– Вот что ей, по-моему, действительно нужно, так это выпить чего-нибудь покрепче, – предложила Барбара, садясь на кофейный столик и придирчиво, но дружелюбно рассматривая Люсию. – Что за дом у нас, тетя Каролайн. Мы отстали от жизни лет на сто. Коктейль не из чего сочинить! До обеда виски и шерри и после обеда бренди. Бедный Ричард не может даже сделать себе «Манхэттен». А Люсии сейчас очень бы не помешал «Бокал сатаны».
Мисс Эмори пришла в ужас:
– «Бокал сатаны»?! Это еще что такое?
– Такой коктейль. И, если доме есть все, что нужно, делается очень просто, – ответила Барбара. – Наливаешь бренди пополам с ментоловым ликером и добавляешь немного красного перца. Без перца не то. Потом смешиваешь. Совершенно бесподобно, эффект гарантирован.
– Барбара, разве ты не знаешь, я неодобрительно отношусь к алкоголю, – сказала мисс Эмори, пожав плечами. – Мой отец говорил...
– Уж не знаю, что он там говорил, – перебила Барбара, – но выпивал наш дражайший дед в день бутылки по три, не меньше. Кто об этом не знает?
На мгновение Кэролайн вспыхнула и едва удержалась от резкости, но сдержалась и с улыбкой ответила:
– Джентльмены – это совсем другое дело.
Однако юная Барбара и на этот счет придерживалась иных взглядов.
– Ничего не другое дело, – сказала она. – Во всяком случае, лично я не понимаю, с какой стати позволять им быть другим делом. Они всю жизнь этим пользовались. – Барбара извлекла из сумочки зеркальце, пудреницу и губную помаду. – Ну-ка посмотрим, как мы выглядим, – сказала она себе.
Что-то там привело ее в ужас.
– О боже! – сказала она и принялась яростно красить губы.
– Прошу тебя, Барбара, – сказала тетка, – зачем так намазывать губы, да еще ярко-красной помадой? Она такая вызывающая...
– Надеюсь, – сказала Барбара. – Зря она, что ли, стоит семь шиллингов и шесть пенсов.
– Семь шиллингов и шесть пенсов! Что за безумие, столько денег на...
– На «Стойкий поцелуй», тетя Кэролайн.
– Как ты сказала?
– На помаду. Помада называется «Стойкий поцелуй».
Тетка сердито шмыгнула носом.
– Я еще понимаю, намазать губы, когда холодно или ветер, чтобы не потрескались. Чем-нибудь жирным, например ланолином. Ланолин у меня есть. А помада...
– Дорогая тетя Кэролайн, если хочешь, могу подарить эту помаду тебе. В конце концов, лучше уж подарить, чем потерять где-нибудь в такси. – С этими словами она убрала помаду в сумочку.
Мисс Эмори взглянула на племянницу с недоумением.
– Что ты хочешь этим сказать, в каком такси? Не понимаю, – она пожала плечами.
Барбара поднялась с места, подошла к диванчику и встала у Люсии за спиной, облокотившись на спинку.
– Ничего страшного, зато Люсия меня поняла, правда, солнышко? – сказала она, слегка пощекотав ей шейку.
Люсия Эмори рассеянно перевела на нее взгляд.
– Прости, я не слушала, – отозвалась она. – Что ты сказала?
Кэролайн вспомнила наконец, чего ради пришла.
– Знаешь ли, дорогая, – сказала она Люсии, – меня всерьез беспокоит твое самочувствие. – Кэролайн перевела взгляд на Барбару. – Ей нужно принять что-нибудь профилактическое. Что у нас есть? Лучше всего, конечно, соль. Но, к сожалению, оказалось, что утром Элен, когда вытирала пыль, разбила мой флакон.
Барбара, поджав губы, поразмышляла.
– Знаю! – наконец воскликнула она. – Ты забыла? Больничный склад!
– Какой еще больничный склад? Что ты сегодня болтаешь? Какой склад!
Барбара села на стул рядом с теткой.
– Помнишь ящик, который оставила Эдна?
Мисс Эмори просветлела.
– Ах да, конечно! – И, повернувшись к Люсии, добавила: – Жаль, ты не успела познакомиться с Эдной. Это моя старшая племянница, сестра Барбары. Они с мужем уехали в Индию месяца за три до твоего появления. Эдна очень способная девочка...
