Средиземное море, литораль. Десять морских миль от берега. Поздний вечер 30 июня 1992 года
Кто рискует — побеждает. Этот девиз изначально принадлежал знаменитому, британскому двадцать второму полку десантному полку. У двадцать третьего и двадцать четвертого полков девизы были другие — но по умолчанию этот удачный девиз считался девизом всей Специальной авиадесантной службы. И нельзя сказать, что этот девиз не подошел бы всем силами специального назначения в целом — как, например морским котиками. Спецназу МВС (море-воздух-суша), усиленная рота которого сейчас находилась меньше чем в десяти морских от берега и в пятнадцати — от объекта, который им предстояло атаковать. Кто рискует — побеждает…
Атомный реактор удалось усмирить буквально у самой последней, красной черты, нормально прошла и расстыковка с кораблем — носителем. После чего предстоял небольшой — сорок морских миль — переход к месту базирования лодки. Над Средиземным морем барражировали русские поисковые самолеты-охотники, так называемые "морские змеи", но их маршруты патрулирования были хорошо известны, и курс лодки был проложен так, чтобы последний переход не был засечен с воздуха. Была еще и сеть подводных микрофонов, улавливающих и передающих для анализа подводные шумы — но эту систему обмануть было легче. При модернизации лодки Джорджия" на нее установили огромный восьмилопастной вид малой скорости хода вместо обычных, устанавливаемых на подлодках. Звуковая сигнатура этого винта была подобрана таким образом, что она ничем не отличалась от звуковой сигнатуры судов торгового флота, которыми Средиземное море просто кишело. Поэтому, последний переход к месту стоянки прошел удачно — без сучка без задоринки…
Удачно выбрали и место, где лодке предстояло провести несколько суток — она должна была залечь на грунт буквально в десятке метров от затонувшего несколько лет назад с расколовшимся при шторме корпусом большого сухогруза. Русские поисковые самолеты помимо прочего имеют магнитометры и отслеживают появление больших металлических масс в воде. Но тут, согласно картам русских лежал затонувший корабль, возмущение приборов имело логическое объяснение и поэтому лодку так обнаружить не могли. Тем более, что она должна была лежать на дне, прикрывшись расколовшимся корпусом сухогруза и в режиме максимальной скрытности, остановив все издающие шум механизмы, которые только можно остановить. Правда перед этим лодке нужно было связаться с главным штабом Атлантического командования ВМФ САСШ, сообщить о своем местоположении и получить подтверждение на продолжение операции. А также — высадить боевых пловцов, совершить еще одну операцию, возможно, самую важную и только потом идти к точке, где она заляжет на дно.
Сейчас лодка, двигающаяся вперед по инерции со скоростью не более двух миль в час, замерла на глубине сорок метров под поверхностью. Столько же было под днищем лодки.
— Всплываем на перископную глубину! Подготовить пакет для отправки!
Шум продуваемых цистерн главного балласта не спутаешь ни с чем, он сам по себе — сигнал тревоги для тех, кто осуществляет противолодочную оборону. Хорошо, что по данным разведки ВМФ никаких датчиков у русских в этом районе, в такой близости от берега не было, а до прохождения над квадратом очередного "Морского змея" оставалось более четырех часов.
— Есть перископная глубина!
— Перископ в рабочее положение!
Современный перископ на подводной лодке — это не просто длинная раздвижная труба с системой линз как было раньше. Сейчас это — сложная система, позволяющая наблюдать за обстановкой сразу через несколько каналов — обычный оптический, ночной, термовизорный. Более того — с использование перископа можно сразу было наводить на цели торпедное оружие, передавая координаты в первый отсек лодки.
Капитан первого ранга Гэри Сойстер почему то не любил смотреть в перископ. Не любил и все, ему неприятна была сама мысль, что над водой появляется перископ, демаскируя подводную лодку. Поэтому, он смотрел на большой дисплей, на который выводилась картинка, получаемая с перископа, а перископом управлял кто-то из находившихся в рубке офицеров.
— Визуальное наблюдение — горизонт чист!
