Кристина заставила Асю надеть под пальто теплый свитер, а на голову – пуховой берет.
– Ты еще кашляешь, – сказала она, провожая девочку. – Смотри, не застудись снова.
Ася возненавидела Кристину, как только ее увидела четыре года тому назад. Отец возил их за город, в Архангельское. Там, в сырой тени леса, они втроем собирали ландыши. Кристина набрала целый букет. Они с отцом прятались от Аси за толстыми стволами деревьев и целовались.
Бывает любовь с первого взгляда, бывает и ненависть. Красота второй жены отца вопила и кричала о блеклой, нескладной внешности самой Аси: у нее были белесые брови и ресницы, непослушные волосы, угловатая фигура. Кристина на ее фоне казалась сказочно прекрасной! Она громко смеялась, откидывая назад вьющиеся светлые локоны, и отец не сводил с нее восхищенных глаз. Теперь он смотрит на Кристину совсем по-другому – со скукой или скрытым раздражением. Они надоели друг другу, это ясно.
Матери Ася прощала ее красоту – ведь то была родная мама! Но не Кристине. Новая жена отобрала у них с Анфисой Карповной первенство в праве на внимание хирурга Адамова. Елена его заслуживала, а Кристина – нет! Она, как вор, явилась в их обжитой мир и похитила самое дорогое.
При жизни матери Ася была слишком мала, чтобы интересоваться тайной стороной жизни мужчины и женщины. Изнурительные болезни отнимали у нее все силы, и отношения мамы и папы существовали как бы в отдалении, за неким туманным покровом. Изредка в ее комнату доносились обрывки взволнованных фраз, но Ася тогда еще не понимала, что родители ссорятся. Или не хотела ни слышать, ни понимать. А может быть, они просто разговаривали на повышенных тонах.
Когда появилась Кристина, Асе исполнилось десять лет, и она уже меньше болела. Нелюбовь к мачехе странным образом соединялась в ней с острым любопытством – оставаясь ненадолго одна, девочка перебирала вещи Кристины, ее белье, косметику, духи. Она не могла вспомнить, пользовалась ли мама чем-либо подобным. После похорон Елена ушла из памяти дочери, как с наступлением зимы уходит последнее тепло. Где-то в забытом прошлом она осталась на своем пьедестале – недосягаемая, невозвратная.
Кристина же была рядом, постоянно присутствовала, лезла в глаза, приставала к Асе с нудными поучениями – туда не ходи, на балконе не стой, мороженое не ешь, не сиди на сквозняке, надень кофту, завяжи шарф, выпей лекарство.
«И как я ее терплю?» – спрашивала себя Ася.
С другой стороны, ей нравилось наблюдать, как Кристина прихорашивается у зеркала, делает прическу, красится, одевается. Здоровая, энергичная и красивая, она была полной противоположностью Асе – вялой, ленивой, невзрачной, часто хворавшей и вечно всем недовольной.
По ночам Ася прислушивалась к звукам, доносящимся из родительской спальни. Они будоражили ее, заставляли часто биться сердце. Мысль: что они там делают? – которая никогда не приходила ей в голову относительно отца и матери, теперь, когда это касалось отца и Кристины, непрерывно беспокоила ее, лишая сна.
Ася росла домашним ребенком, она не ходила в садик, не играла во дворе с детьми и даже в первый класс гимназии пошла в восемь лет, а не в шесть, как другие. Телевизору девочка предпочитала чтение и в интимном развитии значительно отставала от своих сверстников. Ее некому было просветить в этом смысле, несмотря на родителей-медиков. Анфиса Карповна же придерживалась пуританской морали и строгих правил, которые запрещали разговоры на неприличные темы.
Задушевной подружки у Аси не имелось, по причине не только болезни, но и ее замкнутого, нелюдимого характера. Кристина поначалу пыталась завоевать ее доверие, стать ей если не матерью, то другом, но тщетно. Ася закрылась, захлопнулась наглухо, отгородилась от всех высокой стеной. Она будет познавать мир и жизнь в нем сама, без посторонней помощи! Даже отцу девочка не могла простить предательства. Зачем он привел к ним Кристину?
