– Ты сейчас оказался среди своих, – медленно проговорил Гунтер, наблюдая за Казаковым. – Почти месяц ты только и делал, что выживал. Постоянно был в заботах. Еда, какая-никакая оборона своей берлоги. Боязнь, что тебя найдут. Непонимание, что случилось и где ты. Сейчас тебе все объяснили. Что бы ты там не говорил, но я для тебя – свой. Ты расслабился. Такое расслабление…
– Такое расслабление заканчивается истерикой, потерей внимания и притуплением чувства опасности, – напряженно хихикнул Сергей. – Что ты сейчас и видишь. Правильно, надо отоспаться. Мир изменился. До тринадцатого августа он был одним, от тринадцатого до сегодняшнего дня – другим, а с этого вечера – третьим. Пойду-ка я спать, в самом деле. Переночую в кабине. Надеюсь, на мое имущество, жизнь и девственность никто не собирается покушаться?
– Иди, иди, – усмехнулся Гунтер. – Рассветет – разбужу. Только с кулаками спросонья не лезь.
* * *Благополучно миновали две недели.
Никаких особенных чудес не происходило. Гунтер откровенно побаивался, что заявится Лорд – убеждать, растолковывать, искушать и совращать, однако представители инфернальных сил не высказывали интереса ни к сэру Мишелю, ни к его подозрительным оруженосцам. Один раз, правда, к отцу Колумбану прибыл странный ночной гость, невысокий толстячок с рыжей сарацинской бородкой, но святой, едва увидев в дверях пришедшего глубоко за полночь посетителя, посоветовал ему заглянуть через сутки или двое, чтобы спокойно поговорить. Гунтер спросонья уловил только необычное имя – Калькодис, но почему-то решил, что оно арабское или мавританское.
Сэр Мишель, оскорбленный в лучших чувствах посиделками в волчьей яме, дулся несколько дней подряд и наводил феодальные порядки – скорее из вредности, нежели по злости. Новому «оруженосцу» приходилось осваивать ремесло. Чистка лошади. Надраивание вооружения хозяина до лунного блеска. Практическое освоение хороших манер и языка. Если с норманно-французским положение дел обстояло более-менее сносно, то с манерами…
– Как обратиться к графу? – устало спрашивал сэр Мишель.
– А как я узнаю, что это граф? – вздымал брови оруженосец, выслушав перевод Гунтера. – И смотря в какой обстановке обращаться! Ежели в королевском дворце – это одно, а в борделе – совсем другое…
Этого Гунтер переводить не стал.
– Графа узнаем по гербу, – втолковывал рыцарь. – Ты, как дворянин, обязан знать гербы благородных семейств Нормандии, Аквитании и Франции…
– Ой, а можно я не буду дворянином? – глумливо застонал Серж. – Просто слугой? Как Планше у мсье д'Артаньяна?
– Д'Артаньтяна? – почесал в загривке сэр Мишель. – Артаньян у нас в Гаскони, это Аквитания. Не помню такой семьи. А ты-то их откуда знаешь, на дороге грабил?
Гунтер едва сдерживал смех. Адаптация шла полным ходом. Если рыцарь требовал пойти налево, Казаков из принципа шел направо, если ему задавали вопрос, отвечал десятью своими, и вообще вел себя крайне непринужденно, заявив Гунтеру, что ему всегда был близок образ солдата Швейка, заветам какового он и будет следовать. А первым делом…
– Гунтер, мы взрослые люди, – этот разговор завязался как-то вечером. Господа оруженосцы занимались грубым физическим трудом в виде порубки дров для отца Колумбана, сэр Мишель отсутствовал, отправившись с папенькой и приехавшими в гости к Фармерам соседями на охоту, а святой отшельник незадолго до заката отправился в деревню, принимать роды.
– Взрослые, – подтвердил германец, пытаясь говорить на норманно-французском. – А также совершеннолетие и обладающие всей ответственностью перед законом и доказанной дееспособностью… И что?
– Взрослые люди не могут долго жить отшельниками, – без всяких обиняков выдал Казаков.
