Эпл натянула на лицо свою подленькую улыбочку, как бы призванную подчеркнуть ее особые права и достоинства.
— Я не с тобой говорю, Бекка, так что лучше прибереги свои проповеди для себя самой. — Ее взгляд перетек на Рушу, а в голосе и в выражении лица не было и капли жалости. — Пусть только па услышит, как ты ведешь себя, как отказываешься выполнять священный долг женщины, позоря Праведный Путь, и тогда тебе придется радоваться, если ты лишишься только удовольствия потанцевать. Как бы тебе не пришлось мечтать о том, чтобы вообще живой вернуться на нашу ферму.
Руша испустила тонкий жалобный вопль и нашла спасение в объятиях Бекки. Пришедшая в ярость Бекка уже раскрыла рот, чтобы достать Эпл своим острым как бритва языком и пообещать ей еще кое-что похуже, как только она успокоит Рушу. Однако Бекке не пришлось прибегать к угрозам. Какая-то тень упала на входное полотнище, закрыла половину лица Эпл и преградила доступ свету.
— Объясни мне, дочка, как это получилось, что ты стала играть роль альфа нашего хутора? — Раскатистый бас па еще никогда не казался Бекке таким добрым и ласковым. Она увидела, как лицо Эпл бледнеет, увидела, как ее голова рывком исчезает из-под полога, а потом Бекка услышала режущий свист хлыста, что означало начало трепки, которую вряд ли получал какой-нибудь хуторской мальчишка за порчу ценного имущества. Пол закончил наказание словами: — Может, тебе самой лучше посидеть в палатке до начала танцев, Эпл. Хоть на танцевальной площадке света бывает много, но у тебя все же так будет побольше шансов.
Дел не смогла удержаться от злорадного смешка. Сара Джун и Руша несколько раз непроизвольно радостно взвизгнули, услышав, как па говорит прямо в лицо их самоуверенной кузине, что он не слишком высокого мнения о ее шансах и на этом празднике.
Бекка услыхала, как Эпл что-то бормочет насчет необходимости зашить рубашку Дэниелу и отдать ее ему. Шорох ее удаляющихся юбок, метущих пыль, говорил скорее о бегстве с поля боя, чем о достойном отступлении. После этого снаружи раздался голос па, требующего, чтобы Бекка вышла к нему.
— Па, я хотела бы поработать над…
— Надеюсь, не над своим бальным платьем? Каким же дураком, ты, должно быть, считаешь меня, если полагаешь, что такая причина может сработать хотя бы еще раз! Господин наш Царь свидетель, Бек, что ты у нас вроде Пенелопы. — В глазах Пола вспыхнула гордость, когда он увидел на ее лице краску стыда. — Вот теперь узнаю свою девочку! Немного нашлось бы девчонок, которые бы покраснели от моих слов. Для большинства твоих кузин Пенелопа — просто имя, но твое образование позволяет тебе видеть больше. Правда, пока это только книжное знание. Теперь тебе не вредно получить кое-какие знания о мире, в котором ты живешь. Пошли, девочка. А от неприятностей я тебя уберегу.
И вот Бекка уже идет по тропе, ведущей от лагеря Праведного Пути прямо в безумное, дикое, страшное и полное чудес сердце Имения Добродетель. Идет, держась шагах в двух позади своего па. На этот раз Бекка ощущала гораздо меньше страха. Шум, толкотня, странность обстановки — все это как будто утратило свою остроту и силу, вчера еще грозившую обратить Бекку в каменного истукана. А когда они проходили мимо загонов со скотом и корова чуть было не положила свою голову на плечо Бекки, та даже глазом не моргнула, а не то чтобы пустилась в бегство.
Они прошли дальше, чем заходили вчера со своими сопровождающими. Там и сям попадались каменные тротуары и бревенчатые гати. Бекку потрясло богатство и величие увиденного. Взгляд на суровое и недовольное лицо отца подсказал ей, что это выставленное на всеобщее обозрение богатство для Пола граничит с безбожным расточительством. Она попыталась взглянуть на окружающее глазами отца, но жажда насладиться зрелищем таких чудес оказалась сильнее. Она держала взор опущенным, но преимущественно для того, чтобы скрыть от па выражение своих глаз, а не из предписанной женщинам скромности.
Они остановились возле одного из самых высоких домов, какие только приходилось видеть Бекке даже в Добродетели.
