Первый брак Элеоноры не заслуживал названия удачного. Людовик VII, набожный, угрюмый и вечно недовольный всем миром король Франции, за которого она вышла замуж в 1137 году, не сумел стать ее любимым, и даже не являлся другом: многие династические браки заканчивались тем, что супруги растрачивали лирические чувства на любовников и любовниц, но были верными союзниками в политике. С Людовиком не получилось даже этого. Странный договор, заключенный между Элеонорой и сумрачным французом, гласил: если в ближайшее время родится наследник трона, она остается королевой Франции. Если на свет появится девочка – Людовик обратится к Папе Римскому с просьбой о разводе. Элеонора родила дитя женского пола, Папа одобрил расторжение брака, а уже через два месяца влюбленная в английского принца Генриха великая герцогиня вышла замуж за последнего, принеся ему в приданое всю Аквитанию. Элеонору и Генриха разделяло девять лет разницы, но это ничуть не мешало их высоким чувствам.
Умер король Англии Стефан, Генрих занял трон и вроде бы можно было прожить жизнь в счастье и согласии, но не судьба… О последних годах правления «Старого Гарри», как прозвали короля англичане, Элеонора предпочитала не вспоминать. Бесконечная череда генриховых любовниц, обвинение в государственной измене, уединенный Винчестер, ставший для нее настоящей тюрьмой… Более всего честь Элеоноры задевали наветы, позволявшие усомниться в ее преданности стране – она могла предать кого угодно вплоть до мужа, только не свое королевство.
Это прошлое. Пока еще есть силы и не затуманился разум, надо думать о будущем. Ричард может жить сегодняшним днем, а королева-мать обязана помнить о дне завтрашнем и всех последующих. Короли уходят, государство остается.
– …Маменька, вы, часом, не притомились?
Из омута размышлений Элеонору вырвал басок любимого сына. Ричард, незаметно покинувший общество, присел на свободное сиденье рядом с матерью. И выглядит он крайне озабоченно. Неужели из-за Беренгарии? Тогда все идет, как надо.
– Ничуть, мессир сын мой, – самым ласковым голоском отозвалась Элеонора. – Вспомнились былые дни. Если бы вы, Ричард, видели, какие торжества устраивал ваш батюшка Генрих после завоевания Ирландии! Вы тогда были совсем-совсем маленьким и не могли запомнить.
– Э-э… – протянул Ричард. Он никогда не знал, какой правильный тон следует избирать в разговоре с королевой-матерью. – Я рад, что вы довольны, ваше величество.
– Разве вам грустно? – невинно вопросила Элеонора. – Здесь столько прелестных девушек, ваша обворожительная невеста… Почему вы не уделяете Беренгарии должного внимания?
– Ну… При ней крутится какой-то шевалье. Не думаю, что наваррка скучает.
Элеонора подавила вздох. Ричард интересовался девушками только в весьма юном возрасте, и то не особо. По сравнению с отъявленным волокитой – принцем Джоном, король выглядел просто монахом, давшим обет целомудрия. И, к сожалению, наделенным некоторыми предосудительными монашескими пороками.
– Она любит вас, – бросила Элеонора. – И вы, сир, обязаны…
Ричарда перекосило. Более всего он ненавидел нравоучения, с какой стороны они бы не исходили – от личного исповедника или престарелой матери.
– Безусловно, я на ней женюсь, – раздраженно перебил король Элеонору. – Вы ведь занимались сватовством? Назначьте срок венчания и я полностью к услугам госпожи Беренгарии.
– Мы назначали сроки дважды, – напомнила недовольная Элеонора. – Всякий раз вы, мессир сын мой, занимались другими делами и не могли приехать. Скоро над вами начнут смеяться. Если уже не начали.
– А что с приданым? – пытаясь сохранить спокойствие в голосе, поинтересовался Ричард. – Наварра не столь уж богатое королевство…
– Потому я и выбрала Беренгарию, – теперь Элеонора говорила раздраженно. Если зашел разговор о деньгах, ей придется сильно огорчить возлюбленного отпрыска. – Наследницу древнего, но скромного рода, а отнюдь не дочерей герцога Бургундии или короля Венгерского, владеющих прекрасными землями и многочисленными доходами… По крайней мере вы, сир, не сможете разорить отца Беренгарии, как разорили меня и себя…
– Матушка! – обиделся Ричард.
