У меня кольнуло в боку. Сердце заныло и потянулось к нему. Я обнял его, прижавшись щекой к макушке, и отступил.
— Мы всегда будем вместе, — пообещал отец. — Можешь не сомневаться. Я же один из предков, а они всегда приходят на выручку!
Я кисло улыбнулся в ответ и сунул руку в туман, расползающийся из медальона. Меня моментом втянуло внутрь.
Глава 8. Ученики бывают разные
Молочная мгла рассеялась, и я попал в узкий лаз. Пришлось ползти на четвереньках. Не знаю, чем волчья тропа отличается от портала, вроде здесь нет чистилища и администрации. Это совершенно другой путь, о котором они знают, но пока не могут прибрать к рукам.
Полз недолго. Скоро лаз кончился, и дорогу преградил пахнущий луком мешок. Я навалился плечом и сдвинул его в сторону. В нос ударил солёный морской бриз с главной Черногорской пристани.
Интересно, дядя всегда останавливается у третьего причала? Я поднял глаза и не успел удивиться табличке с номером три на столбе, как разглядел знакомый силуэт чёрной шхуны. Всегда! У него хватает денег, чтобы обзавестись постоянным местом.
— Как мы сюда попали? — удивленно воскликнул Евлампий. — Таких точных порталов не бывает.
Я промолчал. Не горю желанием с ним болтать. Не решил, как себя вести, а пререкаться со шпионом чести мало. Хотя с другой стороны, ткнуть ему маленькую шпильку не помешает.
— У оборотней свои пути, — гордо заявил я и, встав с четверенек, надменно прошествовал к трапу.
Решив не терять даром времени, я поднялся на борт.
— Тита дрита! Кого засёк мой глаз! Заморыш! Все полпуда кишок с костями! — услышал я до боли знакомый голос.
Оливье торчал на мостике, облокотившись об штурвал.
— Я, как на грех, уже хлебнул за твоё упокоение, — радостно сообщил он.
— Вы даже не попытались меня спасти! — оскорбленно проговорил я.
— Как? — удивился дядя. — Я что, по-твоему, обязан объявить войну целому миру? Я приплыть туда, и то не смог бы. Там нет ни морей, ни рек, ничего. Одни горы и пустыни. Как ты вообще оттуда выбрался?
Он сбежал вниз по лестнице и подошёл ко мне.
— Вот! — воскликнул я, приподнимая цепь ошейника. — Меня приговорили к лишению права на одиночество и отпустили. Теперь у меня собственный карманный голем!
— Поздравляю! — ощерился дядя. — Балдёжное украшение. Скажи спасибо, что его уменьшили до карманных размеров. По мне, было бы гораздо кучерявее, если бы ты болтался у него на шее. Не лезь в бочку, ты легко отделался.
— Я должен официально заявить, что отделываться — не правовая формулировка, — высказался голем.
— Засохни! — махнул рукой дядя. — Ко мне претензии есть?
— Мастер Оливье, я должен официально заявить, что обвинения в браконьерстве с вас сняты. Высший судья Тринадцатого Тёмного Объединенного мира перенес ваше наказание на Люсьена Носовского!
— Сам скумекал, — процедил Оливье, не глядя на Евлампия.
Проигнорировав бормочущего голема, дядя придвинулся вплотную и уставился мне в глаза.
— Чего приперся-то?
— Куда? — не понял я.
— Ко мне! Думал, сопли тебе буду вытирать, крысеныш? Дам поплакать в жилетку и пожалею? Тресни! Нет у меня жилетки!
— Я вернуться хотел, — обиделся я.
Вышло скорее жалобно. Даже оскорбленно молчавший голем прочистил горло, но Оливье не дал ему встрять. Отодвинувшись, он деловито сообщил:
— Жалею, будто империк посеял. Я ж размечтался, что ты мой истинный ученик. Что посвятишь жизнь служению вкуса! Будто ты тот, кто мне нужен, — он скрипнул зубами, — но ты слишком долго пропадал, я нашёл нового.
— Нового?
— Соснового! — взвился дядя. — Чё слюни распустил? Я виртуоз, художник! Я маэстро! Ученики становятся в очередь, чтобы овладеть моим искусством.
Я обрадовался, хоть и не подал виду. Чуть не сказал, куда он может запихать своё искусство, не развернулся и не ушел, но вовремя вспомнил о письме.
— Учитель, извини. Письмо моего отца. Перед тем, как навсегда покину корабль, не мог бы ты его отдать?
