— Эй, а что в ткани? — плюхнулся на траву рядом с мальчишкой Весельчак. — Меч? Лук? Палка?
— Мое проклятие, — буркнул Белик, не открывая глаз.
Присевший про другую сторону Аркан озадаченно повертел головой.
— Какое еще проклятие?
— Личное. Персональное. Очень страшное.
Рыжий непонимающе переглянулся с напарником.
— Нет, а серьезно?
— Считай, что это талисман, — сообщил мальчишка и резким движением сел. — От дураков и нахалов, сующих свои длинные носы куда не надо. Хочешь взглянуть? Только учти: эта штуковина не любит чужих рук. Если сунешься, может так отделать, что потом месяц с постели не встанешь.
— Магическая? — с опаской отодвинулся Аркан.
— Угу. Только не фонит.
— Чего?
— Ауры не дает, то есть магическим взором не засекут, — недовольно пояснил Белик. — В наследство мне, так сказать, досталась. Штука, конечно, здоровая, громоздкая, зато бережет от всего враждебного, живого и неживого, даже от магии защищает, а еще говорят… ты чего уставился? Именно что в наследство, от одного… гм, кровника. Честно говоря, я уже и сам не рад, да деваться некуда, а выбросить жалко: дорогая все-таки вещь. Продать ее нельзя, подарить — тоже, она на крови завязана, только одному роду и подчиняется. Украл бы кто… да последний придурок, который на это решился, до сих пор гниет где-то в болоте. А я теперь таскаю эту дуру с собой как проклятый, да еще и следить должен, чтобы не цапнул кто ненароком. Объясняйся с вами потом…
Весельчак зябко передернул плечами:
— Гадость какая.
— Ты прав, но у меня просто нет выбора, — печально согласился пацан. — Да и привык я уже к этой палке. Впрочем, со временем ко всему привыкаешь.
— А с тем вором что случилось? Ну, который цапнул эту гадость?
— Помер.
— От чего?
— Головы лишился, — кротко ответил Белик и вдруг оживился. — Слушай, а тебе, случайно не нужен амулетик? Я дешево отдам, всего за пару золотых… это ж почти задаром! Возьми, а?
Рыжий шарахнулся прочь.
— Какого Торка мне сдался такой амулет?! Сто лет без него жил и дальше как-нибудь обойдусь. А если приспичит, то вон — у магов нормальный закажу! Маленький, на шею, а не такой здоровенный! Убери, кому сказал!
Белик вздохнул, но послушно подтянул проклятую штуку под бок.
— Да ты не бойся. Через ткань она неопасна… вроде бы. Ну, по крайней мере, я так думаю. Хотя рисковать не советовал бы никому.
Аркан снова переглянулся с напарником и пожевал губами: магическая палка, даже деревянная, дорого стоит. А у людей подобные «талисманы» и вовсе — огромная редкость.
— Я слыхал, эльфы обожают сторожевые заклятия, — задумчиво сказал он. — И оружие у них зачаровано: хапнешь без спроса, и все — прощай, мама-папа. В лучшем случае, руку отсечет или брюхо распорет. А то и молнией шарахнет, и тогда останется от тебя только сочный кусок мяса, обжаренный до хрустящей корочки.
Мальчишка рассеянно отмахнулся.
— Не. На самом деле молния — это редкость, только у родового оружия встречается. Так наследники правящего дома развлекаются, ну и хранители иногда: у остальных-то магия, считай, тю-тю. Поэтому в большинстве своем ушастые на клинках руны рисуют. А руны — дело темное, одну линию чуть скосишь, и получишь вместо меча кривую загогулину. Да и умельцев, кто знает, как их правильно выводить, осталось всего ничего, поэтому ушастые чаще берут на вооружение простые руны, которые не могут прибить на месте. Зато сообщить хозяину о местонахождении оружия — запросто. Как сигнальный маяк — за тыщи верст видать, а там… уж на что фантазии у эльфа хватит, такая и смерть будет. Хочешь — повесят, хочешь — руки обрубят по самые плечи. Они смертных не шибко жалуют, но о расовых войнах помнят — по-крупному в конфликты не лезут. Зато мелочь вроде нас с тобой за разумных не считают, вот и отрываются при первом удобном случае.
— Хорошо сказал, — прогудел совсем рядом мощный незнакомый бас. От общего костра отделился здоровенный детина и, ковыряясь в зубах, неторопливо подошел. — Только все не так плохо, как ты говоришь.