— Подожди-ка меня здесь, — сказал па.
Остаться тут одной?! Надо было бы испугаться, но страха почему-то не было.
— Хорошо, па, — вот и все, что она ответила.
— Я не задержусь. Это то место, где встречаются купцы из Коопа. — Он похлопал по туго набитому рюкзаку. — Надо свести счета за этот сезон.
Бекка смотрела, как он исчезает за дверями, глазами такими же сверкающими, как глазки певчих птичек, такими же чистыми, как вода. Она даже не спросила отца — нельзя ли сопровождать его. Если б такое было возможно, он взял бы ее сам. А если уж говорить правду, то она радовалась, что осталась одна в первый раз за все эти дни, вольна делать все, что захочется. Она заняла указанное ей место и постаралась не дать сердцу волю, чтоб не запеть от радости наконец-то обретенной свободы.
Сначала Бекка держала глаза опущенными к земле, а спиной изо всех сил вжималась в стену дома. Но очень скоро ее взгляд стал постепенно подниматься. С полуопущенными веками она внимательно следила за всеми, кто разгуливал по улице. Без особого труда Бекка поняла, что эта часть селения принадлежит самим торговцам. Хотя простая хуторская одежда Бекки бросалась здесь в глаза, как бросается зеленый сочный стебель проса в гуще цветущего клевера, но никто из прохожих не обращал на нее никакого внимания. Все были заняты собственными важными делами.
Почти каждый из тех, кто проходил мимо, носил городскую одежду, привлекавшую взгляд яркой расцветкой и тонкой выделкой. Бекке ужасно хотелось потрогать ее, чтобы осязание подтвердило то, во что уже успели поверить ее глаза. Она слышала акцент, столь странный, что надо было долго вслушиваться, чтобы понять, что горожане говорят на ее родном языке. У некоторых голоса были высокие, щебечущие, почти женские. Впрочем, они никак не могли быть женщинами. Ни одна юбка не прошла мимо, метя оборками пыль. Все носили сапоги, бриджи и куртки с большими, свободно лежащими на плечах капюшонами, которые могли закрывать голову.
Бекка как раз раздумывала о том, не попадет ли она в ад за то, что представила себе, каково это будет, если натянуть на ее ноги городские бриджи, когда появился па.
— У меня в кармане премия, Бек, — сказал он и похлопал по груди своей рубашки с очень хитрым видом. — Вполне оплатит мои кровь и пот, что я пролил над этими счетами. Репутация Праведного Пути среди торговцев Коопа очень прочна. Они попросили нас об услуге. Проверить новые семена. Если эти семена дадут то, чего ждут торговцы, то каждый акр сможет прокормить в десять раз больше ртов, чем кормит сейчас.
— Это замечательно, па! — Бекке жуть как хотелось посмотреть на эти многообещающие семена, но было похоже, что тут ей подрежут крылышки. Такой замечательный дар наверняка сейчас же запрут за семью печатями Мужского Знания, и семена предстанут перед глазами женщин только тогда, когда превратятся в нечто обыденное.
— Как думаешь, стоило нам прогуляться ради этого, а? Не боялась, пока ждала меня? — спросил Пол, улыбаясь. Она покачала головой. — Молодец. Этот сектор отведен только для горожан. А любой из них скорее умрет, чем нанесет оскорбление деревенской девушке, даже если она стоит на улице в полном одиночестве, как стояла ты. Так что я знал, что ты в безопасности. А ты знаешь — мне верить можно. — Его лицо смягчилось, но Бекка уже успела отвернуться.
Ничему не верь, когда имеешь дело с мужчинами.
Пол с Беккой направились опять в сторону своего лагеря. Когда они проходили через рынок Имения, то услышали тоненький пронзительный голосок, который звал Пола по имени.
— Пол! Эй, Пол, погоди минутку! — Вертлявый маленький человечек, раздвигая толпу, пробирался к ним сквозь рыночную суету.
Бекка взглянула на своего отца, спрашивая взглядом, кто такой этот странный человечек. Сначала она было подумала, что это расстояние так забавно искажает его истинный рост, но когда он приблизился вплотную, она увидела, что он ниже ее на целую голову.
