Цакая кивнул…
— А американцы?
— То же самое — но в значительно меньших объемах, чем у британцев, раза в три меньших.
— Интересно… — задумчиво проговорил Каразде — получается, британцы готовятся к войне…
— Не к войне — поправил Ковалев — иначе бы они начали срочную эвакуацию, под любым предлогом. Это было бы заметно. Но семьи они отправляют.
— Остается один вопрос… — старческим, скрипучим голосом проговорил Гирман, и все повернулись к нему — как они выведут людей на улицы? Почему люди должны поверить их лозунгам и пойти за ними? Если у них есть столько верных им людей, готовых поддержать мятеж — почему мы не знаем об этом? Даже про десять процентов активистов мы бы знали — среди этих десяти процентов обязательно был бы наш агент и не один. В любой среде, включая и мусульманскую. В конце концов — и мы не лаптем щи хлебаем, простите…
Моисей Аронович гулко закашлялся, отхлебнул воды из стакана. Все молчали, ожидая пока патриарх сыска продолжит…
— Вот и делаю я вывод, други мои — что на данный момент никакого заговора в широких массах не существует. Да, внедрены на свои места организаторы — но не более. Те, кто будет выходить на площади, бить городовых и участвовать в массовых бесчинствах, до сих пор не знают, что они будут делать именно это. Не знают и не хотят этого делать — сейчас. Должно произойти нечто такое — что подвигнет этих людей выйти на баррикады. Нечто настолько страшное — что дома не сможет остаться ни один правоверный мусульманин. Вот так вот…
Некоторое время все молчали, пытаясь осознать услышанное. И каждый — каждый! — независимо друг от друга пришел к выводу, что старый и мудрый еврей, начальник следственного департамента МВД, тайный советник Моисей Аронович Гирман прав в своих размышлениях…
— Господа! — подвел итог Цакая — высказанную господином Гирманом гипотезу принимаем за рабочую версию и начинаем ее отрабатывать. Господин Круглов, с вас — распечатка наиболее важных событий, которые должны произойти в следующие три недели. Особое внимание — на все, что связано с исламом. Это будет провокация — террористический акт, какого еще не было. Вполне возможно — с применением оружия массового поражения. Господин Ковалев поможет вам профессиональным советом, выделит лучших специалистов…
Ковалев молча кивнул
— Срок?
— Краткий список без анализа — сегодня, двадцать ноль-ноль, с анализом — завтра, двенадцать ноль-ноль…
Когда речь шла о работе — от разболтанности коллежского асессора Круглова не оставалось и следа…
— Подходит. Далее. После составления списка с вас, господин Ковалев — меры противодействия террористической угрозе. Придется прикрыть одновременно десяток или даже два объектов — но мы должны это сделать, причем так, чтобы и мышь не проскочила.
— Сделаем… — солидно кивнул Ковалев, хотя как это сделать, он пока не представлял. Ну и что — за ним целый полицейский департамент…
— Далее. С тебя, Гиви — грузинам позволялось обращаться друг к другу по имени, в этом не было ничего такого — усиление контрразведывательного прикрытия британского посольства и посольства САСШ. И всех консульств тоже. Только не переборщи! Не дай им понять, что мы что-то знаем. И придумай легенду. Возьми какого-нибудь второстепенного осведомителя и начни его разрабатывать со скандалом, с шумом. Прессингуй их, генацвале, прессингуй! Только не дай понять, за что именно. Слушай, давай так сделаем. Завтра я тебе строгий выговор объявлю приказом, за провалы в контрразведывательном прикрытии посольств. Вот ты и начнешь — огнем дышать. А, каково!!
Впервые за все время Цакая позволил проявить себе хоть какие-то эмоции.
— Спасибо, Каха Несторович… — подчеркнуто сухо ответил Карадзе.