Белик приметил этого великана еще раньше — в основном из-за громадного роста и широченных плеч, про которые в деревнях метко говорят: косая сажень. Чем-то он походил на вставшего на дыбы медведя — такой же здоровый, заросший почти до бровей. Даже ходил вразвалочку, неуклюже переваливаясь с боку на бок. Но при этом носил на плече секиру столь внушительных размеров, что в его присутствии хотелось невольно присесть, лишь бы не попасть под горячую руку. А ладонь у него, кстати, была пошире, чем иная наковальня. Его из-за этого так и звали — Молот.
— Я вот слыхал, что перворожденные законы чести блюдут, — пробасил великан.
— Когда им выгодно, может, и блюдут, — тихонько фыркнул Белик, а Аркан с рыжим скептически переглянулись. — Но у них понятие чести с нашим изрядно разнится. Иногда даже настолько, что порой и не знаешь, кто из нас больший подлец.
— Поосторожнее, пацан, — предупреждающе протянул еще кто-то, и из-за спины Молота вывернулся еще один воин с парой длинных мечей за плечами. Он был обрит наголо, одет очень просто, зато двигался так плавно и тихо, что это поневоле вызывало уважение. — Если эльфы услышат, то можешь считать, могильный холмик тебе обеспечен.
Белик кротко взглянул в неулыбчивые темные глаза незнакомца и пожал плечами.
— Хочешь сказать, я не прав?
— Может, в чем-то и прав, — проворчал Аркан. — Да только остроухие разбираться не станут: вжик — и полетит твоя голова с плеч. Один раз стерпели, но второго не простят, так что придержи язык, пацан, пока и в самом деле не отрезали. Слышь, Ирбис, там жрачка не готова?
— Не, — мотнул головой подошедший воин. — Сказали, еще с полчаса.
— Дерьмово. Я голоден.
— Я тоже, — прогудел Молот.
Весельчак вдруг задорно улыбнулся:
— Может, развлечемся, пока время есть? Эй… как там тебя… Дядько!
Седовласый воин оторвался от степенного разговора с купцом и вопросительно обернулся.
— Это для Белика я Дядько, а для остальных — Урантар.
— Да какая разница? Не желаешь размяться? Вон Ирбису заняться нечем, а мы до сих пор не знаем, на что ты способен! Не составишь ему компанию?
— Вот ведь рыжая сволочь, — спокойно констатировал бритоголовый, покосившись на приятеля, который так элегантно его подставил, но на выразительный взгляд Стража согласно кивнул. — Что ж, не возражаю. Отчего не размяться?
Дядько хмыкнул в усы и, переговорив с хозяином каравана, отправился вслед за будущим противником на берег. Проверка на вшивость… что ж, всегда следует знать, кто чего стоит и на кого можно рассчитывать в бою. Даже если тебя определил в сработавшуюся, но чужую команду сам король.
Седовласый мельком оглядел уютную заводь, слегка пологий, но ровный спуск к воде, который скоро превратится в небольшую арену, сбросил свою куртку и неспешно разулся. Потом прошелся босиком вдоль речной кромки, в одном месте зачем-то присел и растер сильными пальцами влажные песчинки. А уж потом повернулся к терпеливо ожидающему Ирбису.
Тому на вид можно было дать лет тридцать-тридцать пять. Среднего роста, неплохо сложенный. Он тоже был бос, но, в отличие от седовласого, решил сбросить еще и рубаху да закатать штаны до колен.
Дядько внимательно оглядел крепкий торс противника, на котором красовалось немало белесых полосок, и вдруг спросил:
— Красные драгуны?
Ирбис изумленно вскинул брови.
— Бронлор? Левый фланг? — быстро уточнил седовласый.
— Откуда знаешь?!
Дядько только хмыкнул: не узнать зигзагообразный след от ятагана орка на груди Ирбиса было невозможно. Как невозможно спутать грязно-серого цвета молнию на его левом плече — подобные метки есть у всех, кто хоть раз в жизни попадал под заклятие орочьего шамана. Но в последние годы сшибка со свинорылыми была только под Бронлором, вблизи Серого пика,[11] где орки лет пять назад решили испытать границы Интариса на прочность. Там еще была скверная история с пограничниками, прошляпившими разведотряды орков за пару месяцев до того, как разразилась катастрофа, и безобразным состоянием местного гарнизона, начальство которого после всего случившегося с позором перевешали. При полном одобрении короля Мирдаиса, кстати, который в том бою едва не лишился собственной короны.