Днем Ася пыталась избегать мачехи, а по ночам... Ночи стали бессонными и мучительными. Однажды она не выдержала, встала с дивана, вышла из своей комнаты, на цыпочках подкралась к двери спальни, где закрылись отец и его новая жена, потянула на себя гладкую, поблескивающую в темноте ручку... В распахнутое настежь окно светила луна; на широкой кровати, тесно обнявшись, лежали отец и Кристина – обнаженные, залитые голубым лунным светом. Они двигались и громко дышали. Кристина закинула на бедро отца красивую полную ногу...
«У меня никогда не будет таких ног, – подумала Ася. – И такой мужчина, как отец, никогда не будет обнимать меня в свете луны». Она пожирала происходящее не только глазами, но всем своим существом, наполняясь неосознаваемой страстью, завистью и отчаянием.
С той ночи ее ненависть к Кристине приобрела оттенок ревнивого сожаления. Мачеха была виновата в том, что Ася не так красива, не так полна жизни, как ей хотелось бы. И в еще том, что Елена, родная мама Аси, умерла, а эта чужая, веселая, нахальная тетка заняла ее место.
– Ну, теперь-то тебе не до улыбок! – злорадно прошептала девочка.
Задумавшись, она поскользнулась, потеряла равновесие и чудом удержалась на ногах, благодаря прохожему, который вовремя подхватил ее под локоток.
– О чем замечталась, голубушка? – ласково спросил Смирнов. – Тебя Асей зовут?
– А вы откуда знаете?
Он махнул рукой в сторону подъезда, где у лавочки курил долговязый подросток. Возле него крутился здоровенный сенбернар.
– Мне во-о-он тот паренек подсказал, сосед твой.
Ася спохватилась, отпрянула. И отец, и Кристина постоянно твердили ей, что заговаривать на улице с незнакомыми мужчинами крайне опасно.
– Вы кто?
– Сыщик, – с улыбкой ответил Всеслав. – Поговорить с тобой хочу. Ты не против?
– Сыщик?! – Глаза Аси вспыхнули и стали огромными. – Из милиции?
– Не совсем. Я расследую убийство медсестры, с которой работал твой отец. У него возникли проблемы.
– У папы?
Ася совершенно не умела общаться, она переспрашивала, вместо того чтобы отвечать. Такая манера разговаривать выглядела нелепо.
– Да, – кивнул Смирнов. – Лев Назарович может оказаться подозреваемым.
Дочь Адамова бросила на него взгляд затравленного зверька.
– Вы хотите сказать... папу посадят в тюрьму?
– Пока нет. Ты согласна помочь мне во всем разобраться?
– Но я ничего не знаю! Папа ни разу не брал меня на работу! – Она была близка к истерике. – Я ничего не знаю!
– Можешь ответить на некоторые вопросы? – располагающе улыбнулся сыщик.
Доктор Адамов предупреждал его, что Ася нервная, и не преувеличил. Она побледнела, задрожала, раскашлялась.
Если бы Ася не растерялась так, этот мужчина понравился бы ей – крупный, сильный, уверенный в себе, с правильными чертами лица, хорошо одетый. И главное – он уважительно обращался с ней: улыбался, держал под руку, чтобы она не упала.
– У меня нога подворачивается, – объяснила девочка. – В детстве был вывих, и теперь сустав частенько подводит.
– Бывает. Не расстраивайся!
Ася опять закашлялась, окончательно смутилась.
– Извините, – сказала она, доставая из кармана носовой платок и прикладывая его к губам. – У меня бронхит. Вас не отталкивает, когда люди кашляют?
– Сейчас многие простужены. Я не обращаю на это внимания.
– Задавайте свои вопросы, – милостиво разрешила девочка.
Смирнов подумал, что напоминать ей о смерти матери будет жестоко, и начал издалека.
– Твой папа часто дежурит в клинике по ночам?
– Редко, – после некоторого раздумья ответила Ася. – Я не люблю, когда он уезжает в командировки или уходит на дежурство. Когда папы нет дома, я не могу спать. У меня вообще плохой сон. Кристина дает мне снотворные таблетки, но я не всегда их принимаю.
