Вдруг впереди раздался шум, перекрывший общий гул, и покупатели схлынули назад, образуя круг вокруг прилавка с полосатым, желто-зеленым навесом.
— Сыр украли! Держите его! — кричала пожилая торговка, размахивая мясистыми руками в воздухе. — Держите ворюгу! — Она попыталась сама выбраться из тесной палатки, но толстые бока здорово ей мешали; женщина едва не опрокинула лежавшие рядком сырные головки.
Долговязый парень лет двадцати смешно вращал длинными худыми руками в воздухе. Шерстяная кофта вора раздулась на животе, указывая, где припрятано присвоенное. Увидев, что все пути к побегу перекрыты, он грязно выругался и затем неожиданно для всех свистнул.
За его спиной, растолкав возбужденных зрителей, появилось еще двое. Один взмахнул огромным тесаком, явно украденным с мясниковой лавки; второй вооружился длинным топором.
Толпа испуганно замерла. Затем кто-то громко ойкнул, и круг, сжимавший воров, распался: люди резво бросились обратно.
Те, кто торговал возле ворот рынка, спешили, чтобы припрятать все самое ценное; те, кто пришел за покупками, благоразумно решили заглянуть в другой раз. Некоторые под шумок исхитрялись стянуть пару зеленых яблок или буханку хлеба.
Где-то, в одной из маленьких палаток, невзрачный продавец с жиденькой бороденкой нажал толстую красную кнопку, и дежурный рикут принял сигнал.
Мать еле вытащила Риста из начавшейся давки, сдвинув его за себя, прижав к вонючей горе рыбы. Мальчик, вытирая набегающие от запаха слезы, все же высунулся из-за материнского платья, и, не отрываясь, глядел на разворачивающееся действие.
Долговязый, нервно оглядываясь, наклонился:
— Слышь, тетка, гони сюда санги!
Пожилая женщина, посерев лицом, слегка присела от страха.
— Быстрее! — поторопил её второй, с тесаком.
Черный, с синим отливом, манжет, мелькнул возле его шеи: два легких касания, и парень тихо прилег на прогнивший местами тротуар.
Взметнувшееся с топором запястье другого вора рикут поймал и дернул на себя так, что незадачливый грабитель взвыл и выронил домашнее оружие.
Не отпуская его, рикут небрежно швырнул дубинку-атрек в сторону третьего.
Удар, который способен выдержать разве что страж, пришелся точно в грудину долговязого. Хрюкнув, тот закричал, хватая ртом воздух.
— А тот дяденька в белой рубахе, кто он? — спросил Рист у матери, когда они уже почти вернулись домой. Недавняя схватка никак не выходила у него из головы: появившийся из-под земли спаситель торговки так плотно засел в воображении, что мальчик согласился бы провести на душном рынке весь день, только бы еще раз посмотреть на него.
Мать недовольно ответила:
— Это рикут. — Уловив досаду в её голосе, Рист счел за лучшее больше ничего не спрашивать.
Вечером, сидя за ужином и поглощая похлебку из куриной ноги и ненавистной брюквы, Рист объявил:
— Когда я вырасту, я буду рикутом!
Отец, работавший на заводе грузчиком, по выходным сшибавшийся на спор в драках с поддатыми друзьями, ненавидевший, по его собственному выражению, кровопийц-антаров и их прихлебателей, выпучил глаза и ударил кулаком по столу:
— Запорю!
На это его сын пригнулся к глиняной миске с плавающими, криво нарезанными кусками, и тихо, но упрямо повторил:
— А я все равно буду!
… Лежа на неудобной, узкой кровати, с промятым матрасом, Рист трогал холодными пальцами горевшие от сильных ударов ягодицы и вжимался лицом в подушку, размазывая по лицу неумолимо набегавшие слезы.
Родители ругались на кухне. Мать плакала и что-то негромко говорила отцу. Тот ненавистным басом кричал на нее:
— Ну и щенка вырастила! Удавлю обоих!
Не в силах слышать шум и женские вскрики, Рист отвернулся к стене, заткнул ладонями уши, свернулся калачиком и злым голосом прошептал:
— А я все равно буду!
* * *За завтраком Рист ерзал на деревянном табурете — наставленные отцовским ремнем синяки отдавали болью, стоило ему усесться получше. Мать, хлопотавшая по хозяйству, не выдержала, обернулась:
— Ну чего тебе не сидится спокойно?