– Го-осподи, – Гунтер воткнул топор в колоду и вытер рукавом лоб. – И этот туда же, мало мне Мишеля! Какое счастье, что Дугал Мак-Лауд уехал, вот было бы веселье на всю округу! Успокойся, в радиусе ближайших пятидесяти километров публичные дома отсутствуют как данность. И потом, такая форма… э-э… обслуживания в нынешние времена категорически не приветствуется.
– В любом и каждом романе о Средневековье, – Сергей ударил лезвием по полешку так, что только щепки полетели, – в несметных количествах наличествуют сговорчивые крестьянские девицы, любезные к скучающим господам служанки или, на худой конец, ждущие утешения вдовы.
– Ты читал неправильные романы, – буркнул германец, но вдруг его голову посетила до неожиданности оригинальная мысль. Зачем искать что-то на стороне, когда искомый объект находится буквально в нескольких минутах ходьбы от землянки отца Колумбана? Если уж мессир Казаков решил развлечься – будет ему развлечение. Надолго запомнит.
– Вот тебе… – Гунтер залез в плоский кожаный кошелечек, висевший на ремне, и вытащил серебряный полупенсовик с профилем короля Генриха II Английского. – Вот тебе два фартинга или полпенса. Кстати, давно пора научиться разбираться в здешней денежной системе. Топай в замок, дрова я сам дорублю. Оденься поприличнее – вон, мой колет возьми. Придешь, скажешь на воротах, что новый оруженосец Мишеля, он о тебе уже там натрепался. Спросишь Сванхильд, она на кухне работает. Дашь ей монетку, а дальше сами договоритесь.
Радостно насвистывавший Казаков исчез между деревьев, взяв направление к возвышающемуся на холме темному кубу замка Фармер.
Гунтер прекрасно понимал, что сотворил злую шутку. Сванхильд, первая шлюха округи, представляла собой дородную высокорослую гром-бабу – нечто среднее между танком «Колоссаль» и медведицей в период течки. Ему посчастливилось пообщаться с ней месяц назад (между прочим, с подачи сюзерена, чтоб его…) и эта встреча до сих пор не выходила из памяти. Сванхильд была женщиной солидной, но слишком уж темпераментной.
Когда стемнело, явился отец Колумбан, радостно объявил, что у жены кузнеца в Антрене родилась крепенькая здоровая двойня, и это в добавление к еще четырнадцати детям. Германец мысленно посочувствовал кузнецу, но вскоре догадался, что если все дети живы и здоровы, значит, отец и мать могут обеспечить им пропитание и нормальную жизнь. В семьях вилланов новорожденные умирали часто (впрочем, так же, как и семьях благородных), потому отцы с матерями и старались максимально приумножить свое потомство, дабы в будущем было кому передать дом, хозяйство и надел земли, арендованный у мессира де Фармера-старшего.
Казаков не возвращался.
После восхода луны заглянул Мишель – уставший, вспотевший, но довольный охотой. Рыцарь сгрузил на порог дома отца Колумбана небольшого кабанчика, собственноручно забитого пикой на охоте, какое-то время ушло на разделку тушки…
– Где это чудовище? – неприязненно поинтересовался рыцарь, быстро работая окровавленным ножом.
– Сын мой! – возмутился отец Колумбан, созерцавший, как трудятся его гости. – Как насчет того, чтобы возлюбить ближнего своего? Почему ты сердишься? Если наш новый друг не такой, как мы, то это не значит, что к нему нужно плохо относиться.
– Возлюбить ближнего, – хмуро проворчал сэр Мишель. – Где встречу, там и возлюблю… чем-нибудь тяжелым. Простите, святой отец. Так все-таки, где он?
– Ушел с визитами, – ухмыляясь под нос, сообщил Гунтер.
– По бабам, что ли? – моментально догадался рыцарь и, глянув на хитрую физиономию Гунтера, вдруг прыснул. Рука пошла менее ловко, лезвие ножа задело пузырек крови в свиной туше, и выплеснулся маленький фонтанчик черной густой жидкости. – Ты куда его отправил? Я догадался?
– Догадался, – кивнул германец. – Ты надо мной однажды пошутил, теперь настала моя очередь. Если утром твой замок обрушится, а на его месте мы обнаружим груду головешек – извиняйте. Серж и Сванхильд…
– Одни грешные помыслы! – вздохнув, прохрипел святой старец. – Хотя… Эх, мессиры, зная Сванхильд много лет…
Отец Колумбан почему-то рассмеялся. Не будучи ханжой или дутым святошей, он прекрасно понимал, что у каждого свой путь – у священника один, а у мирянина совсем другой. К тому же молодость есть молодость.