– Что «матушка»? – повысила голос королева. – Я ваша матушка уже тридцать два года! А вы остаетесь ребенком! Если вам интересно, приданое составляет сто пятьдесят тысяч безантов. Это хорошие деньги, но пойдут они в казну. В казну Англии, подчеркиваю, а не в вашу.
– Интересно, кто здесь король? – недобро вопросил светловолосый богатырь.
– Король – вы, а я мать короля. Или вы забываете заповеди Святого Писания? Почитай мать и отца своих?
– Мне нужны деньги, – твердо сказал Ричард, не желая вспоминать отца. – И ради этого я готов обвенчаться с принцессой Беренгарией прямо здесь, на Сицилии.
– Какое самопожертвование! – картинно возвела очи горе Элеонора. – Любопытно, а что вы скажете Бертрану де Борну?.. Пожалуйста, я готова обустроить свадебные торжества в ближайшие же дни. Но если вы тронете приданое, которое отправится в Лондон, к канцлеру Годфри – пеняйте на себя. Кстати, ваше величество! У меня есть чудесная новость из Англии.
Ричард, проглотив обидные слова матери, касавшиеся мессира Бертрана, насторожился. Все «чудесные новости» Элеоноры оборачивались для него новыми бедами. Иногда он втихомолку жалел, что стал жертвой собственной репутации, и никогда не сможет по примеру отца отправить вдовствующую королеву куда-нибудь в монастырь. Если он не станет уважать мать, и так изрядно настрадавшуюся при Генрихе (и ради освобождения которой тот же Бертран де Борн сочинил известную сатиру на Старого Гарри), от него отвернется дворянство всей Европы, а прежде всего он потеряет поддержку Аквитании, где Элеонору боготворили. Ричард не тиран – он рыцарь. Хотя быть рыцарем так сложно!
– Мэтр де Лоншан повешен по обвинениями в казнокрадстве, измене государству и королю, мздоимству и злоупотреблением своими обязанностями, – безмятежно сообщила Элеонора.
– Повешен? – оторопел король. – Вы сами меня уговорили два месяца назад просто заменить канцлера, но отнюдь не… Кто посмел?
– Назначенный вами канцлер и одобренный святейшим престолом архиепископ Кентербери. Ваш сводный брат, Годфри Клиффорд. Умнейший юноша. А ваш родной брат, Джон, его поддержал. Как и все британские бароны.
– И что же дальше? – раскрыл рот король. Лоншан для Ричарда оставался единственным человеком, исправно присылавшим деньги для обеспечения армии и похода в Палестину. Только вот расплывались они неведомо куда. Заплати генуэзцам за корабли, графу Тулузскому за продовольствие, жалованье войску… Один турнир под Марселем обошелся почти в шестьсот фунтов! А Святая земля еще далеко.
– Дальше? – поджала губы Элеонора. – Как мне известно, казна разорена бесчестным человеком, которого вы столь опрометчиво поставили управлять страной. Англия на грани бунта, но, надеюсь, Годфри сумеет все уладить. Денег нет. Поэтому постарайтесь обойтись своими запасами. Насколько я знаю, Лоншан за минувший год отправил вам миллион и еще миллион вы получили в наследство от отца.
– Я… Я… – Ричард побледнел настолько, что, казалось, сейчас потеряет сознание, и выпалил: – Я все потратил!
– Два миллиона? Два миллиона фунтов? За несколько месяцев?! – задохнулась Элеонора, хотя прекрасно знала, насколько быстро утекают деньги сквозь неловкие пальцы ее сына. – Доход казны почти за десять лет? Сир, смею напомнить, что ваш кузен и союзник Филипп-Август собрал армию, равную вашей, за сумму, ровно в десять раз меньшую! Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему наваррское приданое будет перевезено в Лондон?
– Что же мне делать? – Ричард обмяк на стуле и словно бы постарел лет на несколько. – Я обещал! Я обязан платить армии! Ломбардцы предоставили свои корабли в долг, а срок оплаты подходит! Вы понимаете, какой произойдет скандал?
– Впредь не кидайтесь обещаниями направо и налево, – жестко посоветовала Элеонора. – Хотя бы потому, что королю всегда приходится их сдерживать. Бог мой, ну почему женщина не может заниматься организацией военного похода! Поверьте, я сумела бы распорядиться средствами гораздо лучше… Хорошо, я помогу вам, сир. Советом. Если вам не хватает денег, одолжитесь. К примеру, у тамплиеров. Насколько я знаю, некоторые командоры ордена Храма находятся на Сицилии.
