– Я весь к вашим услугам.
– Тогда… не могли бы мы навестить реку Мерси?
– Могли бы. Ливерпуль?
– Именно Ливерпуль. А после этого – вы наверняка рады будете это услышать – наше маленькое приключение подойдет к концу.
– Boshe moi! – шумно вздохнул граф. – Что означает что-то вроде «Господь, благослови».[23] Так русские говорят в очень тяжелую минуту или в минуту величайшего облегчения. Пойдем, не опоздать бы на поезд.
Президент Авраам Линкольн был расстроен. Заседание кабинета министров не только не выдало решения проблем страны, но и стремительно перерастало в банальную перебранку.
– Есть пределы, которые мы не смеем переступить – и не переступим, – заявил министр финансов Сэмон П. Чейз твердо и решительно. – Во время войны – да, народ облагался более высокими налогами и притом шел на некоторые лишения и на жертвы. Но война давно кончилась, и люди вправе ожидать какой-то отдачи за свои мучения, каких-то элементарных удобств. Я не могу согласиться снова подымать налоги – и не буду.
– По-моему, вы меня не расслышали, мистер Чейз, – в холодной ярости процедил Гидеон Уэллс. – Как министр военного флота, я обязан следовать предписаниям конгресса. Конгресс же мудро приказал наращивать флот, дабы следовать мировым тенденциям. Когда другие страны вооружаются, мы должны следовать их примеру, дабы обеспечить передний рубеж обороны нашей страны. Мощь современного флота опирается на броненосцы. Они стали больше, быстрее, сильнее, лучше вооружены, а броня стала крепче. И все это стоит денег. Я достаточно ясно выразился?
Не успел взбешенный Чейз раскрыть рот, как в разговор встрял военный министр Эдвин М. Стэнтон:
– А вот тут я должен напомнить вам всем, что содержание в поле двухсот тысяч хорошо обученных солдат обходится в полтора миллиона долларов в день. Как и военный флот, я получил наказ конгресса наращивать и содержать эту армию…
– Джентльмены, джентльмены, – возвысил голос Линкольн, чтобы утихомирить разгорающуюся свару, – мне кажется, что мы тут спорим о взаимоисключающих предметах. Ничуть не сомневаюсь, что у каждого из вас имеется свое мнение. Но я созвал сегодня совещание, чтобы просить у вас совета и чтобы вы объединили умы в поиске решения актуальной и серьезной проблемы – непримиримости британцев и попрания ими международного права в массовых масштабах против нашей страны. Вот какой совет мне сейчас отчаянно нужен. Умоляю, забудьте свои разногласия и высказывайтесь только на эту тему, будьте любезны.
Сидящие вокруг длинного стола погрузились в молчание. Наступившую тишину нарушало лишь гудение шмеля, влетевшего в распахнутое окно. Сердито потыкавшись в стекло, он наконец отыскал путь на свободу, и стало еще тише. В этом безмолвии негромкий голос Уильяма Г. Сьюарда прозвучал очень отчетливо.
– Будучи государственным секретарем, я обязан откликнуться на просьбу президента. Мое ведомство не сидело сложа руки. За границей послы и государственные служащие пытались уговорить другие страны присоединиться к нам в протесте против британского беззакония. Вынужден признать, тут мы потерпели крах. Многие европейские страны, достаточно крупные и достаточно сильные, чтобы Британия прислушалась к их мнению, связаны с британской королевской династией родственными узами, а более мелкие страны попросту не станут слушать. К сожалению, больше мы почти ничего не можем предпринять.
– Я могу лишь посоветовать вашим представителям приложить побольше сил, – сказал Иуда П. Бенджамин. Потерпев поражение на президентских выборах, он великодушно согласился вернуться на свой пост министра по делам Юга. – С каждым днем я получаю все больше и больше жалоб от хлопковых плантаторов. Они не могут полагаться исключительно на внутренний рынок и ради прибылей должны искать сбыт за океаном. Захват британцами такого множества хлопковых кораблей доведет их до банкротства.
Это безрадостное заявление встретили кивками понимания. Затем, прежде чем еще кто-нибудь успел что-то сказать, дверь приоткрылась, и в нее проскользнул секретарь президента Джон Хей. Что-то негромко сообщил Линкольну, и тот кивнул.