Мишель уехал домой – любезничать и куртуазничать, благо сосед, барон де Бриссак, привез с собой не только свору и соколиную охоту, но и бледноликую дочурку четырнадцати лет на выданье. Собственно, она предназначалась отнюдь не наследнику семейства Фармер, а его младшему брату, но отказать себе в удовольствии провести время в галантных беседах с благородной девицей сэр Мишель не мог.
Казаков не возвращался.
…Явление героя состоялось под утро.
Святой Колумбан еще спал, а Гунтер, по старой привычке проснувшийся с самым рассветом, выбрался к колодцу умыться и набрать воды в котел. Вскоре его внимание привлекли отчетливо слышавшиеся в полусоннем утреннем лесу звуки шагов и громкое щебетанье грудного женского голоса. Германец замер, как статуя римского императора, и по его лицу поползла широченная улыбка.
– Я, милый, уж прости, дальше не пойду, – рокотала Сванхильд, и вскоре за стволами деревьев нарисовались два силуэта. – Тут божий человек живет, не буду его тревожить. На вот тебе.
– Мерси, – голос Казакова. Звук долгого поцелуя. Затем хихиканье и треск веток – это Сванхильд, как всегда, с целеустремленностью продирающегося по джунглям носорога отправилась восвояси.
На полянку перед вкопанным в землю длинным домом отшельника вырулил Сергей. Физиономия самая довольная, если не сказать счастливая. В руках – большая глиняная крынка.
– Это что? – Гунтер, не здороваясь, кивнул на коричневый крутобокий сосуд. – Между прочим, у нас в Кобленце жил русский эмигрант, бывший военный. Так вот, он утверждал, что гусары денег с дам не берут.
– Молоко. Парное. Чего ты ржешь? Ну, Сванхильд надоила утром и мне отдала. Так сказать, подарок от любимой женщины.
– А-а… – протянул Гунтер, но запнулся. Казаков понял:
– Да в порядке все! Сеновал, блин, экзотика… А тебе, кстати, спасибо. Отличная тетка. И очень добрая.
Германец понял, что шутка почему-то не получилась.
Глава вторая
Мы летим, ковыляя во мгле…
28 сентября 1189 года.Нормандия – воздушное пространство над королевством Франция.Вилланы к дракону скоро привыкли, тем паче, пользующийся авторитетом в баронстве отец Колумбан старательно объяснил присланным бароном де Фармер деревенским мужикам, что никакой это не дракон, а просто необычный механизм наподобие мельницы. Железная хреновина не рычала, не кусалась, есть не просила, вела себя смирно, как и полагается творению рук человеческих, созданному из холодного металла. Спустя неделю вилланы уже не обращали внимания на странный двоекрылый артефакт, возвышавшийся на краю обширного «ничейного» луга и преспокойно укрывались от дождя под широкими плоскостями.
Отец Колумбан категорически запретил крестьянам что-либо трогать, забираться на крылья или отвинчивать непонятные железки. Следовало лишь выполнять приказ: бдеть, охранять, если появится кто чужой и излишне интересующийся – немедленно сообщить отшельнику или барону де Фармер. Наступала осень, а потому на Алансонском тракте стало появляться больше торговцев, проходили многочисленные обозы с товарами, частенько направлялись на юг военные отряды. Большинство всех этих людей работали для единой цели – Крестового похода, объявленного христианскими государями. Рыцари, оруженосцы и лучники устремлялись к Марселю или другим портам побережья Южной Франции, грохотали телеги со снаряжением, припасами и просто необходимыми для большого военного предприятия грузами, спешили гонцы герцогов, королей и принцев, и, разумеется, царили невероятный хаос и бардак. Перепутанные места назначения, французской армии не подвезли лучные стрелы только потому, что оборотистые управители английского короля перехватили груз и отправили его Ричарду Львиное Сердце, подделав таможенные документы, постоялые дворы переполнены, дороги забиты, военные пьют и дерутся, гражданские дерутся и пьют. Только одна торговая и денежная цепь могла похвастаться образцовым порядком – грузы и золото, принадлежащие тамплиерам, рыцарям Ордена Храма, всегда доставлялись на место, в срок и с хорошей охраной. Остальные, в том числе и вездесущие ломбардцы, завидовали и строили козни, но связываться с могучими храмовниками в открытую не решались… Словом, все шло как обычно. Это была очень веселая осень.