— А, брось. Не обижайся дорогой… Мы тебя в приказе по министерству за Новый год благодарность объявим. Тебя и всему твоему управлению. И премию дадим — по окладу. Не обижайся! На этом — все, господа, сбор — завтра, в это же время…
Гости начали покидать кабинет. Все- кроме одного. Моисей Аронович, старый и мудрый еврей остался — так было заведено еще много лет назад. Из всех людей в министерстве Каха Несторович Цакая считал себя вторым по уму, хитрости и коварству. Первое место он оставлял за Гирманом…
— Что думаешь, Моисей Аронович? — дружески прищурился Цакая, снова надевая на нос очки
— Думаю, что и ты и я будем последними поцами, если не используем выпадающий нам шанс. Великолепный, надо сказать шанс…
— Какой шанс? Ты о чем?
— Вот смотри. Сейчас мы чем занимаемся? Ловим — то одного, то другого, то третьего. Ловим, потом в кутузку, потом к судье. А сейчас нам британцы такой шанс дают — какого у нас не было и не будет. Если сейчас мы передавим и дадим британцам понять, что нам все известно — они просто отложат намеченную ими операцию. Операцию то они отложат — но вся разведсеть останется. Все те, кто работает на них, все кто спит и видит британское владычество на Востоке — все они останутся живыми — у нас в тылу. А вот если они начнут — но мы будем знать об этом и будем готовы встретить их во всеоружии. Тогда все гады вылезут из своих нор — и мы накроем одним ударом всех! Понимаешь — всех, до последнего. И что с ними произойдет — решать только нам, во время мятежа есть единственный суд — военно-полевой…
Цакая задумался — логика в словах Гирмана была…
— И что ты предлагаешь?
— Не перегнуть. Дать им зайти в ловушку. И только потом ударить.
— Но мы все равно должны что-то предпринять…
— Должны. Мы должны скрытно выдвинуть в район возможных боев самые свои лучшие силы. Скрытно — это значит скрытно, в полном смысле слова скрытно. Если мы воспользуемся военным транспортом — неважно, наземным морским или водным — британцы это быстро отследят. Но я кое-что придумал…
— Что же?
— В Балашихе расположена подчиненная нам ДОН-4, [ДОН-4, дивизия особого назначения 4. Внутренние войска в этом мире назывались "департамент жандармерии МВД". Занимались они в принципе тем, же чем и внутренние войска. Было шесть дивизий особого назначения, у которых основной задачей была борьба с массовыми беспорядками. Исходя из этого самое тяжелое, что у них было на вооружении — так это бронированные джипы — носители вооружения. Но если кому то удалось бы ознакомиться с программой подготовки этих дивизий, тот немало бы удивился, узнав что их готовят, например к "ведению боевых действий в урбанизированной местности при превосходстве противника в живой силе и технике, а также отсутствии господства в воздухе" или "штурм сильно укрепленного объекта, расположенного в урбанизированной местности на территории противника". Кроме того — в отличие от всех других частей, эти шесть дивизий дислоцировались в самой России, не на Восточных территориях, а принимали в них служить исключительно русских. Выводы делайте сами. ] проходящая по жандармскому корпусу. Один полк оставляем на месте, для создания видимости. Еще два ночью скрыто выводим на терминал стратегической железной дороги, грузим на поезда и отправляем. Как раз они в Казани перегрузятся и к предполагаемой дате начала операции будут на месте.
— Хитер, старый черт… — довольно улыбнулся Цакая…
— Ну, не поц… [поц — на идиш означает, мужской член. Если про человека говорят, что он не поц — это значит, что он не дурак. ]
Когда за Гирманом закрылась дверь, Цакая долго смотрел ему вслед, словно стараясь что-то разглядеть в узорах телячьей кожи, которой была обита дверь. Снял очки, повертел их в руках. Снова надел. Потом — решился — поднял телефонную трубку, набрал короткий, из четырех цифр внутренний номер…
— Зайди…
Через минуту в кабинете появился действительный статский советник Гиви Несторович Карадзе. Недоуменно остановился у двери, глядя на шефа…
— Дверь закрой — бросил Цакая — и ближе подойди. Сядь.