– Они требуют гарантий, – уныло протянул Ричард. – Либо под королевские домены в Англии и Аквитании, либо под передачу нескольких замков и ленов Ордену. Не могу же я им подарить, к примеру, Шотландию! Вдобавок я должен девяносто тысяч безантов командорству в Тулузе.
– Тогда не удивительно, что тамплиеры требуют обеспечения долга, – Элеонора усмехнулась и про себя подумала, что ее любовь к сыну начинает охладевать с быстротой бутылки вина, положенной на ледник. Король не имеет права быть столь вопиюще безответственным! – Ломбардцы, как я полагаю, тоже не хотят дать кредит?
– Не хотят, – кивнув головой, подтвердил король. – Они и так разорились, помогая крестовому воинству.
– «Разоренный ломбардец» – такой же нелепый эвфемизм, как «Его католическое величество султан Саладин». Вероятно, они ждут, когда вы поглубже увязнете в долгах, чтобы положить на стол векселя и захватить всю английскую торговлю в свои руки. Попросите, наконец, у Папы Климента! Рим не откажет – благородное дело освобождения Гроба Господня требует значительных средств, а апостольский престол располагает огромными деньгами. Сами знаете, десятина со всей Европы, пожертвования, милостыня…
– Святейший Папа подарил мне двести тысяч, – нехотя признался Ричард. – Они истрачены наполовину.
– На что? – Элеонора рявкнула так громко, что некоторые гости обернулись. – Английские два миллиона! Девяносто тысяч долга тамплиерам! Двести тысяч от Папы! Сколько-то там еще долгов ломбардцам и всем прочим! Вы безумны, мессир сын мой! Куда вы подевали деньги?
– Не знаю, – честно признался Ричард и ничуть не лукавил. Самостоятельно распределяя финансы, он не предполагал, что его обманывают все и каждый. Королю, по его мнению, надлежало быть воином, а не презренным купчишкой. Если бы Ричард догадался нанять управляющего-итальянца из какого-либо уважаемого торгового дома, например, Риккарди, Толомеи или Грациано, его дела пошли бы гораздо лучше. По крайней мере, опытный в денежных оборотах ломбардец не позволил бы себе покупать гнилой лес, старых лошадей за молодых или мгновенно ломающиеся сосновые стрелы вместо тисовых. Но увы, иметь дело с итальяшкой не дворянского происхождения было ниже достоинства английского короля. А потому, вовсе не разбираясь в мерзком торгашестве, Ричард выбрасывал золото в бездонную яму. Филипп-Август, в отличие от англичанина, доверил руководство своими сбережениями, отложенными на Крестовый поход, крещеному еврею испанского происхождения Фердинанду Либру, и одному из управляющих дома Риккарди, отчего не потерял и единого золотого.
– В таком случае я не знаю, где достать требующуюся вам сумму, – отрубила королева и отвернулась, показывая, что разговор окончен. Пускай Ричард денек помучается от безысходности. Затем королева-мать достанет ему деньги, которых хватит на то, чтобы уплатить самые срочные долги и как можно быстрее отправиться в Святую землю.
Элеонора решила провернуть примитивнейшую интригу, до которой додумался бы и младенец. Когда будет объявлено, что золото нашлось и достала его именно она, Элеонора, Ричард припадет к ее ногам, а авторитет королевы-матери поднимется в глазах правящего монарха на недосягаемую высоту. Потом Элеонора вынудит его немедленно обвенчаться с Беренгарией.
Остается самое простое.
Шевалье Мишель де Фармер сообщил, будто в казне Тауэра наличествуют восемьсот тысяч фунтов, прибереженные канцлером Лоншаном. Отлично. Англия может безбедно существовать по меньшей мере два года, пока Джон не улучшит налоговую систему, расшатанную ставленником Ричарда. Из казны можно безболезненно изъять сотню или полторы сотни тысяч, которые компенсирует приданое Беренгарии.
Завтра же следует навестить командора Парижской прециптории Ордена Храма, мессира Анри де Шатодена, прибывшего на остров вместе с французским королем, взять у храмовников деньги и выписать верительное письмо, по которому английские тамплиеры получат у Джона и Годфри соответствующую сумму с надлежащими процентами. Тамплиеры, с которыми у Элеоноры были неплохие отношения, поверят старой повелительнице Англии.