На её правой скуле багровела длинная, распухшая полоса. Левая щека была будто чуть больше правой. Женщина перехватила взгляд сына, вздохнула, подошла к нему. Присев рядом, прижала к себе и принялась гладить золотистые непослушные пряди. Рист высвободился, посмотрел ей в глаза:
— Мама, за что он тебя так?
— Сынок, ну что ты, что ты, кушай, — мать торопливо пододвинула тарелку с яблочными оладьями. — Пройдет все, ерунда это.
Мальчик засунул в рот оладью, рванул зубами. Кусок не лез в горло. Давясь подступающими рыданиями, он тихо прошептал:
— Мама, давай уйдем куда-нибудь!
— Куда ж мы уйдем, сынок? — женщина быстро отвернулась. — Некуда нам идти. У тебя ведь братья еще есть, как же я одна-то всех прокормлю. Кушай, остынет ведь. — Она поцеловала его в макушку, поднялась, не глядя. Надо было спешить — приготовить все до прихода мужа.
Остаток завтрака прошел в полной тишине. Рист положил недоеденную оладью на край тарелки и выскользнул из-за стола.
— Ты куда? — донеслось ему вслед.
— Я погуляю немножко! — крикнул мальчик в ответ.
— Хорошо, только далеко не убегай!
— Ладно, — пробурчал Рист, но мать, занятая стиркой, его уже не слышала.
Около часа он бесцельно шатался по улицам. Высоко поднявшееся к тому времени солнце начало сильно припекать, и мальчишка остановился, соображая, где можно попить воды.
Вокруг почти никого не было; мимо прошел дряхлый старик с толстой палкой в руке, да пробежала девочка лет десяти-двенадцати, тряся копной льняных кудрей. Рист уже решил, куда отправиться, как вдруг из переулка, недалеко впереди, вышел человек, одетый в белую рубаху с темным воротником.
Сердце бешено застучало. Непослушные ноги двинулись, и он сам не понял, как отправился следом за рикутом.
Длинные тротуары сменялись каменными мостовыми, перекрестки — прямыми улочками, двухэтажные дома — бараками и наоборот. Рист не заметил, как оказался на противоположном конце города; он шел, думая только о том, как не выпустить из вида фигуру со свернутым плащом под мышкой и очнулся, когда перед ним выросло серое небольшое здание с крышей, обитой листами железа. Узкая дверь хлопнула, и мальчик остался один.
Он оглянулся вокруг: его окружали высокие кусты сирени. Проход со двора выводил на широкую, мощеную дорогу. Рист никогда раньше здесь не бывал.
Еще четверть часа он простоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать, пока дверь не распахнулась, и из нее не показался человек, которого Рист преследовал.
— Эй, ты! — крикнул рикут. — Иди сюда! Да тебе ж говорю, бестолковая голова, кому ж еще!
Мальчик несмело подошел ближе.
— Долго стоять там собираешься? Заходи!
Темный коридор встретил его запахами старой бумаги, чернил и табака. Стеклянная дверь сбоку распахнулась.
— Вот, погляди, я тебе про него толковал, — показал провожатый дежурному. — Увязался за мной через весь город, представляешь?
Дежурный цепко оглядел парнишку.
— Ты чей будешь, парень? Потерялся, что ли?
— Я ничей, — насупился Рист. — Я не терялся, мне сюда надо было.
Рикут расхохотался.
— Сюда, говоришь, надо было? А зачем?
— Я хочу стать таким, как вы, — проговорил мальчишка и исподлобья посмотрел вверх. Дежурный возвышался над ним на добрый метр.
Теперь уже загоготали оба мужчины. Отсмеявшись, провожатый сказал, утирая выступившие слезы:
— Это ты рановато заглянул. Мы к себе берем только с десяти, не раньше, парень, так что извини.
Обида взяла Риста. Он столько прошел, а эти двое смеются, и даже взять его к себе не хотят.
— Мне почти семь, — уверенно прозвучал детский голос. — И я никуда отсюда не уйду.
Рикуты переглянулись. Дежурный враз потерял всякий интерес к маленькому гостю и вяло сказал:
— Посиди, значит, сейчас придет наш старший, и решит, что с тобой делать. Имей ввиду, что возиться с тобой мне некогда, так что сиди тихо, как мышь.