— Виджи, очень рад видеть тебя! — Пол протянул человечку обе руки так, как он делал всегда, когда встречался со своими маленькими детьми. — А это дочь Хэтти — Бекка. Помнишь, я говорил тебе о ней? Бек, это Виджи с хутора Благоговение.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, мистер… Виджи. — Бекка низко склонила голову, скорее по привычке, чем из уважения. Она никак не могла представить, как это случилось, что такой человеческий огрызок был другом и ровней ее па.
Спрятав карие глаза под лохматыми, посеребренными сединой бровями, он быстро оглядел ее с ног до головы. Губы Виджи обрамляли темно-каштановые усы и маленькая остроконечная бородка того типа, который Бекка встречала только на картинках в книгах. Волосы, почти целиком скрытые под бесформенной шляпой, спасающей от солнца, были такой же смесью белого и каштанового цветов, как и брови.
— Не зови меня мистером, девочка. В твоих устах это слово явно идет не от сердца, а потому его трудно считать почетным.
Отец Бекки расхохотался, увидев, как на лице его дочки появилось выражение растерянности и стыда.
— Господи, Виджи, иногда я начинаю верить, что разговоры, будто ты обладаешь внутренним зрением, все же имеют под собой основу.
— Так оно и есть, — ответил маленький человек совершенно серьезно. — Я могу читать и в сердцах, и в умах, и в будущем — или сразу во всех трех.
— Это ты так говоришь! — Пол похлопал карлика по плечу, для чего ему пришлось немного нагнуться. — А вот в том, что ты проделал с Беккой, тоже присутствовал твой внутренний взгляд? Ну-ка, выкладывай правду!
Виджи подмигнул ему.
— Да одного взгляда было достаточно, чтоб увидеть, как она колеблется, называть ли ей такого крошку мистером. Ты ведь чувствовала себя почти так же, как если б титуловала одного из своих надоедливых малышей-родственников, правда, девочка? — Он пощекотал Бекку под подбородком. Рука была мягкая, гладкая, приятно пахнущая и без отметин, говорящих о привычке к труду.
— Отвечай же мужчине, Бек, — приказал Пол.
— Вы действительно видите то, что говорите, мисс… Виджи?
Карлик покачался на каблуках, его внимательные умные глаза, казалось, впитывали в себя рыночную суету. Потом и, как считала Бекка, совершенно невпопад он спросил:
— Ты любишь читать, дитя?
За Бекку ответил Пол:
— Моя Кэйти утверждает, что Бекка самая прилежная ученица из всех, какие у нее были. Вряд ли на хуторе есть хоть одна книга, которую она прочла бы меньше двух раз.
«О па, па, если бы ты только знал!» — подумала Бекка. Книжка-призрак все еще была при ней… При ней, как всегда. Она не могла рисковать, оставляя ее в девичьей палатке, даже в собственной дорожной сумке.
— Я ведь ее спрашиваю, Пол. — Виджи понизил голос и придвинулся так близко, что Бекка ощутила сложную смесь запахов — клевера, табака и еще чего-то странного, чего она никак не могла определить; возможно, так пахнут те кислые желтые плоды, которые продавали торговцы Коопа на одном из прилавков рынка. — А сказки ты читала, Бек?
— Некоторые.
— А из тех, что называются волшебными?
Она вспомнила человека в броне и огромное чешуйчатое чудовище на картинке. Потом подумала о том, что читала в книжке-призраке: так было не всегда. «Вот о чем ты говорила мне, мама, даже тогда, когда читала мне волшебные сказки».
— Да.
— Тогда ты знаешь, как меня звать… и что я такое есть… мое правильное название.
— Вы… — Она взглянула на отца, ища в его лице признаков неудовольствия и не находя их. Лицо Пола не выражало ничего. — …Вы — гном.
У Виджи была необыкновенно приятная улыбка — таких она еще не видала.
— Отлично. Смела, умна и очень любознательна, готов поклясться чем угодно! — Он поглядел на Пола. — Еще один Елеазар, а?
Пол засунул руки в карманы и гордо выпятил грудь.
— А почему бы и нет? Они ведь кровные брат и сестра.
— О, я об этом не знал. В моей огромной голове должно поместиться очень много знаний, чтоб довести это маленькое тельце до спокойной смерти.
— Ты нас всех переживешь, Ви… — Пол остановился, сморщил нос, а потом громко чихнул. Неудивительно — рынок был насыщен самыми экзотичными запахами и еще большим количеством пыли, поднимаемой колесами телег. Расчихаться мог кто угодно.