— Подтверждаю, горизонт чист, ближайший объект шесть точка четыре морские мили, гражданское судно — эхом отозвался второй специалист, заведовавший радаром.
— Отправить пакет! — скомандовал Сойстер
— Пакет отправлен, жду подтверждения — через долю секунды произнес специалист, отвечающий за связь.
Пакетом было шифрованное сообщение, содержащее основные параметры лодки и ее местонахождение и сжатое в несколько сот раз. От него остался лишь импульс, длительностью несколько миллисекунд и сейчас этот импульс со скоростью света метнулся на спутник, был им принят, обработан и через две секунды он уже был у адресата — в Главном штабе Атлантического командования ВМФ САСШ в Норфолке, штат Виргиния. Связь творила чудеса, засечь такую передачу было просто невозможно, на экране любой следящей аппаратуры она проходила как радиовсплеск непонятного происхождения. Запеленговать точку передачи тем более было нереально.
— Есть подтверждение! — на расшифровку принятого сообщения и подготовку ответа в Норфолке ушло семьдесят восемь секунд — начинаю расшифровку.
Капитан прошел к одному из компьютеров, на котором должен был появиться расшифрованный текст. Привычно прикрыл компьютер от посторонних глаз — хотя обмен шел не только шифрованный, но и с использованием условных слов — символов. Если бы кто-то и увидел ответ — все равно кроме капитана никто не знал, что "Солнечный удар" например, есть сигнал к продолжению операции.
— Погружение, глубина сто футов! — приказал Сойстер после того, как на экране появилось расшифрованное сообщение. Ударил по клавише «delete» на клавиатуре, стирая его…
— Есть погружение, глубина сто футов! Приступить к заполнению балластных цистерн! Выровнять дифферент! — офицеры в рубке подводной лодки привычно выполняли свою работу
— Первого ко мне!
Первым называли командира усиленной роты спецназа ВМФ, находившейся на корабле. Сейчас это был первый лейтенант Тимоти Ф. Лири…
Первый лейтенант появился в рубке почти сразу после вызова, дошел меньше, чем за две минуты. Интересно, где он ошивался? — мелькнуло в голове капитана
— Получено подтверждение. Солнечный удар. — коротко сказал капитан
— Великолепно — белоснежно (у боевых пловцов всегда были великолепные зубы), на тридцать два зуба улыбнулся первый лейтенант Лири — мои люди готовы начинать.
— Тогда давайте согласуем время. Я приказал опуститься на глубину сто футов. Нормально.
— Великолепно, сэр. Наша рабочая глубина, может чуть пониже.
— Сколько времени вам потребуется чтобы выйти на поверхность?
— Час, сэр.
— Достигнуть объекта?
— Три часа, сэр.
— Хорошо. Значит через три часа я наношу удар, сначала пойдет вспышка, затем — и все остальное. Первым делом отрабатываю ваш объект, потом работаю по остальным намеченным целям. Советую не торопиться с проникновением на объект — иначе как раз попадете в мясорубку.
— Мясорубка — это наша специальность, сэр — с напускной беззаботностью ответил Лири
— Хорошо, хорошо. Но все же не подставляйте свои задницы. Мне не доставить удовольствия всю оставшуюся жизнь вспоминать, что я отправил в ад не только пару тысяч русских, но и несколько десятков американских моряков. И учтите — внешний периметр охраны я смету с лица земли — но внутренний остается за вами!
— Это не проблема. Мы разберемся с ними, сэр.
Часть вторая
Третий ангел сыграет на ржавой трубе
Славу тем, кто читает судьбу между строк
И очнется вдруг воин на старом гербе
И опустит копье в установленный срок…
Бейрут, госпиталь Святого Петра. Вечер 30 июня 1992 года
— Земцова Юлия Сергеевна. Должна была проступить вчера ночью.
Дама на регистратуре, которой не мешало бы сбросить килограммов восемьдесят — медицинский халат чуть не лопался — раздраженно смотрела на меня.
— Уважаемый! Я уже несколько раз говорила — таких здесь нет. Нет и все.
— Должна была быть. Попытка самоубийства, потеря крови, проверьте еще раз!