Провожатый кивнул на прощание и вышел. Оставшийся зарылся в бумаги, разбросанные по столу. Рист тихонько присел на край скамьи. Облегчение охватило его.
«Ведь не выгнали пока. Может, все-таки возьмут?»
Возвращаться домой не хотелось. Мать наверняка расстроится, что он убежал, а отец снова возьмется за ремень. При мысли о широкой металлической пряжке Рист засопел.
— Сиди тихо там! — прикрикнул на него дежурный, обернувшись.
Яркое солнце заглянуло в широкий дверной проем. В коридор вошел светловолосый крепкий мужчина в серой одежде. Рикут вскочил.
— Доброго дня, господин страж! — поприветствовал он вошедшего.
— Брось ты это, Эл, — отмахнулся тот. — Приготовил документы?
— Конечно, конечно, — засуетился дежурный. — Все, как просили. — Он подал толстую стопку листков, перевязанных бечевкой. — Какие вести, господин страж? Говорят, из Приграничья прислали новую партию?
— Да куда там, — скривился светловолосый. — Такое отребье привезли! Из двадцати двое только выжило, да и те без дара. Берем, что придется, вот и выходит тоже — что придется. За последние пять лет всего трое нормальных мальчишек! Небогатый улов — эдак мы скоро все перемрем. Никто из наших сегодня еще не заходил?
— Никак нет, господин страж. — Дежурный изогнулся вопросительным знаком. — Вы первые.
— Странно, — повел носом тот, — очень странно. Такое чувство, что кто-то был, причем не из слабых. Уж не обманываешь ли ты меня, Эл?
— Что вы! Вот только мальчишку притащили, и все, больше никого не было. Вернее, он сам за Милошем увязался. Говорит, что хочет рикутом стать. Сбежал из дома, небось, боится, что трепку зададут.
Страж круто развернулся, только сейчас заметив Риста. Лицо его неуловимо изменилось.
— А чей он? — спросил коротко.
— Да кто же его знает, — пожал плечами мужчина. — Сам не сознается, а нам с ним возиться некогда. Одежда на нем чистая, не бездомный вроде как.
— Значит, в рикуты хочешь? — страж присел на корточки.
— Да, — Рист зачарованно глядел в светло-голубые глаза, выкладывая все, как на духу. — Хочу. Папка меня бьет, а мать заступается. Он и её бьет. — Мальчик быстро вытер лицо рукой. — А тут…
— Я понял, — бесцеремонно прервал его страж. — Эл! Я заберу парнишку с собой.
Глава семнадцатая
Длинная игла скользнула под бледную кожу, заставив мальчика слегка дернуться.
— А что это такое? — с любопытством спросил он, глядя, как темная жидкость уменьшается на глазах. — Я после этого стану рикутом?
Страж, сидевший рядом, засмеялся.
— Будущее покажет, кем ты станешь.
Рист закрыл глаза. Сильно хотелось спать. Он зевнул, еще раз, другой.
— Давай свяжем его, и побыстрее, — приказал страж юноше в белом халате. Вдвоем они прикрутили худые руки и ноги к металлическим прутьям кровати.
Вовремя.
Лицо спящего исказилось, челюсти судорожно сжались. Еле заметная дрожь пробежала по тонким предплечьям. На лбу блеснули капельки пота.
— Отойди, — хрипло скомандовал страж. Юноша поспешно отодвинулся в угол комнаты.
Кожа на лице посинела, рот растянулся в страшной улыбке. Ноги вытянулись напряженной струной. Тело дернулось и взлетело дугой над кроватью.
Последующие четверть часа его сотрясали, выгибали, дергали судороги, останавливаясь на мгновения, чтобы дать короткую передышку и начать в новом темпе.
Во время каждого приступа Рист невыносимо кричал.
Парень в белом халате сел на стул и отвернулся. Хоть брат медслужбы и работал здесь уже больше полугода, он никак не мог привыкнуть к этому зрелищу. Страж же, напротив, внимательно наблюдал.
Когда все кончилось, Рист затих, но лицо его еще слегка подергивалось от перенесенной боли.
— Дальше.
— Но ведь время еще не вышло, — возразил юноша. — Он может не вынести вторую дозу, если вколоть её прямо сейчас.
— Дальше, я сказал! — рявкнул страж. Медик вздохнул и принялся набирать следующий шприц.