– Понимаю. Подождите секундочку, Джон, пока я изложу это кабинету. Джентльмены, до моего сведения доводят, что внизу дожидается президент Ирландии вместе с ирландским послом. Он связался со мной вчера вечером, вскоре по прибытии, и просил о встрече. Я же уведомил его о заседании кабинета и просил присоединиться к нам. Надеюсь, вы согласитесь, что заявление, которое он собирается сделать, имеет величайшее значение для всех собравшихся.
– Несомненно, – поддержал Сьюард. – Надо позвать его.
Хей вышел. Министры ждали в молчании. Вернулся он в сопровождении двух мужчин в черных костюмах. Выражения их лиц были под стать цвету их платья – на них читалось уныние на грани отчаяния.
– Президент Росса, – объявил Джон Хей, и тот кивнул. – А с ним посол О’Брин.
– Очень рад, – сказал Линкольн. – Джон, поднесите-ка эти стулья. Джеремия, последний раз мы виделись в годину тяжких испытаний.
– К несчастью, Авраам, испытания не кончились – скорее уж усугубились, и я начинаю опасаться, что моя бедная страна отдана на милость некой библейской чумы.
– И я могу назвать источник этой чумы, – подхватил ирландский посол. – Прошу вас, простите за такие речи, но слова эти рвутся из моей души. Британцы – вот чума, опустошающая нашу бедную страну.
– Именно, – кивнул Росса. – С каким теплом я вспоминаю те безмятежные дни осуществления мечты, когда президент Линкольн присутствовал при моей инаугурации. Какими чаяниями был напоен воздух! Мы только что прошли через муки войны, но никто не сожалел об испытанных лишениях. Ирландия стала свободной, свободной после стольких веков ига! Сам воздух благоухал ароматом свободы, глас ее слышался в церковном благовесте. Мы наконец-то стали единой страной, от Белфаста на севере до Корка на юге. Единой и вольной самостоятельно определять свое будущее.
Росса окинул заслушавшихся членов кабинета министров взором ввалившихся глаз, под которыми залегли черные тени тревоги.
– И как же быстро это подошло к концу! Вместо того чтобы отстроить заново и воссоединить Ирландию, мы вынуждены снова встать на ее защиту. Лодки наших рыбаков сжигают у них на глазах. Наши приморские города и селения подвергаются набегам и грабежам. В то время как ирландских мужчин и женщин – и даже детей! – в Англии хватают прямо в их жилищах и сгоняют в отвратительные концентрационные лагеря. Что делать? Что делать?!
– Президент Росса, мы задаемся тем же самым вопросом, – подал голос Сьюард. – Мне кажется, мой государственный департамент не оправдывает ожиданий американского народа. Несмотря на наши старания отыскать мирный выход, наши хлопковые суда по-прежнему захватывают в открытом море.
– Наверное, есть только один ответ, – голос Россы был полон безысходности. – Наверное, мирного решения действительно нет. Наверное, мы должны противостоять ужасу и угрозе. Не вижу иного выхода, учитывая известные нам факты. – Он весь подобрался и оглядел сидящих. – Наверное, мы должны поступить, как поступали – как поступали и вы – прежде. В последний раз призвать британцев покончить с мародерством. Напомнить им о долге перед историей. Потребовать, чтобы они немедленно прекратили бесчинства. Ибо если не прекратят, мы придем к единственному выводу – что они объявили нам войну. А если уж они так решили – быть посему. Наша страна меньше и слабее. Но во всей нашей земле не найдется ни единого человека, не согласного с тем, что раз уж нас вынуждают принять решение, то республика Ирландия объявляет Великобритании войну.
И если мы поступим так – поддержите ли нас вы, страна демократии и свободы, в сем благородном предприятии?
Присоединитесь ли вы к нам в войне против Великобритании?
ЗАПАДНЯ!
Плавучий маяк заметили с «Авроры», как только она вошла в Ливерпульский залив. После полудня судно пробивалось через водовороты и стремнины взбудораженных приливом вод у входа в устье Мерси. Летний шторм надвигался с самого утра. Принесенный с Атлантики, над Ирландией он набрал силу и сейчас вспенил Ирландское море. Граф Корженевский с генералом Шерманом стояли на палубе, кутаясь в клеенчатые плащи, хоть как-то защищавшие от проливного дождя. Низменные берега реки по обе стороны лишь смутно маячили сквозь пелену тумана и дождевую завесу.