Бекка видела, как ее па вытащил из нагрудного кармана рубашки свой носовой платок. И одновременно оттуда же вылетел маленький мешочек, небрежно завязанный бечевкой, содержимое которого рассыпалось по пыльной земле рынка.
Девушка испуганно вскрикнула и упала на колени рядом со своим па. Ей не требовалось подтверждения, что рассыпалось нечто очень ценное. Опытные семена, назвал их отец, и при этом он действовал так, будто в мешочке хранились какие-то священные таинства, а вовсе не твердые, белые, похожие на гвоздики зерна.
Семена — это семена. Их нельзя терять, нельзя выкидывать. Острые глаза Бекки замечали каждое зернышко, валявшееся в пыли, задолго до того, как ее пальцы подбирались к нему, чтоб спасти и убрать подальше. Когда она собрала столько зерен, сколько могла удержать, она протянула отцу то, что лежало в ее сложенных чашечкой ладонях.
Но он не обратил внимания ни на Бекку, ни на ее драгоценные семена. Он все еще стоял на четвереньках, подобно большому хищному зверю, хотя на земле уже давно не осталось несобранных семян. Подбирая своими грубыми пальцами невидимые Бекке зерна, он шепотом обменивался с Виджи какими-то секретами прямо на людной торговой площади.
— …дела в Благоговении?
— Плохо… кое для кого. Женщины с грудными детьми заблаговременно начинают присматривать потайные местечки, где можно укрыться. Мать Тазара ведет себя так, будто все уже кончено, будто она намерена командовать всеми остальными женами, ибо точно знает, чью задницу им придется лизать, коль они хотят сохранить своих деток.
Пол покачал головой и поднял еще одно зернышко, которого там отродясь не бывало.
— Дура. Я знаю Тазара. Он неплохой парень, но всегда делает только то, что полагается делать. Он не станет заводить любимчиков, даже если речь пойдет о его собственной матери. Ты уверен, что именно он станет…
— А у нас все равно больше никого подходящего нет. Разве что явится какой-нибудь бычок со стороны. В чем я сомневаюсь. Все тут видели, каков Тазар был на ринге в прошлый праздник. Если им так хочется помереть, так проще это сделать у себя дома.
— Бедняга Джед.
— Ну Тазар знает способы, чтоб проделать это быстро, а это куда больше, чем сделал Джед для своего отца. — Глаза гнома сузились. — Никогда ему не прощу, что он заставил Да умирать так мучительно и долго.
— Твой отец заслуживал лучшего, Виджи… — Пол встал, стряхнул горсточку собранных им зерен обратно в мешочек и вытер пыльные руки о свои штаны. — Но разве многие получают то, что они заслужили…
— Па…
Пол наконец был вынужден заметить Бекку, стоявшую перед ним с пригоршнями семян, перемешанных с пылью. Но вместо благодарности за усердие он сердито прошипел:
— Чтоб тебя Господин наш Царь прибрал к себе! Неужели всем моим дочкам ниспослано наказание иметь такие длинные уши? Какое право ты имела подслушивать наш разговор? Я намерен…
Виджи тронул его за локоть.
— Возьми у нее семена. Пол. — Его голос казался мягче его собственной кожи, а глаза не отрывались от лица Бекки. — Говори с ней нежно. О да, говори нежно и мягко с этой девушкой, рожденной от чресел твоих. Ибо несет она на плечах тяжкий груз, а предстоит ей вынести куда больше.
Бекке хотелось громко закричать. Ей хотелось отступить назад, повернуться к ним спиной и без оглядки бежать домой. В ее сердце вошел новый страх, черный ужас перед тем, что этот человечек, словно вышедший из сказок, сию же минуту возложит на нее свои неправдоподобно мягкие руки. В его голосе сейчас не было и следов былого оживления, он трансформировался в неестественно тихий и монотонный звук, от которого золотистые волоски на руках Бекки встали дыбом. Ей хотелось криком предостеречь отца, заставить его переломить этого коротышку надвое, чтоб он защищал ее, как положено настоящему альфу защищать своих женщин. Но она знала, что па не послушается ее, и понимала, что слова карлика содержат в себе силу, способную навсегда сокрушить мир, к которому она так привыкла.