Во второй раз Риста начало трясти почти сразу же, как только противоядие вошло в вену. Он побагровел, слабые вены на тощей шейке вздулись жгутиками. Судороги стали длиннее по времени, но реже.
Когда безвольное тело распростерлось на кровати, страж встал.
— Пока прервемся. Через полчаса воткнешь еще столько же, два раза подряд, понял?
— Понял, понял, — угрюмо кивнул парень.
— Потом дождешься меня, и продолжим.
… Очнулся Рист в глубокой темноте. Ни один предмет вокруг не был различим; казалось, что в комнате стояла ночь. Ноги, руки, спина — все болело так, словно его целый день били палками.
Он тщетно пытался проморгаться, а затем и встать, но чья-то рука надавила на грудь, укладывая обратно.
— Погоди, — раздался рядом, почти над ухом, чужой голос, — на вот, выпей.
Солоноватая вязкая жидкость со странно знакомым запахом противно потекла по глотке.
— Что это? — спросил Рист.
— Пей, пей, легче станет.
Незнакомец не успокоился, пока мальчишка не выпил три кружки. После чего легко сдернул Риста с кровати и поставил на ноги.
— Стоять можешь?
— Я ничего не вижу, — отозвался Рист. Голова кружилась; если бы чужак не поддержал его, он бы рухнул.
— Это пройдет, — помолчав, ответил голос. — Надо идти.
По ощущению тепла, коснувшегося лица, и запаху пыли, будущий страж понял, что они вышли на улицу. Несколько переходов, поворотов, мягкая земля под ногами, твердый булыжник — Рист с удивлением замечал вещи, на которые раньше никогда не обращал внимания.
— А парень неплохо держится. — Это был человек, забравший его от рикутов.
Мальчишеские ладони перехватили чужие кисти, и дорога продолжилась. Сильный аромат сирени, далекий звук проезжающих машин, горькая полынь — все это словно доносилось до него откуда-то извне.
Путь окончился просто: туго хлопнула дверь, и страж втолкнул Риста в комнату. Изнутри с одной стороны несло жаром, с другой веяло легким холодком. Он сделал шаг вперед, но грубая ладонь схватила его за шиворот.
— Впереди, через пять шагов, дыра, — сказал страж. — Пойдешь туда — провалишься в отличную яму, набитую кольями.
Рист вздрогнул и инстинктивно отшатнулся назад.
— Молодец, — одобрил провожатый, — схватываешь быстро. Слева от тебя над этой ямой на цепях висит железный чан. Цепи хорошие, крепкие, выдерживают вес взрослого человека.
Рист жадно слушал.
— В чане горит огонь, думаю, ты и так уже это почувствовал. Справа точно такой же котел, только с водой, наполненный на треть. Возле порога есть немного дров.
— Зачем? — осмелился вставить слово мальчик.
— Будешь говорить, когда я тебя спрошу, — осадил страж. — Я оставлю тебя здесь на десять дней. Твоя задача очень проста — не сдохнуть. Перестанешь поддерживать костер — замерзнешь, лето стоит только на дворе, а тут твои первые враги — это холод и сырость. Не сможешь добраться до воды — помрешь от жажды. Если станет совсем тяжко — что ж, ты вправе сам выбрать свой конец, но на кольях помирать тоже не очень приятно. Все понял?
— Понял, — дрожащим голосом ответил Рист.
— Надеюсь, ты меня не подведешь, парень. Следующий дар может попасться очень нескоро.
Дверь хлопнула, и он остался один на один с темнотой.
«Начну с костра, — решил мальчишка, — полено бросить нетрудно. Да и пить пока не хочется».
Он взял деревяшку полегче и осторожно пополз, щупая перед собой каждый сантиметр. Рист понял, что добрался до цели, когда случайно обжег палец об раскаленный металл.
Тело гудело и ныло, но мальчишка заставил себя встать и осторожно обшарить котел. Вверху железо оказалось не таким горячим. Рист зацепился руками и подтянулся, как делал это десятки раз на спор с соседским сыном.
Попасть в невидимую цель оказалось труднее, чем забраться на чан. Ему пришлось еще дважды спускаться вниз, прежде чем костер на дне затрещал и выпустил сноп искр. Оброненные поленья поднимать не стал — стоило приберечь силы.