— Письмо? — Оливье задумчиво покрутил ус. — Каракули!
Он повернулся и зашагал к себе в каюту, продолжая на ходу.
— Когда ты сбежал с големом…
Я последовал за ним. Вот как это называется. Я-то думал, меня похитили, а оказывается, я сбежал в чужой мир для того, чтобы меня осудили.
— …я сунулся в письмо, но ни буквы не разобрал. Сплошные закорючки. Жабры кракена, у вас, что собственная письменность?
Я кивнул.
— Такое и в бреду не примерещится, — усмехнулся дядя.
Входя в каюту, он выразительно посмотрел на меня, и я остался у двери.
Дядя вышел через минуту с конвертом в руках.
— Держи! Только просвети на кой оно тебе?
— Как дела у отца узнать, — соврал я.
Оливье заковылял обратно на мостик, а я остановился у фальшборта и, раскрыл конверт.
Любопытный голем сунулся, но, ничего не поняв в наших иероглифах, снова залез на плечо.
«Дорогой сын. Ты единственный, кому я могу доверить эту ответственную миссию. Ты особенный, пусть ты ещё и сам об этом не знаешь. Достойный преемник правителей прошлого, судьба оборотней и всех тридцати миров в твоих руках. Поглотители магии подымают голову. Новое вторжение не за горами. Кроме нас никто не защитит тридцать миров. Как ты знаешь, все маги с их боевыми заклятиями ничто против поглотителей. Мы единственные способны противодействовать им, но, благодаря стараниям императора, ошейники не дадут нам сражаться. Совет посылал прошение, но император не верит в угрозу вторжения и не хочет даровать нам свободу. Боюсь, когда он примет верное решение, будет слишком поздно. Бросай всё и поступай в ученики к Оливье. У него вечные проблемы с последователями, поэтому он не откажет, а я подсоблю, чем смогу. Старый мерзавец за годы скитаний по мирам раздобыл прорву магических артефактов. В его руки попал символ свободы. Несмотря на нашу дружбу, Оливье упорствует. Совет старейшин пытался выкупить артефакт, но он отказался. Ты должен добыть его любой ценой. К сожалению, я точно не знаю, как он теперь выглядит. Важно другое!
С помощью символа свободы мы снимем ошейники. Это наш единственный шанс!Все оборотни надеются на тебя, а я верю.
Твой отец.
P.S. Письмо уничтожь.»
Снять ошейник! Что может быть желаннее? Знать бы ещё на что похож артефакт. А так найди то, неизвестно что. Да ещё и отбери у самого противного и несговорчивого мерзавца во всех тридцати мирах.
Мысли лихорадочно крутились в голове, но ни одна и отдалённо не походила на план.
Сложив письмо, я разочарованно пхнул его в потайной карман рубахи и с тоской посмотрел на берег. Потом на мостик. Куда деваться!
— Сходить будешь? — закричал Оливье. — Я что целый день из-за тебя на приколе торчать буду?
Я подошел ближе к мостику, переплетая вспотевшие ладони.
— Учитель! — просительно протянул я. — Можно остаться?
— Зачем? — не понял Оливье.
— Ведь я хороший ученик, — заканючил я. — Открыл книгу рецептов. Делал всё, что вы говорили. Достал тролличью ногу.
Оливье наклонился через перила, вглядываясь в меня.
— Припёр на корабль кощея! А в лагерь боевого голема! — проревел он. — Ты противный, как кишечник волосатой змеи!
— Но ведь ничего плохого не случилось? — жалобно промямлил я.
— Потому что я всегда настороже, — уже спокойнее сказал он. — У меня есть ученик, два нужны мне также как требуха тиамата!
— Пусть победит достойнейший, — прошептал Евлампий.
Пригодилась каменюка. Дело говорит, другого выхода нет. Придётся посоревноваться.
— Два ученика, конечно, много, — собравшись с духом, начал я. — Но я первый и от своего ученичества отказываться не собираюсь. Я за него срок схлопотал.
Оливье ухмыльнулся и покрутил запястьем, мол, продолжай. Воодушевлённый, я развил тему.
— Будет справедливо, если вы устроите состязание между учениками. Кто победит — тот и останется.
— Умаслил! — крикнул дядя. — Буду ежедневно давать задания, а как вернёмся, решу, подмастерье, а кто кизяк какозы!
— Справедливо, — согласился я.
— Ты возмужал, крысеныш! Я бы сказал, вырос! — он снова усмехнулся.