Карадзе осторожно присел на самый дальний от товарища министра стул, на самый краешек. Что происходило, зачем он понадобился — он не понимал и от этого нервничал…
— Вот что… — начал Цакая — возьми три бригады наружного наблюдения, лучших людей. Лучших! Если задействованы на другом объекте — сними их оттуда, какой бы важности задание они не выполняли. Мне нужно проследить за одним человеком. И следить за ним надо двадцать четыре часа в сутки, и даже в туалете — но очень осторожно. Любой промах он расколет в момент. Проинструктируй своих людей как следует — хитростью и мозгами он превосходит любых твоих людей на порядок. Если им покажется — просто покажется! — что он срубил хвост — значит, так оно и есть… [срубил хвост — почувствовал за собой слежку. ]
— Кто это? Я знаю этого человека?
— Знаешь. Моисей Аронович Гирман.
Бейрут, холм Ахрафи. 24 июня 1992 года
Одной из мелочей, которые отличают разведчика-виртуоза от просто разведчика является чутье. То самое шестое чувство, которое люди называют по-разному — предвидение, интуиция, глаза на затылке. Интуиция — это всего лишь продолжение опыта. Человеческий глаз принимает много больше информации, чем может отфиксировать и обработать человеческий мозг — поэтому он фильтрует сигнала по степени их важности и значимости. Неважные и незначимые сигналы регистрирует именно подсознание — то есть мозг их регистрирует, но не обдумывает и не принимает по ним решения. И в то же время, опытный человек умеет прислушиваться и к своему подсознанию — умеет выделять те самые, почти незаметные знаки, которые сознание сочло не заслуживающими внимания…
Что-то шло не так. Сноу чувствовал это — он чувствовал дыхание контрразведчиков у себя за спиной, чувствовал холодные стальные кольца наручников у себя на руках. Чувствовал — и не мог понять, почему…
Сегодня он выпил. Нет, не напился, как делают эти дикари русские — просто позволил себе немного больше, чем обычно. Коричневая, пахнущая дымком струя льется в низкий, широкий, с толстым дном бокал, разбивается о хрустальные горы льда — он любил именно наколотый ножом лед — тает, медленно согревается в руке. Обычно он пил всего один бокал перед сном. Сегодня, чувствуя что не заснет, выпил три…
Стук раздался, когда на часах было два часа нового дня. Сначала, Сноу подумал что опять начали стучать соседи — сверху уже без малого месяц шел какой-то ремонт, буквально выводя разведчика из себя. В конце то концов это — престижный квартал, он платит солидную арендную плату и имеет право на чуточку покоя. Чтобы не грохотал молоток, не визжала истошно пила. Но ремонт шел и спасением от него были только ватные беруши, коих он купил на днях уже вторую пачку.
Сноу выругался, повернулся на другой бок чтобы попытаться вновь заснуть — и только тогда вдруг понял, что какими бы придурками не были строители наверху, ремонт в два часа ночи они делать ну никак не будут…
Стучали в дверь…
Сноу поднялся, накинул на голое тело халат — его любимый, китайский, с шитьем золотой нитью. Пистолет — законно зарегистрированный — лежал в тумбочке рядом с широкой кроватью — но Сноу его брать с собой не стал. Что бы не писал британские газеты — он жил здесь и видел, что русская полиция вполне справляется с грабителями и хулиганами, и ночью можно открывать дверь вполне безопасно…
Сноу заглянул в глазок — и отшатнулся. Сначала ему почудилось, что он спит и все что происходит — это всего лишь сон, который бесследно пройдет к рассвету. Он даже шлепнул себя со всей силы по бедру, чтобы проснуться — но легкая, похожая на ожог вспышка боли убедила его что он не спит, и то что происходит — происходит в реальности…
Какого хрена он приперся сюда…
За дверью стоял Мехмет — тупое и сильное животное, прошедшее полный курс обучения в одном из лагерей, которые британцы содержали под Пешаваром. Там он показал такие успехи в умении убивать — что сам Шейх сделал его своим личным телохранителем. Собачья верность и боевые навыки, отточенные британскими инструкторами — вот и все, что было у Мехмета, во и все чем он жил. Если он отошел от Шейха больше чем на три метра — значит, Шейх послал его с заданием и, значит, случилось что-то экстраординарное…
Таких лагерей на территории Британской Индии было много, британцы учили мусульман — как своих собственных, так и пришлых, с русского Востока. Учили ненавидеть русских и немцев, учили взрывать, убивать, захватывать заложников. Учили держать в страхе целые города, уходить от полицейских облав, менять внешность и документы. Учили для того, чтобы в нужный момент забросить их к соседям, словно пригоршню чумных вшей. Чтобы лилась рекой русская, германская, арабская, еврейская — любая, но только не британская кровь. Британцы всегда, если представлялась такая возможность, убивали чужими руками — свои руки они берегли…
Все слова про "единство белых" для них были пустым звуком. Если немцев они считали отступниками, связавшимися с русскими, предавшими идеи белого, европейского братства и за это заслуживающими наказания — то русских они даже не считали людьми. Тупыми, грязными, жестокими скотами, попирающими все человеческие законы, захватившими земли, принадлежащие Британской Империи по праву.