– Очень, – согласилась Барбара. – Только что родила двойню. А так как капуста в Индии, кажется, не растет, то, наверное, она нашла их под каким-нибудь развесистым манговым деревом.
Мисс Эмори позволила себе улыбнуться.
– Ну, хватит, Барбара. Я хотела сказать, что Эдна во время войны выучилась на фармацевта. И работала в госпитале, в войну он у нас размещался в городской ратуше. А потом, после войны и до самого замужества, она продолжала работать, но уже в больнице графства. Про микстуры и пилюли она знает все. В Индии ей это пригодится. Но о чем бишь я? Ах да! Перед отъездом она оставила целый ящик лекарств. А что нам было делать со всеми этими ее бутылочками?
– Я прекрасно помню, что она нам сказала с ними делать, – отозвалась Барбара. – Она, перед тем как переехать к мужу, упаковала все лекарства в ящик. И сказала нам их рассортировать и отправить в больницы, а мы забыли или, по крайней мере, сделали вид, что забыли. Ящик убрали на шкаф. Даже Эдна заглянула в него только раз, уже когда собиралась в Индию. Так что там он и стоит, – Барбара махнула рукой в сторону шкафа. – Так никто ничего и не рассортировал.
Барбара придвинула стул к книжному шкафу, взобралась и сняла сверху большой черный ящик из жести.
– Пожалуйста, дорогая, не беспокойся, – пролепетала Люсия.
Барбара не обратила на нее никакого внимания, сняла ящик и поставила на стол.
– Ну, – сказала она, – по крайней мере, я его хоть сняла.
Она заглянула внутрь.
– Господи, да тут целая аптека, – ахнула она и принялась вынимать одну бутылочку за другой. – Йод, бальзам Фрайра, что-то непонятное: «Микст. Кард. Ко», касторовое масло, – она скривилась. – А вот что-то интересненькое!
Барбара достала несколько запечатанных склянок из темного стекла.
– Атропин, морфин, стрихнин, – прочла она на этикетках. – Берегитесь, тетушка Кэролайн, теперь, если вы меня рассердите, я подсыплю вам в кофе стрихнину, и вы умрете в страшных мучениях.
Барбара устрашающе потрясла склянкой, а Кэролайн отмахнулась от нее со смехом.
– Да, но для Люсии ничего нет, – проговорила Барбара, складывая бутылки и склянки обратно. Она еще держала в руке склянку с морфином, когда Тредвелл открыл дверь и в библиотеку один за другим вошли Эдвард Рейнор, доктор Карелли и сэр Клод Эмори. Первым вошел секретарь, молодой человек неприметного вида лет двадцати восьми – двадцати девяти. Он подошел к Барбаре и с любопытством взглянул на ящик.
– Что, мистер Рейнор, интересуетесь ядами? – спросила она, не прекращая своего занятия.
Следом за ним к столу подошел и доктор Карелли, очень смуглый темноволосый человек лет около сорока. Одетый в прекрасно сшитый костюм, ухоженный, обходительный, он прекрасно говорил по-английски, с едва заметным акцентом.
– Что это у вас здесь такое, мисс Эмори? – спросил он.
Сэр Клод, который о чем-то беседовал с Тредвеллом, задержался у двери.
– Вы все поняли? – громко спросил он.
– Безусловно, сэр.
Тредвелл вышел, а сэр Клод приблизился к остальным. Не обратив никакого внимания на предмет общего интереса, он сказал:
– Надеюсь, доктор Карелли, вы меня извините, если я уйду к себе? Мне необходимо написать еще несколько писем. Рейнор, не могли бы вы пойти со мной?
Сэр Клод вошел в кабинет, и Эдвард Рейнор направился следом. Когда дверь захлопнулась, Барбара вдруг выронила из рук склянку.
Глава 4
Доктор Карелли быстро нагнулся, поднял ее и хотел было вернуть. Но взгляд его упал на этикетку, и невольно доктор воскликнул:
– Ого, что это! Морфин! – Потом взял другую, которая все еще лежала неубранная на столе: – Стрихнин! Позвольте узнать, дорогие леди, откуда у вас такие смертельно опасные штучки? – И Карелли с интересом заглянул в ящик.