Но Создатель миловал — в последний момент отбились, и почти трехдневная битва закончилась победой интарисцев. Правда, им повезло, что поблизости от Бронлора находился отряд Стражей, невесть какими ветрами занесенный в такую даль, однако они сыграли в той заварухе немаловажную роль. В том числе удержали пятачок свободного пространства вокруг своего сюзерена — ценой собственных жизней и нескольких сотен нещадно воняющих орочьих трупов, из которых потом сложили целую стену.
Спросите, с какого перепуга Дядько вдруг решил, что Ирбис — именно драгун? Да потому что приметил у него на внутренней стороне правого предплечья татуировку в виде двух перекрещенных сабель на фоне алого щита с золотой окантовкой — такие носили только знаменитые драгуны короля. Вот только после Бронлора остатки потрепанного полка расформировали, а выживших перебросили в другие части. После чего всучили медали, крепко пожали руки и… благополучно забыли. Казалось, навсегда. Хотя, как выясняется, забыли-то о них далеко не все.
На неподдельную оторопь, проступившую на лице Ирбиса, седовласый удовлетворенно кивнул: значит, угадал. А потом закатал рукав собственной рубахи, где красовался точно такой же зигзагообразный рубец. При виде него суровый мечник дрогнул, а потом вдруг широко улыбнулся и коротко, по-особенному, отсалютовал.
— Хазад!
— Хазад аймаре.[12] — Дядько повторил его жест и приглашающее кивнул: — Начнем?
Белик со скучающим видом отвернулся и побрел в сторону. Его этот бой не интересовал: Дядько был лучшим на своей заставе еще десять лет назад. И даже сейчас, почти в пятьдесят, мог дать сто очков вперед любому ловкачу.
Юноша медленно двинулся вдоль прибрежных кустов, не обращая внимания на яростный звон стали и азартные выкрики со спины. По пути безошибочно угадал, в каком месте притаился коварный гаррканец, поджидающий его подобно засевшему в засаде хищнику, и заранее обогнул наглую скотину по широкой дуге. У норовистого зверя в последние дни появилась отвратительная привычка — проверять хозяина на прочность. Видать, спокойная жизнь сказывалась: энергию девать некуда, вот он и дурачился. Или, возможно, просто повзрослел?
— Погоди, вернемся домой, и там уж будет не до шуток, — буркнул Белик, покосившись на густые заросли храмовника. — Но ты опять плохо спрятался, малыш. Я тебя чую.
Каким образом среди острых колючек вообще мог кто-то притаиться, понять было сложно: длинные шипы прошивали насквозь даже плотную кожу облегченной брони, не говоря уж о шкуре породистого скакуна. Но донесшийся оттуда разочарованный вздох подтвердил: мальчишка не ошибся. А когда минуту спустя из-за пышных кустов выбрался донельзя раздосадованный Карраш, стало ясно: хозяин снова подловил его на ошибке.
— Ты забыл задержать дыхание. — Белик с улыбкой потрепал скакуна по холке и двинулся дальше, тихонько насвистывая под нос.
Он неторопливо шел вдоль берега, совершенно не обращая внимания на пристроившегося хвостиком скакуна и несколько странных взглядов со спины. В одном месте остановился, чтобы посмотреть на верхушку высокой сосны, чему-то загадочно улыбнулся. Затем углубился в лес, погулял уже там. Снова вернулся к реке. С наслаждением умыл лицо прохладной водой. Беззаботным гулякой побрел дальше, краешком глаза приглядывая за резвящимся конем. Наконец примерно через час отыскал небольшую, но уютную полянку, окруженную со всех сторон непролазными дебрями храмовника и, бросив наземь свой неудобный талисман, растянулся на траве во весь рост, с удовольствием подставив лицо теплым солнечным лучам.
Карраш покрутился вокруг, старательно обнюхал кусты, с аппетитом съел какую-то мелкую живность, которую нашел тут же, в траве. А убедившись в отсутствии посторонних, со счастливым сопением пристроился рядом с хозяином. При этом умудрился совершенно неимоверным образом изогнуть ноги, будто там было не три, а как минимум десять суставов, поерзал и, наконец, свернулся клубком наподобие гигантского кота, прикрыв хищные желтые глаза и выставив торчком оба мохнатых уха.