Операция «Шторм», до начала которой оставалось всего несколько дней, должна была все изменить…
Решившись Сноу, щелкнул замком…
— Какого хрена ты… — и журналист газеты "Лондон Таймс" отлетел в прихожую спиной вперед, ударился об стену всем телом. Рухнуло на пол, хрустнуло, раскалываясь, эксклюзивное, дизайнерской роботы зеркало, перед глазами поплыли оранжевые круги…
Сильная рука Мехмета схватила журналиста за грудки и рванула вверх…
— Какого черта… — прошипел Сноу, пытаясь вдохнуть хоть немного мгновенно ставшего густым и вязким воздуха…
— Грязный маниук… — прошипел Мехмет [маниук — у арабов так называется мужчина, исполняющий роль женщины в гомосексуальном половом акте. Пассивный педераст. Это страшное оскорбление, тот, кого так назвали должен убить обидчика]
Звонкая пощечина обожгла щеку журналиста, его голова дернулась — но именно это привело его в чувство. Главное ведь не то, кто сильнее, а то — кто умнее…
— Что произошло? Пусти меня, охренел?
— Нас чуть не убили! Русские шли за нами!
Несмотря на то, что сейчас Сноу было плохо — так плохо, как ему не было уже несколько лет — от слов Мехмета ему показалось, что сердце пропустило несколько ударов. Если русские вычислили Шейха — значит, они знают про Шторм. И тогда — остается только срочно останавливать операцию и спасать годами закладывавшуюся агентурную сеть — тех, кого еще можно спасти…
— Что ты мелешь? Какие русские?
— Русские. Они стреляли по мечети. Ночью! Они стреляли по машине и гнались за нами! Была облава и мы ушли с трудом! А ты, грязный кяфир, не предупредил нас ни о чем! Или может, ты сдал нас русским?!
Сноу казалось, что тот стакан, из которого он вечером пил виски, разбит у него в голове и осколки сейчас ворочаются, причиняя нестерпимую боль.
— Отпусти меня! Отпусти, слышишь?! Иначе ни ты, ни твой шейх больше ничего от нас не получите…
Мехмет глухо заворчал, словно раздраженный пес, но разжал пальцы — и Сноу съехал вниз по стене…
Что происходит???!!!
Он попытался встать — неуклюже, со стоном. Рука шарила по полу, ища опоры. Внезапно его пронзила резкая боль — осколки зеркала в изобилии валялись на полу и на один из них он напоролся рукой…
— Закрой дверь! И включи свет…
Мехмет что-то бормоча по-арабски, повиновался…
Свет вспыхнул, больно резанул по глазам. Сноу взглянул на свою руку — и застонал от боли. Осколок резанул поперек ладони и алые капли падали на пол, впитываясь дорогим ковром…
— Пошли. Иди за мной…
Мехмет, как и любой араб, подсознательно считал белого человека, британца более сильным и умным. Это было заложено с давних времен — еще крестоносцами, а потом и веками британского владычества. Сейчас перед ним был белый человек и он должен был ему повиноваться. Тем более, что Шейх не приказывал его бить, он приказывал просто разобраться и понять — что же делать дальше…