Барбара взглянула на холеного итальянца с неприязнью.
– Наследие войны, – коротко бросила она с ехидной усмешкой.
Кэролайн заволновалась и подошла к доктору.
– Не хотите ли вы сказать, доктор, будто здесь и впрямь яды? Яды опасны для жизни. А этот ящик стоит на шкафу уже несколько лет, и ничего. Нет-нет, здесь у нас безвредные препараты, иначе быть не может.
– Прошу прощения, – сухо отозвался доктор Карелли, – половины содержимого этих склянок хватило бы отправить на тот свет человек двенадцать. И вы называете это безвредными препаратами? Тогда я не понимаю, что такое вредное.
– О господи! – в ужасе выдохнула Кэролайн и тяжело опустилась на стул.
– Вот, например, – продолжал Карелли, обращаясь ко всем троим одновременно. Он взял в руки еще одну склянку и медленно прочел: – «Стрихнина гидрохлорид». Семь-восемь этих крошечных таблеток, и смерть обеспечена. Довольно неприятная смерть, между прочим. Даже в высшей степени неприятная. – Он достал из ящика еще одну. – «Атропина сульфат». Отравление атропином напоминает отравление трупным ядом. Тоже довольно мучительная смерть.
Отложив атропин, он достал третью.
– Так, а это что такое? – сказал он, тщательнее, чем прежде, выговаривая слова. – «Гиоцина гидробромид». Звучит безобидно, не так ли? Но должен вас огорчить, милая мисс Эмори, половины этих крошечных белых таблеток хватит, чтобы... – Он сделал выразительный жест. – Никаких мучений. Человек просто быстро уснет. Скорый сон без сновидений. Вечный сон [2].
Он подошел к Люсии, держа склянку в вытянутой руке так, словно предлагал ей проверить на себе справедливость этих слов. Губы его улыбались, но взгляд оставался холодным.
Люсия завороженно смотрела на склянку. Она потянулась к ней, повторила, словно под гипнозом:
– Скорый сон без сновидений... – прошептала она.
Доктор Карелли с любопытством взглянул на Кэролайн. Потрясенная, она молчала. Пожав плечами, со склянкой в руке Карелли отошел.
Дверь открылась, и появился Ричард. Ни слова не говоря, он сел за письменный стол. Следом за ним вошел Тредвелл с подносом, на котором стояли кофейник и чашки. Тредвелл поставил поднос на столик, а Люсия принялась разливать кофе.
Барбара взяла две чашки, одну отнесла Ричарду, села и отхлебнула кофе, пока он не остыл. Доктор Карелли тем временем складывал склянки в ящик.
– Знаете, доктор, – сказала Кэролайн, – своими разговорами про все эти сны без сновидений и страшные смерти вы меня до полусмерти напугали. Полагаю, вы так хорошо знаете яды, потому что вы итальянец?
– Дорогая леди, – рассмеялся Карелли, – вы несправедливы к итальянцам. Разве ваши слова не non sequitur [3]? Почему итальянец должен разбираться в ядах лучше, чем англичанин? Насколько я знаю, яды, как говорится, оружие женщин, а не мужчин. Или, быть может, вы вспомнили об итальянке? Быть может, вам даже пришло на ум имя Борджиа? Не так ли, а?
Он отнес чашку Кэролайн, вернулся к столику и взял себе.
– Лукреция Борджиа, это чудовище! Да, если говорить честно, я вспомнила именно о ней, – призналась тетушка Кэролайн. – В детстве она мне снилась в кошмарах. Я представляла ее себе очень бледной и, как наша дорогая Люсия, высокой и черноволосой.
Доктор Карелли протянул Кэролайн сахарницу. Она отрицательно покачала головой, взяла у него из рук сахарницу и сама поставила на поднос. Ричард отодвинул чашку, взял со стола журнал и принялся его перелистывать. Кэролайн продолжала:
– Да, тогда мне снились кошмары. Как будто я в комнате, где сидят только взрослые и ребенок только я одна, все что-то пьют из прекрасных кубков. Потом входит красивая женщина – как ни странно, действительно похожая на тебя, Люсия, – и протягивает кубок мне. По ее улыбке я понимаю, что пить нельзя, но почему-то не могу отказаться. Она будто гипнотизирует взглядом, я пью, в горле начинает жечь, я задыхаюсь. Потом, конечно, я просыпалась.