Я кивнул, словно похвала из его уст обычное дело, но всё же скрылся с глаз, чтобы он не увидел предательский румянец на щеках. Вариантов отступления не было, поэтому я ретировался на кухню.
— Вали, — весело прокричал Оливье. — Знакомься с противником.
Я снова кивнул, будто он меня видел, и открыл дверь на камбуз.
— Отдать концы! — скомандовал дядя.
Я собрался с духом и вошёл. На корабельной кухне почти ничего не изменилось. Те же столы, приборы, посуда. Только у котла, кипящего над огнём, парила фея.
Признаться, я не ожидал увидеть не то что фею, а вообще девушку. Почему-то в моём понимании ученик должен быть мужского пола. Не ученица ведь?
— Здравствуйте, мадемуазель! — расшаркался голем.
Фея вспорхнула нал столом, обернувшись искрящимся облачком.
Тоже мне соперница. Зачем Оливье вообще взял её в ученики? Что за феена кулинария? Смешайте крупинку пыльцы и капельку росы. Наелись? Тогда полетайте, полетайте! Желание само пропадёт! Он что издевается?
— Чё надо, трям-рям? — фыркнула фея, превратившись в миниатюрную девушку.
— Говори! — прошипел голем в ухо.
— Я ученик мастера Оливье, — представился я.
Лицо феи исказилось.
— Бывший, трам-рам, — выкрикнула она и полетела в нашу сторону, сжав кулаки.
Я прикрылся руками, а бестия схватила висящую у двери косичку лука и вернулась к котлу. Взяв нож, фея принялась кромсать лук. Именно кромсать, потому что так его не режут. Она размахивала ножом с такой силой, что кусочки разлетались по всему камбузу. А выражение лица, которое в другое время я назвал бы привлекательным, сейчас напоминало оскал чупакабры. Хотя нет. Глаза, несмотря на кипящую в них злость, остались соблазнительными.
— Извините, — вступил я. — мы неправильно начали, давайте попробуем ещё раз.
Евлампий ободряюще похлопал меня по плечу, и я продолжил:
— Меня зовут Люсьен, а вас?
— Люся, — представилась фея.
Мне показалось, что она издевается, коверкая моё имя. Хорошо ещё, что я быстро догадался, что это не так. Потому что она поправилась, процедив сквозь зубы:
— Людмила.
— Очень приятно, — подсказал Евлампий, и я повторил за ним.
Фея кивнула.
— Понимаете, я не бывший ученик. Я мастера Оливье не бросал. Меня похитили и отвезли в Тринадцатый Тёмный Объединенный мир против воли. Когда я получил свободу, то сразу к учителю вернулся.
Голем недовольно заёрзал на плече, но промолчал.
Люся презрительно посмотрела на меня.
— Ты должен был стараться сильнее, трым-рым, — безапелляционно заявила она. — Учитель очень переживал. Места себе не находил, но ты не спешил к нему, а шлялся по городу с какой-то девкой. Бессовестный эгоист, тром-ром!
— Но как… — попытался я.
— Мы приплыли в Черногорск два дня назад, и видели тебя в порту! — возмущенно прервала фея, и негодующе добавила. — Трям-рям!
— Но я защитнице помогал…
— В первую очередь, ты обязан учителю, а уже потом долговязым магичкам! Трём-рём!
Евлампий захлопал маленькими ручками. Пришлось злобно на него зыркнуть. Он сразу успокоился, потупившись. Память о предательстве ещё свежа. Надо пользоваться, пока его вероломство травой не поросло.
Я перевел взгляд на фею. Её одними словами не остановить.
— Я всю жизнь мечтала приобщиться к высокому искусству. Доставлять чародеям все возможные кулинарные удовольствия. Наконец-то, моя мечта осуществилась, и тут приходишь ты. Неблагодарный, недостойный, бывший ученик и говоришь, что я занимаю твое место! Трум-рум!
Она наставила на меня палец с длинным серебристым ногтем и продолжила, срываясь на истерические нотки.
— Ни за что! Я никогда не покину пост добровольно. Теперь я ученик маэстро! Ясно? Трим-рим!
— Ещё бы, — согласился я. — Яснее ясного.
— Понятней понятного, — поддержал голем.
Фея пока не обращала внимания, что я говорю разными голосами.
— Точнее точного, — объяснил я, — но я тоже хочу быть учеником маэстро. Поэтому, будем соревноваться, и победивший останется учеником, а проигравший покинет корабль. Трам-рам!
Не знаю, как так вышло, дурацкая феина приговорка, сама сорвалась с губ. Я испугался, что Людмила запустит в меня