Именно по причине невероятной спешки, неразберихи и запутанности, царивших на дорогах Нормандии и Аквитании, никто не сворачивал с широкого наезженного пути, ведущего от Руана через Аржантан, Алансон и Пуату на юг. Никто не углублялся в лес, чтобы отдохнуть – гораздо проще разбить временный лагерь прямо возле дороги. А, следовательно, укрывище, в котором затаился «страшный дракон Люфтваффе», оставалось ненайденным.
Маленькое совещание, в котором принимали участие сам шевалье де Фармер – теоретический и практический покровитель двух весьма подозрительных оруженосцев, отец Колумбан из Ирландии, Гунтер фон Райхерт из Германии и глубокоуважаемый мессир Sergey Kasakoff из земель словенских (как он сам обозначил, «суконно-посконных») началось с утра во время завтрака. Председательствовал святой старец, роль спикера играл шевалье де Фармер, консультантом, переводчиком и позитивной оппозицией являлся Гунтер, а Сергей вошел в роль (опять же по его малопонятным даже для германца словам) «агрессивно-послушного большинства».
Святый отче, целое утро готовивший свиное жаркое и с помощью Гунтера варивший свежее пиво, больше слушал, чем говорил – как и положено высокому начальству. Тем более, что тема для обсуждения была выбрана самая животрепещущая.
Повестка дня оказалась простой: как добраться до Мессины? Дугал Мак-Лауд и Гай Гисборн отправились в Марсель больше недели назад и сейчас должны находиться где-то в районе Тура, если не влипли в какое приключение. Догонять их на лошадях бесполезно. На руках имеется прямой приказ Его святейшества апостольского понтифика всей Британии архиепископа Кентерберийского Годфри де Клиффорда – доложить о последних событиях на Альбионе лично королю. И уж, конечно, настоящей управительнице обширного английского королевства, Элеоноре Аквитанской, королеве-матери.
– Прямо Екатерина Медичи какая-то, – сказал Казаков по-английски, обращаясь к Гунтеру. – А твердили – в Средневековье женщинам ничего не разрешалось…
– Элеонора – великая королева, – ответил германец, наблюдая, как разгорячившийся сэр Мишель спорит с отшельником о стоимости припасов и ценах на продукты в лавках Аржантана. – Ты прав, это Екатерина Медичи своего времени. Ричард интересуется только войной, принц Джон молод и неопытен, Годфри занимается больше делами духовными и экономическими… Высокую политику создает Элеонора. В ее руках все нити управления государством.
– Круто, – согласился Сергей. – Одним словом, серый кардинал в юбке. Сколько лет бабушке, семьдесят? А я слышал, будто в Средневековье рано умирали…
Далее дискуссия приняла несколько иное русло и Казаков, приоткрыв рот, натужно пытался понять жуткий диалект, в котором смешались язык салических франков, облагороженный латынью, и наречие скандинавов, осевших в Нормандии. Часть фраз он уже разбирал без труда – известно, что большинство «германских» европейских языков имеют одни корни, а, зная хотя бы один из них, быстро научишься говорить на другом.
Суть словопрений сводилась к следующему: на руках имеется странный и до сих пор не раскрытый заговор одного из князей Святой Земли, пытающегося помешать Крестовому походу и устранить с политической сцены Европы его главных устроителей. Доказана связь этого человека с сектой фидаев-ассассинов. Канцлера Англии и принца Джона уже пытались убить, значит, теперь удары будут наноситься в других направлениях. Прежде всего под угрозой жизнь Элеоноры Аквитанской и самого умного политика этого столетия – французского короля Филиппа-Августа. И, без сомнения, предводителя крупнейшей, отлично вооруженной и мощной армии: императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссы. Как только эти трое покинут бренный мир, Крестовый поход захлебнется. Ричард не в счет.