Доктор Карелли подошел к дивану, шутливо поклонился Люсии и сказал:
– Дорогая Лукреция, пощадите нас, бедных.
Люсия на шутку не отозвалась. Она не слушала. Повисло молчание. Доктор, чему-то улыбнувшись, отошел, допил кофе, поставил чашку. Барбара оглядела собравшихся, залпом проглотила свой кофе. Всеобщая мрачность ей надоела.
– Как насчет музыки? – предложила она и направилась к граммофону. – Ну-ка, что тут у нас? А-а, это замечательная пластинка, сама купила позавчера. – Пританцовывая, Барбара принялась напевать. – «Айки... у-у-у, это еще что, ну и ну». А это?
– Ах, Барбара, дорогая, что за вульгарные песенки! – Мисс Эмори даже поднялась и сама заглянула в пластинки. – Здесь же есть куда более приятные вещи. Хочешь легонького, пожалуйста, вот тебе Мак-Кормак. «Священный город» – замечательное сопрано, не помню, правда, кто поет. И вот это... «Мельба» обычно выпускает приличные вещи... А-а... О-о! Да! Гендель, «Ларго».
– Прошу тебя, тетя! Не хватало сейчас только Генделя, – возмутилась Барбара. – Нет уж, если тебе непременно нужно что-нибудь тяжеленькое, то вот тебе итальянские оперы. Вот в них вы должны разбираться, доктор. Идите-ка помогите.
Карелли подошел к столу, и они втроем склонились над пластинками. Ричард все еще листал журнал.
Люсия встала и медленно, будто бы бесцельно, приблизилась к жестяному ящику. Убедившись, что никто на нее не смотрит, она достала склянку с наклейкой «Гиоцина гидробромид» и высыпала в ладонь почти все ее содержимое. В этот момент открылась дверь кабинета, на пороге появился Эдвард Рейнор. Незамеченный Люсией, он смотрел, как она положила склянку обратно и отошла к кофейному столику.
Из кабинета донесся голос сэра Клода. Что именно он сказал, никто в столовой не разобрал, кроме секретаря, который повернулся и ответил:
– Да, конечно, сэр Клод. Сейчас я принесу кофе.
Он шагнул было к столику, но остановился, услышав новый вопрос:
– А где письмо Маршаллу?
– Ушло с дневной почтой, сэр Клод.
– Рейнор, я ведь предупредил!.. Пожалуйста, идите сюда, – загремел ученый.
– Прошу прощения, сэр, – сказал секретарь, вернулся в кабинет, и дверь снова закрылась.
Люсия, оглянувшаяся на голос, не поняла, что Рейнор заметил, чем она занималась. Стоя спиной к мужу, она высыпала все таблетки себе в чашку и присела на край дивана.
Неожиданно граммофон ожил и заиграл фокстрот. Ричард отложил журнал, одним глотком допил кофе и сел рядом с женой.
– Ловлю тебя на слове. Я решился. Мы уедем.
Люсия с удивлением взглянула на мужа.
– Ричард, – тихо сказала она, – ты это серьезно? Уедем? Но мне показалось, ты говорил... А как же?.. Откуда ты возьмешь деньги?
– Есть много способов добыть денег, – хмуро ответил Ричард.
– Что ты хочешь этим сказать? – с тревогой спросила Люсия.
– Я хочу сказать, что если человек любит свою жену так, как я тебя, он что-нибудь непременно придумает. Непременно.
– Мне больно тебя слушать, Ричард, – сказала Люсия. – Значит, ты мне так и не поверил, ты решил купить мою любовь за...
Она замолчала, и тут дверь кабинета снова открылась и снова появился Эдвард Рейнор. Он подошел к столику, взял в руки чашку, Люсия при этом отодвинулась в угол, а Ричард задумчиво встал у камина и загляделся в огонь.
Барбара, пританцовывая под музыку, хотела было пригласить кузена на танец. Но вид у него был до того мрачный, что она отвернулась к Рейнору.
– Не хотите ли потанцевать, мистер Рейнор? – спросила она.