Гермионе никогда не мечталось быть волшебницей или принцессой, она скорее видела себя в экипаже звездолёта или ксенобиологом в джунглях далёкой планеты…
Увы, но реальностью оказалась всё-таки фэнтэзи, а не научная фантастика.
Что особенно огорчало девочку, так это то, что в волшебном мире большая часть высоких наук не была в почёте. Вместо высшей математики — не слишком сложные арифмантические вычисления. Решение систем уравнений считалось едва ли не уровнем СОВ, хотя отец научил Гермиону решать их ещё в третьем классе. Вместо астрономии и астрофизики — астрология. И прочие шарлатанства в виде гаданий по чаинкам и маловразумительных пророчеств.
Школа магии и волшебства хоть и не стала разочарованием для Гермионы, но и откровением тоже не была. Достаточно быстро стало ясно, что реальные магические науки в ней не проходят — только обзорные курсы для общего образования. Всему остальному надо учиться уже после выпуска либо в маленьких частных заведениях, либо в индивидуальном порядке у наставников.
Но вот чем дальше, тем меньше было пересечений с магловской наукой у волшебного мира. Никто и не думал изучать трансфигурацию с позиции физики, зельеварение — с точки зрения неорганической и органической химии, а сам феномен появления волшебников с применением генетики…
Вот тот же парселтанг. В большинстве книг только и было сказано, что понимать змей — это очень, очень плохо. А почему? К тому же учитывая, что змееусты появлялись хорошо если раз в сто лет… Самую полную информацию удалось вытащить только лишь из книги, подаренной Поттером, где напрямую говорилось — парселтангом обычно владели наиболее сильные маги поколения. А сильных всегда опасались, и зачастую не без оснований.
Вообще в библиотеке Норда-Поттера оказалось очень много потрясающе интересных книг. Не особо древних и редких, но таких в библиотеке Хогвартса не было.
«Цензура», — как говаривал Харальд. — «Недопущение возникновения в неокрепших умах детей неверных выводов».
Гермионе нравилась эта библиотека. Нравился этот безумный дом. Но больше всего ей нравился тот факт, что в доме Харальда можно было безнаказанно колдовать. Запрет на волшебство был непреложен, ибо малолетние колдуны могли наделать таких делов, что потом спецкоманды обливейторов Министерства запарились бы стирать память очевидцам.
Но в семьях волшебников с этим было попроще — Министерство вело надзор не за конкретными людьми, а за территорией, где проживали волшебники. Так что если дома активно колдовали взрослые маги, на фоне их волшбы мелкие чары детей было практически невозможно отследить. Если только разворачивать более редкую следящую сеть и накладывать сигнализирующие метки напрямую на волшебные палочки.
Правда, Виктор Норд магом официально не считался. И чары в его доме с большой вероятностью ему принадлежать не могли, что автоматически влекло за собой расследование. Но каким-то образом аврор то ли смог скинуть следящий поводок со своего жилища, то ли замаскировать всю творимую в нём волшбу настолько хитро, что колдовать можно было абсолютно спокойно.
Если честно, то за месяц с лишним Гермиона уже чуть ли не на стенку лезла от невозможности колдовать. «Магия — мощнейший наркотик», — ухмылялся Харальд. — «Круче него только еда, вода и воздух.»
Так что визиту к Поттеру она была не просто рада, а ОЧЕНЬ рада. Ну, и проведать этого непутёвого шалопая тоже было нелишним — если не она, так кто же присмотрит за этим оболтусом?!..
* * *Гермиона осторожно спускалась по лестнице со второго этажа на первый, каждый раз морщась, когда ступени под её шагами начинали жалобно скрипеть. С некоторым трудом ориентируясь в тускло-жёлтом свете включаемых после полуночи «дежурных» ламп освещения, девочка старалась идти как можно ближе к середине лестницы — по узкой чёрно-красной ковровой дорожке.
Что лишний раз шататься ночью по дому Харальда крайне чревато — знали уже все. Томас с Финиганом три дня пытались стереть со своих лиц пятна ядовито-зелёной, светящейся в темноте краски, которой их пометили при попытке взлома холодильника. Невилл умудрился как-то активировать сигнальную сирену, а близнецы пару часов провисели в паутине, которой их опутало во время проникновения во вторую лабораторию, числящуюся лично за Нордом.