— Я же сказала русским языком, не понимаете…
Раздражаться начал и я
— Ее здесь и в самом деле нет, князь!
Кузнецов сидел на диване для посетителей, отложив в сторону "Санкт-Петербургские Ведомости". Скорее всего, они сидел здесь и тогда, когда я вошел в холл больницы, просто мне было ни до чего, и я его не заметил. Это минус мне, причем серьезный. После того, что я сделал, мне вообще стоило бы завести глаза на затылке, а еще лучше — валить из города, вылететь первым же рейсом транспортного вертолета на «Колчак» и больше в городе не появляться. То, что я сделал не прощается.
Я подошел, присел рядом, чтобы не кричать через весь холл. Внимания на нас пока никто не обращал.
— И где же она, советник? [поскольку обращаться в соответствии с "Табелем о рангах" было не всегда удобно, "ваше превосходительство", к примеру иногда допускалось и обращение «советник» или "асессор"]
— На «Колчаке», вывезена утром, специальным рейсом. В любом госпитале в городе, даже в военном ей будет грозить опасность.
По идее, оно так. Странно, как я сам не подумал об этом.
— Она жива?
— В тяжелом состоянии, потеряла много крови. Кровь уже перелили. До сих пор без сознания — врачи пытаются определить, насколько сильно поврежден мозг. Может быть всякое.
— Что именно? — я должен был знать до конца
— Я разговаривал с врачами… — Иван Иванович тщательно подбирал выражения — состояние ее стабилизировали, она не умрет. Но может всю оставшуюся жизнь прожить как растение — это если кислородное голодание серьезно повредило мозг. Вот так вот.
Вот и расплата. За все. Не ей — мне.
— А вы что здесь делаете — после долгого, тяжелого молчания спросил я — полиция хочет допросить меня еще раз? Я по-моему сказал все, что только мог сказать.
— Не в этом дело. Нам нужно срочно покинуть город. В городе неспокойно — вы не заметили?
Если бы… Я даже вас, милейший господин Кузнецов не заметил
— Пора сматываться? — горько усмехнулся я
— Нечто в этом роде. Час назад стало ясно, что Атте удалось уйти. Получается, мы убили их идеологического лидера, руководитель же боевой организации находится на свободе. Похороны переросли в беспорядки. На несколько дней нужно перебазироваться на «Колчак» и понять, что делать дальше.
— Почему нельзя этого сделать в городе?
— Потому что в городе опасно, вы что, не понимаете? — на сей раз Иван Иванович всерьез разозлился — придите в себя! Вертолет уже ждет, нужно немедленно ехать в аэропорт!
— Поехали — поднялся я
Они ждали нас в дверях — четыре человека. Про таких можно сказать "четверо из ларца, одинаковых с лица" — самое точное определение. Дешевые, явно с одной вешалки серые костюмы, невыразительные лица, внимательные глаза. «Скорохваты» — так их называют.
— Господин Берген, господин Воронцов? — осведомился один из них, видимо старший, делая шаг веред и демонстрируя запаянную в пластик карточку удостоверения, прикрепленную к карману стальной цепочкой.
— В чем дело, господа? — надменно осведомился Иван Иванович (похоже, Берген, хотя нам как Кузнецов представлялся, у таких людей фамилий и документов — как у зайца теремов)
— Вы задержаны.
— По какому праву? Вы не ошиблись? Я чиновник по особым поручениям, мое задержание возможно лишь с санкции Генерального прокурора.
— Извольте ознакомиться
Иван Иванович шагнул вперед — и теперь против меня мог действовать лишь один из этих скорохватов. Явно какая то служба собственной безопасности. Вырубить его — да в момент. Они привыкли брать правоохранителей — полицейских, жандармов. Но не диверсанта-разведчика. Ну сделаю я его — а потом что?
— Давайте, проедем в управление, там разберемся с этим безобразием — тон Ивана Ивановича был по-прежнему надменный, а вот уверенность в голосе уже не звучала.
— Именно это мы и хотим предложить, господа.
