его по башке, тупица! Тебе что, никогда не говорили, что череп у дворфа – самая крепкая часть тела?
– Этот урок мне дорого обошелся, – согласился Вульфгар. – Результат был такой, будто я шлепнул по толстому черепу Бренора Боевого Молота мокрым полотенцем. А он с легкостью сбил меня с ног. Вот тогда Вульфгару и должен был прийти конец.
– Разумеется, Бренор не стал убивать тебя. Так вот почему ты решил покинуть лес вместо того, чтобы войти в пруд? – Реджис понимал, что звучит это беспомощно, и слова друга не убедили его.
– Бренор не стал убивать меня, – повторил Вульфгар. – Но, более того, он не позволил и другим дворфам меня убить! Они имели на это полное право – я сам навлек на себя смерть. Ни один судья ни в одном из городов Фаэруна не обвинил бы Бренора и его сородичей в убийстве, если бы жизнь моя оборвалась на том поле. И, оставив меня в живых, они не получили никакой выгоды.
Реджис, забыв о трубке, которую держал в руках, во все глаза смотрел на своего могучего друга. В голосе Вульфгара он слышал уважение, кроме того, теплоту, искреннюю радость; этот разговор застал хафлинга врасплох. Как и безмятежное выражение лица Вульфгара. Человек смотрел на озеро так же бесстрастно, как только что смотрел сам Реджис, и трубка дымилась у него в зубах; Реджис подумал, что она смотрится вполне уместно.
– Он не убил меня, – продолжал Вульфгар, и казалось, что он разговаривает скорее сам с собой, а не с Реджисом, озвучивает внутренний монолог, который произносил в водах пруда в Ируладуне. – Он взял меня к себе. Он подарил мне жизнь, дом и стал моей семьей, вместе со всеми вами и дворфами клана Боевого Молота. Тем, кем я стал после той битвы, я стал благодаря Бренору. Я вернулся к своему народу, встретил женщину, полюбил ее, у нас появились дети… – Он смолк и широко улыбнулся Реджису, и белые зубы сверкнули из-за пожелтевшей бороды. – И внуки! – с восторгом произнес он.
– Их всех уже нет в мире живых? – мрачно спросил Реджис.
Вульфгар кивнул и снова посмотрел на озеро, но на лице его не было заметно следов горя от потери, печали, выражения смирения.
– Они в Приюте Воина, я должен верить в это. И если это обещание истинно, тогда они будут там, когда я снова покину этот мир, и когда тело мое будет лежать в могиле, я отправлюсь к ним, в пиршественные залы. Что значат несколько лишних десятилетий разлуки но сравнению с надеждой на вечную жизнь вместе?
– Если? – зацепился Реджис за эту оговорку. Разумеется, они оба уже побывали в царстве мертвых и вернулись к жизни лишь по воле могущественной богини. Разве кто-либо из них мог теперь сомневаться в существовании жизни после смерти?
Он внимательно посмотрел на Вульфгара, а гигант пожал плечами и ответил:
– Я не знаю, что лежит по другую сторону пещеры, которая находится в глубине пруда, как не знал о реальности жизни после смерти до моего путешествия в тот странный лес.
– И все же ты умер и отправился туда; тебе помогла богиня.
– Возможно.
Реджис недоверчиво уставился на друга.
– Кто может знать истину о том, что произошло? – пожал плечами Вульфгар. – Возможно, все это – иллюзия, трюк какого-нибудь колдуна, а? Магический обман, призванный обратить нас на его сторону и выполнять его желания.
– Ты не можешь верить в это!
Вульфгар рассмеялся, глубоко затянулся, и у него почти получилось выпустить колечко дыма; при этом он закашлялся совсем немного.
– Но это неважно, – рассеянно произнес Вульфгар. – И только после того как я осознал эту истину, истину о том, что я не могу видеть конца пути, ведущего через пещеру на дне пруда в Ируладуне… – Он снова смолк – казалось, искал нужные слова.
Реджис подумал, что на друга снизошло прозрение, но он не в состоянии был бы объяснить, в чем оно заключалось.
– Что бы ни приготовили боги для меня после того, как я умру окончательно, – это им решать, – продолжал Вульфгар. – Только после того, как я понял это, я перестал постоянно спрашивать себя, чего же хочет от меня Темпус.
– И вместо этого спрашиваешь, какая дорога больше подходит тебе, – закончил за него Реджис.
Вульфгар посмотрел на хафлинга сверху вниз и снова улыбнулся:
– Я был бы неблагодарным сыном и плохим другом, если бы выбрал иной путь и нырнул в пруд.
– Никто из нас не осудил бы тебя за это.
Вульфгар кивнул, искренне соглашаясь со словами хафлинга.
– И это еще раз доказывает, что я поступил правильно, когда вернулся, – сказал он, и его следующее колечко уже действительно походило на кольцо дыма.
И Реджис, не теряя времени, выпустил свое кольцо, которое пролетело сквозь него.
– Я не собирался приходить, – признался Бренор, обращаясь к Кэтти-бри и Дзирту. Кэтти-бри сидела у постели дроу, а тот полулежал на подушках; он еще не оправился от ран. Дворф покачал лохматой головой – у него, как прежде, выросла густая борода – и принялся мерить шагами небольшую комнату, словно это была клетка.
Это признание не слишком удивило Дзирта, но он заметил на лице Кэтти-бри изумленное выражение.
– Реджинальд Круглый Щит, капитан гвардии самого короля Эмеруса, к твоим услугам! – чуть ли не изящно поклонился Бренор.
– Это совершенно невероятная история. – Дзирт покачал головой, размышляя о приключениях своих четырех друзей, о которых ему рассказали за последние пару дней. Реджис играл роль главного рассказчика, и если хотя бы половина его россказней была правдой, он действительно прожил захватывающую вторую жизнь. – Вы, все вы, жили как дети других родителей и при этом помнили все о своем прежнем существовании. Я с трудом могу в это поверить, хотя и не сомневаюсь в ваших словах.
– Да я сам чуть не свихнулся. Ага, даже пить начал! – произнес Бренор, нарочито подмигивая.
– Король Эмерус, – вслух размышлял Дзирт. – Твердыня Фелбарр?
– Ага, она самая.
– И как поживает добрый король?
Бренор пожал плечами:
– Вся страна в смятении. И по всей стране смердит орками.