Ночью даже поход в туалет или на кухню за стаканом воды становился нетривиальным приключением. И ведь это ещё была, по утверждению Харальда, самая безобидная из линий обороны его дома!..
Теперь становилось понятно спокойствие Поттера в любых, даже самых экстремальных ситуациях. Если честно, то Гермиона терялась в догадках, как вообще можно было расти ребёнку в таких условиях. Не дом, а сплошная полоса препятствий…
Впрочем, может быть, это и было опасно и неправильно, но зато так здорово!..
Правильная и дисциплинированная Грейнджер признаваться в этом не хотела, но всё-таки признавалась. Одна из тех вещей в Поттере, которая вызывала у неё смешанные чувства, было то, что Харальд очень не любил врать. Он мог что-то умолчать или утаить, но в серьёзных вещах, типа своего отношения к дисциплине и собственных знаний был всегда честен.
— Не спится, Гермиона?
Несколько задумавшаяся девочка едва не подпрыгнула на месте, когда, спустившись в холл, услышала чей-то подозрительно знакомый голос позади себя.
— Ты меня напугал! — возмутилась Грейнджер, сразу же принимая максимально укоряющую позу. Брови грозно сведены, руки скрещены на груди, взгляд суров и не обещает виновному ни капельки снисхождения.
— Ой, простите, простите! — в притворном ужасе запричитал мальчик, поправляя закреплённый на лбу фонарь. — Простите, что я настолько кровожадный и беспощадный, и вызываю такой ужас у юных леди своими беспримерными злодеяниями…
— Не паясничай, Харальд. Лучше скажи почему ты не спишь посреди ночи, да ещё… Господи, Харальд, что это?!
— А вот встречный вопрос, Гермиона — почему ты сама не спишь посреди ночи?
— Не увиливай от ответа, Поттер, — засопела Грейнджер. — Какого дьявола ты чертишь под лестницей пентаграмму?!
Юный волшебник с напускным удивлением посмотрел сначала на здоровенный кусок белого мела у себя в руке, потом на недочерченную пятилучевую звезду в круге, а сам в это время попытался тихонько отодвинуть в тень клетку с парой лабораторных мышей.
— Какого дьявола, говоришь? — облизнулся Харальд, сверкнув глазами. — Так нынче же полнолуууние…
— Не смешно. Сатана?.. Скорее я поверю, что ты попытаешься вызвать дух Альфреда Нобеля и узнать у него секрет динамита.
— Не, динамит — это слишком опасно. Я предпочитаю АСДТ — аммиачную селитру смешанную с дизельным топливом. Террористы и городские герильяс во всём мире одобряют…
— Может хватит уже? — разозлилась Грейнджер.
— Гермиона, — вздохнул Поттер, вновь на краткий миг сбрасывая свою извечную маску шута. — Скажи, ты видишь сны?
— Да причём тут!..
— Да или нет?
— Ррр! Конечно, да! Что дальше?
— А то, что мне часто снятся очень и очень любопытные вещи… Которые я пытаюсь сходу сделать, чтобы после не забыть.
— Правда? — удивлённо произнесла девочка.
— Конечно.
— Нет, это просто не может быть правдой… Просто не может быть правдой то, что ты попытался оправдаться столь идиотским способом, Поттер!
— Вот так всегда, — вновь вздохнул Харальд. — Ты со всей душой и искренностью, а к тебе… Эх-эх-эх…
— Я когда-нибудь тебя убью… — не слишком уверенно пообещала Гермиона, потому как огорчение Поттера было слишком уж искренним.
— Все мы смертны, — с неожиданной тоской произнёс мальчик. — Вся проблема в том, что мы бываем внезапно смертны.
Харальд молча отвернулся и вновь принялся за прерванное было занятие. Мел в его руке продолжил чертить линии на лакированном деревянном полу. Невдалеке в клетке горестно запищали мыши, явно чувствуя, что юный изверг сегодня не успокоится, пока не прольёт их кровь.
Гермиона в некотором смущении потопталась за спиной Поттера. Она уже забыла, зачем встала с постели в этот час, но ещё не поняла, почему до сих пор не ушла прочь от этого ненормального пацана и его живодёрских опытов, как правило, дурно пахнущих в прямом и переносном смысле.