А уж присмотреть за тем, чтобы Ричард снова не потратил все на глупости, королева-мать сможет не хуже самого экономного ломбардца.
Дуновение Ханаана – III
О том, как Конрад Монферратский получил письмо из АквитанииТир, большой город на побережье Средиземного моря, возник в самые незапамятные времена, еще при ветхозаветных пророках. Владели им и греки, и фараоны Египта, и филистимляне, оставившие свое имя в нынешнем названии Святой земли – Палестина, и финикийцы, и вавилоняне. Потом пришли войска римских цезарей, подняв над башнями Тира багровые штандарты своих легионов, затем власть вернулась на краткое время к иудеям, еще позже утвердили свое имперское право византийцы.
В 610 году по Рождеству Христову город захватила армия персидского царя Хосрова. Через восемнадцать лет базилевс ромеев Ираклий возвратил империи утерянные владения, но спустя десятилетие окончательно уступил Палестину пришедшим из Аравии армиям знаменитого арабского халифа Омара. Больше двухсот лет Тир входил в состав багдадского халифата, позднее перешел в руки к сельджукам, а в 1099 году с запада явились франки-крестоносцы, которые с налету взяли стены, перепутав Тир с Иерусалимом… Город, помнивший тысячи завоевателей всех народов, рас и обличий, принял новых господ с фатальным спокойствием – не таких вояк видывали, и этих переживем. Франки тоже люди, им, как и арабам, хочется торговать и получать прибыль, переправляя в Европу ценнейшие восточные товары, приходящие на средиземноморские берега по Великому Шелковому Пути.
Две с лишним тысячи лет Тир был купеческим городом и ничуть не беспокоился за свою судьбу – войны рано или поздно заканчиваются, завоеватели превращаются в мирных хозяев, а торговля не прекращается ни на мгновение с самого дня сотворения мира. Так было и будет. Закон мироздания.
1187 год принес новые изменения. Султан Салах-ад-Дин как-то удивительно быстро сокрушил Иерусалимское королевство, отобрав у крестоносцев почти все гавани – Яффу, Бейрут, Акку, Кесарию, Газу… В руках христиан осталось всего три города – Триполи, управлявшийся престарелым графом Раймундом, расположившийся неподалеку от Иерусалима Аскалон, и Тир. Вдохновленная Джихадом и невероятно легкими победами арабская армия подступила к стенам города, уже начались переговоры с воинственным султаном о почетной сдаче, как вдруг…
Положение дел внезапно спас Конрад Монферратский. К причалам Тира подошли четыре византийских корабля, на которых находились сто лучников, восемь рыцарей со своими копьями и их предприимчивый сюзерен. Конрад быстро взял власть в городе в свои руки, а сарацины, предприняв унылую попытку штурма, нежданно ушли, словно испугавшись маленького военного отряда маркграфа. Конрад тут же прослыл победителем Салах-ад-Дина и спасителем Святой Земли – весть о том, что Тир держится, облетела всю Палестину.
Безусловно, Монферрат умел воевать. Несколько последних лет он был наиболее приближенным к императору Византии человеком и командовал армией – странно, что подозрительные ромеи даровали титул «кесаря»[16] франку, ибо европейцы почитались греками за варваров. И вдруг Конрад покинул Константинополь ради того, чтобы обосноваться в занюханном (по сравнению с блистательной столицей империи) Тире, да еще во времена, когда город постоянно находился под угрозой сарацинского нашествия. Странно. Хотя… Родственники деятельного маркграфа жили в Палестине и прежде – его отец занимал должность бальи Иерусалима целых восемь лет, рано умерший старший брат Вильгельм был первым мужем Сибиллы, дочери короля Амори, другой брат, Ренье, сумел породниться с семейством византийских базилевсов… Блестящий рыцарь и талантливый военный, Конрад был как раз тем человеком, который мог прижиться в Святой Земле.
Два года на Тир никто не нападал. Сарацины пытались взять Триполи, держали в осаде лагерь нынешнего короля Иерусалимского Гвидо де Лузиньяна под Аккой, но Тир обходили стороной. В глазах европейцев Монферрат приобрел славу несокрушимого – если уж тирского владетеля боится сам Салах-ад-Дин, значит, есть чего бояться.