Наручники на нас не надели, все-таки на чиновника пятого класса наручники просто так не наденешь, да и на князя, потомственного дворянина тоже. Вместо этого нас взяли в «коробочку» — двое спереди, двое — сзади. Будто арестованных конвоируют, пусть и без наручников. И в таком виде мы вышли на больничную стоянку. Фургон — настоящий большой полицейский фургон стоял чуть в отдалении от входа, потому что подъезд к зданию должен быть постоянно свободен для машин скорой помощи. Основной вход в больницу располагался на уровне второго этажа, туда вела длинная бетонная эстакада с перилами и бортиками, так что кареты скорой помощи могли не снижая скорость подъезжать ко входу. Был вечер — на удивление свежий и прохладный, после месяца удушливой жары и жуткого ливня погода наконец то смилостивилась над людьми. На горизонте, над горами клубились иссиня-черные тучи, сквозь них просвечивало садящееся за горы солнце. И к затянутому тучами небу, будто питая их, то тут то там поднимались столбы черного, жирного дыма. Я словно видел их в первый раз — до этого я просто не помнил, что со мной происходило, и мало что видел перед собой…
— Вот они!!!
Те скорохваты, двое, что шли перед нами — они и спасли нас. Весь обрушившийся на нас автоматный огонь из нескольких стволов они приняли на себя, каждый получив по десяту пуль в первую же секунду боя. Из всех первым среагировал я — упал на землю, перекатился к поребрику, дававшему хоть какую-то защиту от пуль. Чуть в стороне тяжело осел на землю Иван Иванович, грохнул одиночный пистолетный выстрел — и на него снова, свинцовой скороговоркой, ответили три автомата…
Несколько секунд. Все время какое есть — несколько секунд. Сейчас они добьют магазины, перезарядятся и пойдут вперед — один идет другой прикрывает. И расстреляют с близкого расстояния тех из нас, кто еще останется жив к тому моменту. Если кто-то еще останется жив.
Оружие! Первым делом нужно оружие — хоть какое-то. Хорошо, что руки не скованы.
Обернулся — я лежал прижавшись к самому поребрику и пули били в бетон с противным звуком, казалось что с той стороны в серую каменную массу забивают гвозди. Одного взгляда хватило понять, что дело дрянь. Двое, что шли первыми — уже не жильцы, кровь медленно текла вниз, багряня грязный бетон. Чуть в стороне от меня лежал Иван Иванович, он лежал на боку спиной ко мне в какой-то странной позе и невозможно было понять, что с ним. Один из скорохватов был жив, лежал прижавшись к бетону и держа в руках пистолет но ничего не предпринимал. И еще один — лежал буквально в двух шагах от меня. Он то мне и нужен…
Скорохват был мертв — пули прошли навылет, разворотив живот. Пачкаясь в горячей липкой массе я шарил по поясу и, наконец наткнулся на знакомую стальную рукоятку. Браунинг, пятнадцатизарядный, стандартный выбор полицейских. Один Браунинг против четырех автоматов — мало, но хоть что-то.
Заглох сначала один автомат, потом второй — меняют магазины. Сейчас сменят — и начнется. Два других редко стреляли одиночными, берегли патроны — такой момент упускать было нельзя…
Перекатился, на мгновение показался из-за поребрика. Вот где надо благодарить Санкт-Петербургское Нахимовское и офицеров, преподававших там "стрелковую подготовку" и "ближний бой", которые вместо того, чтобы вывозить нас на стрельбище до одури заставляли стрелять друг в друга из пневматики и пейнтбола. Скорее всего, ни один обычный пехотный офицер, привыкший стрелять из стрелковой стойки, на двадцать пять метров не сделал, не смог бы сделать того, что сделал сейчас я. Оттолкнувшись левой рукой, я на мгновение показался над защищавшим меня бетонным гребнем, оценил ситуацию и выстрелил. Всего один раз выстрелил — но этого хватило с лихвой. Одного из автоматчиков, целившегося из-за милицейского фургона отбросило назад, на переносице появился третий, кроваво-красный глаз. Уходя от ответного огня, я снова упал на бетон — и в следующую секунду застучали все три автомата, противно завизжали пули. Со звоном лопнуло больничное окно, затем еще одно…