— Харальд…
— Что? — равнодушно поинтересовался мальчик.
— Э… А… — а вот это самое "что" Грейнджер придумать не успела. Ей просто не хотелось оставаться в тишине, нарушаемой лишь скрипом мела, мышиным писком да шумом дождя на улице. — А зачем тебе мыши?
— Сегодня мне наконец-то приснилось, как можно заложить достаточный заряд магической силы в артефакт на длительное время, — спокойно пояснил Харальд. — Алмазов, рубинов или даже карборунда мне для таких экспериментов жалко (да и нет их), а значит традиционные пути запасания энергии мне недоступны. Так что я решил попробовать запечатать в предмете энергию живого существа — если всё получится, то мне удастся перенести самоподдерживающийся сгусток, которому не потребуются мощные оковы типа сверхпрочной кристаллической решётки…
— Знаешь, это очень похоже на тёмную магию, — заметила Гермиона. Очень спокойно заметила — как будто бы это было само собой разумевшееся. Даже слишком спокойно — этого от себя она совсем не ожидала.
— Ну да, — не стал отрицать Поттер. — Но, знаешь ли, даже простеньким светлым заклинанием разогревания пищи можно вскипятить человеку глазные яблоки…
— Тёмная магия потому и тёмная, что предназначена лишь для мучений и убийств, — возразила девочка. — Ей не вскипятить чайник и не постричь волосы.
— Верно. И поэтому её так боятся. Поэтому её и запрещают. Потому что даже в руках одного психопата настоящая боевая тёмная магия может натворить очень-очень страшных делов… Но! Можешь не беспокоиться, Гермиона — я делаю это вовсе не из-за природных наклонностей маньяка и убийцы… Хотя, может и из-за этого тоже, хе-хе…
— Издеваешься, — хмыкнула Грейнджер. — Только не забывай, что настоящие маньяки тоже начинали с малого — мучили животных, например…
— Не, это не ко мне — я кошек люблю, против собак ничего не имею, да и мышей тоже нахожу прикольными зверьками… Но во-первых, на самом деле эти прикольные зверьки — гадкие и опасные вредители, которые разносят заразу…
— А во-вторых?
— А во-вторых… — Харальд на секунду задумался. — Знаешь, Гермиона… Ничто на свете не достается даром. Если ты хочешь получить что-нибудь, то должен отдать взамен нечто равноценное. В алхимии это называется принципом равнозначного обмена. Поэтому эти мыши отдают жизни ради науки и прогресса. Всякие вакцины от смертельных болезней тоже, знаешь ли, сначала на их сородичах пробуют, чтобы потом людей спасти…
— И тебе их ни капельки не жалко? — не выдержала девочка и задала давно вертевшийся у неё на языке вопрос.
— Жалко, конечно, — пожал плечами Поттер. — Мне вообще всех жалко, и я мечтаю, чтобы изобрели лекарство от рака и настал мир во всём мире… Вот только если хочешь мира — нужно готовиться к войне, а если хочешь мира во всём мире — нужно готовиться к мировой войне. Вот я и готовлюсь. Потихоньку. Начиная с малого. Раньше я вообще думал, что все дети растут так — взрывают самодельные бомбы, стреляют из пистолетов и винтовок, изучают наставления по партизанской войне в условиях города, учатся драться и убивать… Но потом я пришёл в Хогвартс. Где все детишки играли в плюй-камни и квиддич, мда… Ничего так контраст, правда?
— Знаешь, это всё-таки…
— Ненормально? Да, я и сам так считаю. И отец мой точно так же считает. И вообще любой нормальный человек так считает. Вот только в наше ненормальное время быть нормальным небезопасно и глупо. Если во тьме лучший проводник — слепец, то в эпоху безумия пусть всех поведёт сумасшедший…
И таким даже не могильным, а космическим холодом повеяло от этих слов, что Грейнджер стало не по себе.
— Слушай, заболталась я тут с тобой совсем уже, Харальд! Я же вообще встала молока выпить. Всё, я пошла.