– Может, бросить якорь и переждать шторм? – предложил граф.
– Только если вы видите такую необходимость. Я бы не хотел задерживаться в этом районе надолго. Я просто хочу увидеть подступы к Ливерпулю и их расположение по отношению к реке.
– Это достаточно просто, хоть в дождь, хоть в вёдро. Мы уже добрались сюда и подходим к завершению миссии. Да, давайте проделаем это и покинем здешние воды. Уверен, все мы испытаем грандиозное облегчение, как только покончим со всем этим.
– Совершенно согласен. Будем пробиваться дальше.
Когда они из открытого моря вошли в более мелкие воды дельты, ветер немного поутих, но ливень продолжал неустанно хлестать. Несмотря на это, найти дорогу было нетрудно. Фарватер был размечен бакенами, и подгоняемая приливом яхта двигалась очень ходко. По пути то и дело встречались рыбачьи баркасы, шедшие на всех парусах, а один раз они разминулись с колесным сухогрузом, с пыхтением пробивавшимся против приливного течения к морю. Под вечер впереди замаячили главы церквей Ливерпуля. Как только за пеленой ливня показались первые причалы, «Аврора» свернула ближе к берегу. В кают-компании под палубой, до блеска надраенной ливнем, капитан Уилсон старательно зарисовывал абрис береговой линии, глядя в иллюминатор и бормоча под нос ругательства по адресу дурной погоды.
Река сузилась, и суденышко легло в дрейф в середке фарватера, позволив приливу нести себя вверх по реке.
– По-моему, причал, который мы миновали, был последним, – заметил Шерман.
– Я в этом уверен. Любое судно с большей осадкой, чем наше, уже село бы на мель.
– Хорошо. Думаю, мы видели достаточно – и не хочу подвергать «Аврору» дальнейшей опасности. Если хотите, мы можем лечь на обратный курс.
– Хочу?! Да просто жажду! – граф прокричал приказ на мостик, и «Аврора» начала разворот. Вопреки противодействию приливного течения, она упорно шла вниз по реке и набрала уже хороший ход, когда Шерман с графом спустились на нижнюю палубу. Как только они сбросили плащи, граф вызвал стюарда. Мгновение спустя тот явился с бутылкой коньяка и пузатыми рюмками на подносе. Разлив коньяк, граф вручил одну генералу.
– Не выпить ли нам за успешное завершение миссии?
– Прекрасная мысль! А потом можно переодеться в сухое.
Тут дверь распахнулась, впустив дождевые брызги и вахтенного офицера лейтенанта Сименова, торопливо проговорившего что-то по-русски. Вслух чертыхнувшись, граф принялся натягивать плащ.
– Впереди большой корабль, идет вверх, нам навстречу.
– Нам попадались и другие, – заметил Шерман.
– Но не такие. Этот с пушками. Военный.
Поспешно одевшись, Шерман тоже поднялся на палубу. Дождь утих, и броненосец, идущий вверх по реке к Ливерпулю, был виден как на ладони. Жерла спаренных орудий носовой артиллерийской башни зловеще смотрели прямо на них.
Граф выкрикнул команду по-русски и пояснил:
– Я приказал подойти поближе к берегу. Хочу убраться с их пути подальше.
– Я уверен, что это случайная встреча, – высказался Шерман.
Но едва успел он это произнести, как башня медленно развернулась в их направлении, и они впервые смогли четко разглядеть название корабля.
– «Защитник»! – нахмурился Шерман. – Не так ли назывался корабль в Плимуте – тот, к которому приписан офицер с поезда?
Отвечать графу было некогда, но команды, которые он выкрикивал, послужили красноречивым ответом сами по себе. Из трубы повалили облака дыма, машина заработала на полную мощь. Одновременно судно резко накренилось на борт, развернувшись буквально на пятачке. Показав броненосцу корму, «Аврора» на всех парах устремилась вверх по реке.
– Все этот чертов свиненыш Арчи Фаулер, – сердито прорычал Корженевский. – Надо было прикончить его, пока мы были с ним в поезде один на один.
– Боюсь, не улавливаю причины.