— Смотри, увидит кто… как потом оправдываться будем?
Гаррканец неопределенно хрюкнул и махнул длинным хвостом.
— А ушастые? — снова спросил Белик, и вот тогда Карраш недовольно заворчал. — Знаю, мы их не любим, но придется потерпеть до дома. Как думаешь, Траш там не скучно одной?
— Гр-р-р…
— Вот и я так считаю: наша малышка не из тех, кто позволит себя обидеть. Думаю, голодной она всяко не останется — места там дикие, нехоженые. Зверье непуганое. Людей почти нет, поэтому разглядывать ее некому. А мы потом по дороге подхватим.
Гаррканец томно вздохнул, но долго отдыхать ему не дали: где-то в стороне послышался треск разрываемой ткани, сдавленный вскрик, а затем и болезненное шипение, будто агрессивный храмовник, раскинувший свои владения на много сотен шагов вокруг, поймал в колючие объятия какого-то незадачливого путника.
Карраш моментально оказался на ногах, хищно озираясь и щеря крупные белые зубы. Белик тоже прислушался, но почти сразу расслабился и покачал головой.
— Ну, надо же… совсем спятили, дурехи!
Он со вздохом поднялся и, обогнув опасную растительность по краю, углубился в лес, ориентируясь на хруст веток и чужие голоса, в которых все больше проступало отчаяние.
— Вы чего тут одни бродите? — строго спросил юноша, завидев впереди голубой сарафан и длинную цветастую юбку, из-под которой выглядывали загорелые ноги. — Зачем ушли из лагеря?
В ответ донесся слаженный девичий визг и треск рвущейся ткани — две полоумные девицы, похоже, застряли в плену у коварного кустарника. А от неожиданности так резво подпрыгнули, что тонкая ткань юбок не выдержала — начала расползаться на длинные ленточки.
— Да стойте же! — с досадой воскликнул Белик, узнав младшую дочь купца и ее служанку. — Илима! Лилька! Кому говорю! Стойте на месте или останетесь без одежды!
Вот теперь подействовало: обе красотки замерли, испуганно схватившись за изодранные подолы, и заозирались.
— Да я ото, я. Не бойтесь. Сейчас помогу. — Выйдя из-за куста, юноша с укором заглянул в испуганные глаза Илимы и все с той же досадой добавил: — Ну куда вас понесло на ночь глядя? Тут же сам Торк ногу сломит… Лилька, ты еще и босая?! С ума сошла, девка?! Это ж тебе не родной огород! А вдруг змея?
— К-какая змея?!
— К’саш… да не волнуйся, это я к слову.
— Змея-а-а! — взвизгнула служанка и едва не ринулась напролом, но Белик сумел протиснуться через колючие заросли и вовремя ухватил дурную девицу за локоть.
— Та-ак, а ну, давай за мной, — властно скомандовал он, высвободив потрепанную одежду из колючего плена, а затем взял перепуганную дуреху за локоть и хорошенько встряхнул. — След в след, поняла? И ни шага в сторону! Илима, я за тобой сейчас вернусь. Стой на месте, ладно?
В ответ на него уставилось две пары одинаково огромных глаз.
— А… змея?
Белик вполголоса выругался, после чего выволок из опасных зарослей сперва одну полоумную девицу (Лилька сразу вскочила на ближайший пень и, задрав подол, принялась лихорадочно озираться в поисках ползучих гадов), а затем осторожно вывел и вторую.
Илима, в отличие от служанки, повела себя более достойно — оказавшись на свободе, коротко поклонилась спасителю и, неловко прикрывая ладошкой порванный рукав, велела:
— Лиля, слезь и немедленно обуйся!
— Да, госпожа, — пробормотала девушка. После чего слезла с пня, сняла с шеи связанные атласной лентой башмачки и торопливо натянула прямо на босые ступни. Так же спешно опустила подол, запоздало сообразив, что совсем недавно продемонстрировала не только исцарапанные коленки, но и гораздо более привлекательные для мужского взгляда места. От последней мысли густо покраснела и тут же стрельнула глазами в сторону: увидел?
Но Белик лишь сурово нахмурился.
— Так. А теперь выкладывайте: что вы тут делаете?
— Малину искали, — спокойно отозвалась Илима.