— Да, конечно иди, Гермиона, — закивал Поттер, откладывая мел в сторону и пододвигая клетку с мышами к себе поближе. — Парни, ничего личного, но моя работа защитника волшебной Британии предполагает и дератизацию в том числе…
Интерлюдия 1
"…И тогда я сказал: "Больше ты не совершишь ни одного злодеяния, мерзкое чудовище!", и метнулся вперёд. Огромные кривые когти монстра просвистели рядом с моим лицом, но я оказался быстрее оборотня и вонзил в его тело свой кинжал.
Чудовище отшвырнуло меня прочь, я пролетел по воздуху десять футов и проломил собственным телом старый гнилой забор, окружавший заброшенный дом. Но я тут же вскочил на ноги и выхватил из внутреннего кармана мантии запасную волшебную палочку.
Утерев кровь из рассечённого при падении лба, я бесстрашно бросился вперёд, проговаривая про себя специальное заклинание, долженствующее окончательно изничтожить монстра…
Но этого уже не требовалось.
Монстр жалобно скулил, зажимая глубокую рану на боку, из которой непрерывным потоком хлестала кровь. В его янтарных глазах я узрел понимание того, что оборотня покидает то жалкое подобие жизни, которое проклятое существо влачило с самого своего рождения. Испустив последний полувсхлип-полувой, животное вытянулось на земле — недвижимое и безжизненное.
Понимая, что столь опасную тварь нельзя оставлять непогребённой, я сжёг его тушу мощным огненным заклинанием, а затем предал пламени и весь проклятый дом, в котором в страшных муках гибли невинные американские крестьяне…"
Моложавый мужчина лет сорока пяти с небесно-голубого цвета глазами и шикарной золотистой кудрявой шевелюрой широко зевнул, потянулся и на мгновение оторвался от печатной машинки.
Мимоходом взглянул на стоящее на письменном столе зеркало, белозубо улыбнулся во все тридцать два зуба и слегка поправил причёску.
Восходящая звезда волшебной Британии Гилдерой Локхарт был несколько утомлён, но вполне доволен. Ещё до того, как он отправится в этом году в школу чародейства и волшебства Хогвартс, он сумеет дописать очередной том своих "мемуаров", которые сделали его настоящей звездой.
Рецепт успеха оказался до безобразия прост — не слишком искушённые в плане современной литературы маги, принимали произведения Локхарта на ура. Все эти таинственные расследования, охота за чёрными колдунами, оборотнями и вампирами в самых экзотическим уголках мира сделали книги Гилдероя событием номер один в этом году…
Разумеется, на самом деле это были никакие не мемуары, а просто олитературенные байки и легенды самых различных видов, которых отставной обливатор Министерства за свою карьеру навидался выше крыши. Увы, но пенсия государственного служащего оказалась слишком мала для привыкшего к красивой жизни Локхарта, поэтому он настойчиво искал пути заработать денег и славы для себя любимого.
И ведь нашёл!.. Теперь только осталось развенчать один из самых стойких мифов современности о том, что должность преподавателя защиты от тёмных сил в Хогвартсе проклята, получить внушительное учительское жалованье и принести себе ещё чуточку популярности.
— Впрочем, моей популярности и так может позавидовать кто угодно, — доверительно улыбнулся Гилдерой своему отражения в зеркале. — Даже сам Мальчик-Который-Выжил…
Кстати, надо будет как-нибудь использовать к своей выгоде тот факт, что знаменитый Гарольд Поттер будет его учеником. Очень здорово было бы спасти его от какой-нибудь смертельной опасности и получить уже этот треклятый Орден Мерлина о котором мечтал всю службу… А то — стыд и позор, куча наград за выслугу лет и безупречную службу, но ни одного боевого ордена…
Звонок в дверь вырвал Гилдероя из сладостных мечтаний, как рыдающий от счастья Министр вручает ему награду, а вокруг толпятся сотни прелестных поклонниц.
— Наверное, опять письма… Ох, уж эти фанаты…
Локхарт, беззаботно насвистывая себе под нос какой-то весёленький мотивчик, вышел из своего кабинета и подошёл к входной двери.
— Да-да?
— Мистер Лохкарт, я к вам от директора Дамблдора насчёт вашей поездки в Хогвартс… — прозвучал из-за двери глухой мужской голос.
Удивлённый Гилдерой, внутренне недоумевая, что от него понадобилось знаменитому Дамблдору, когда его на должность избрали члены Попечительского совета, распахнул дверь.