– Задним числом я все прекрасно понимаю. Расставшись с нами, он вернулся на корабль и не мог не похвастаться встречей со мной; слепому видно, что он жуткий сноб. Там оказался кто-то из участников приема в Гринвиче или наслышанный о нем. Как бы то ни было, нам известно, что британцы недолюбливают русских и наверняка возмущены тем, что мы что-то разнюхиваем на их берегах. А уж как только они прониклись подозрениями, проследить «Аврору» наверняка не составляло труда, ведь мы не делали секрета из своего присутствия в здешних водах… – тут он осекся, потому что одна из пушек передней башни броненосца полыхнула выстрелом. Мгновение спустя по штирборту от носа вырос столб воды. Тут же громыхнуло второе орудие, и его снаряд поднял фонтан по левому борту.
– Берут в вилку! – крикнул Шерман. – Хорошо, что у них нет третьего орудия.
Расстояние между кораблями возрастало, потому что более мелкое судно набирало ход куда быстрее. Но машины «Защитника» скоро вышли на полную мощность, и он больше не отставал, хотя и не мог настичь «Аврору».
– Они прекратили огонь, – констатировал Шерман.
– Им незачем стрелять. Нам от них не уйти. Мы в бутылке, а они – пробка.
– И что же нам делать?
– Пока что остается лишь держаться от них подальше, – граф поднял глаза к потемневшим небесам, струящим потоки воды. – Прилив достигнет пика через час.
– И тогда…
– Мы будем в руках Всевышнего, – промолвил граф с угрюмым русским фатализмом.
Они стремительно неслись вверх по реке, а их черная стальная Немезида упорно шла за ними на всех парах. По левому борту вынырнул из ливня Ливерпуль и стремительно пронесся мимо. Они миновали последний причал, и река сузилась.
– Они сбрасывают ход, они отстают! – вскрикнул Шерман.
– У них нет другого выхода, они не могут рисковать идти дальше. И прекрасно знают, что мы в западне.
Корабль Ее Величества «Защитник» рывком остановился посреди реки. Они провожали глазами его уменьшающийся силуэт, пока излучина Мерси не скрыла его от взглядов.
– Мы тоже остановимся? – поинтересовался Шерман.
– Нет. Пойдем вперед. Они могут отправить за нами катера. А могут и связаться с берегом, чтобы армия устроила нам ловушку. Собственно, это и есть ловушка. – Граф бросил взгляд на небо, затем на часы. – До сумерек еще не один час. Черт бы побрал эти долгие летние дни. – Он сердито побарабанил пальцами по перилам. – Мы должны что-то предпринять, а не стоять, дрожа, как кролик в силках. – Поглядев на взбаламученную речную воду, он снова бросил взгляд на часы. – Дождемся отлива, и только. Осталось уже недолго. А после перейдем к действию.
– И что же мы можем сделать?
– Ну, – широкая улыбка графа смахивала чуть ли не на оскал, – тогда, дорогой мой генерал, мы на всех парах устремимся вниз по течению. Подгоняемые отливом, мы будем находиться в зоне обстрела кратчайшее время. Если повезет, проскочим мимо вражеского корабля и покажем ему хвост. После этого нам остается уповать на случай, и, хочется надеяться, нам выпадет небывалая удача. Если вы верующий, можете помолиться о заступничестве свыше. Видит Бог, мы в нем нуждаемся.
«Аврора» тихим ходом шла вверх по реке, пока графа не начала тревожить глубина Мерси, и тогда бросили якорь.
К тому времени Фокс и Уилсон тоже поднялись на палубу, не обращая внимания на дождь, и Шерман объяснил, что происходит. Не было сказано почти ни слова – да и что тут скажешь… Покамест им ничего не угрожало. Пройдя на нос, граф стоял там, глядя на реку, на плавающий на поверхности хлам.
– До отлива время еще есть. Давайте уйдем с дождя и переоденемся в сухое.
В своей каюте генерал Шерман стащил мокрую одежду, вытерся насухо и снова оделся, погрузившись в глубокие раздумья и не замечая почти ничего вокруг. Ситуация опасная. Когда он присоединился к остальным в кают-компании, граф раздавал всем стаканы с бренди. Взяв один, Шерман отхлебнул.
– По-видимому, нам остается только ждать отлива, а больше ничего не поделать.
– Ничего, – мрачно бросил граф, осушив стакан сразу наполовину. – Если бы кто-нибудь, кроме меня, мог сойти за англичанина, я бы высадил его на берег со всеми картами и чертежами, чтобы он доставил их в нейтральную страну. Но таких тут нет, а я не решусь покинуть судно на произвол судьбы.