– А что ты с ними делаешь?
– Выбрасываю. Тайком, чтобы она не видела.
– Почему? – удивился Всеслав.
– Мама тоже пила много таблеток, а потом... умерла.
Ася сказала лишнее, покраснела и замолчала. Сыщик полез в карман за сигаретами, опомнился, засунул пачку обратно. Черт! Ему что, передается девичья нервозность?
– Ты помнишь день тринадцатого марта? – спросил он.
– Да, – сразу ответила Ася. – Утром папа и Кристина спорили, потом он ушел на работу и остался там ночевать. Она ужасно злилась!
– Ничего не путаешь? – на всякий случай уточнил Всеслав.
– Я отмечаю в календаре дни, когда папа и Кристина ссорятся. Хочу, чтобы она ушла от нас.
– Кристина тебя обижает?
– Она чужая! – с непримиримой злостью сказала девочка. – Папа должен это понять.
– А в тот вечер, тринадцатого марта, ты рано легла спать?
– Я вообще не спала, – вздохнула Ася. – У меня был сильный кашель. Кристина позвала меня ужинать, но я отказалась. Есть совсем не хотелось. Тогда она принесла мне в комнату чашку горячего молока с медом. Ненавижу молоко! Но пришлось выпить, иначе бы она не отстала. Еще Кристина принесла таблетку снотворного и ждала, пока я не положу ее в рот. Когда она ушла, я таблетку выплюнула и выбросила в форточку. Думала, сама смогу уснуть.
– Получилось?
Ася отрицательно покачала головой.
– Я же говорила, что той ночью не спала. И слышала, как Кристина куда-то ходила. Она заглянула ко мне в комнату, а я притворилась спящей, ей назло! Она поверила, оделась потихоньку и выскользнула за дверь.
Алиби Кристины рассыпалось в прах.
– Когда примерно она ушла?
– Около десяти, – уверенно сказала девочка. – Я кашляла, но Кристина привыкла, что я кашляю во сне. Она надеялась уйти и прийти незаметно.
– Как долго ее не было дома? – спросил Смирнов, не веря своей удаче.
– Часа три. Она изменяет папе, ведь так?
– Ну... не обязательно.
– Куда же Кристина ходила ночью, если не на свидание? – усмехнулась Ася. – Вы ее не выгораживайте!
Глава 10
Ева услышала запах кофе и вскочила. Только бы не залило плиту! Увы, она опоздала. Пузырящаяся коричневая жидкость, благоухая, растекалась по белоснежной поверхности плиты.
– Ах, ты...
Славка ушел, ворчать было не на кого, кроме себя. И Ева схватилась за тряпку в тщетной попытке поймать остатки убегающего кофе. Телефонный звонок застал ее за этим занятием.
– Кто бы ты ни был, подожди минутку, – пробормотала она, вытирая руки.
Телефон звонил, не умолкая. Почти забытый трепет шевельнулся в ее душе, когда она подошла и взяла трубку. На том конце повисло молчание.
– Алло... – прошептала Ева.
Она хотела произнести это громче, но голос сел, ноги стали ватными. Трубка молчала.
– Алло... – повторила Ева. – Кто вы? Что вам нужно?
Послушав пару минут тишину, нарушаемую бешеным стуком собственного сердца, она без сил опустилась на стул. Самоуспокоение не помогало. Сколько Ева ни твердила себе, что стала жертвой детского баловства или очередных неполадок на линии связи, ее волнение только нарастало.
Первая мысль – позвонить Смирнову – пришла и ушла. Что бы ни случилось, ему она больше не скажет ни слова!
Неужели это снова шуточки Кристофера Марло? После некоторых колебаний Ева разыскала и набрала его номер. Молодой артист сразу ответил:
– О! Доброе утро, Ева! Не ожидал...
– Что вы сейчас делаете? – не особо вежливо спросила она.
– Собираюсь на репетицию. На носу премьера! Вы придете?
«Это не он звонил, – подумала Ева. – Хотя... я постоянно забываю, с кем имею дело. Актер – мастер притворства, прирожденный лицедей. Смешно надеяться, что он выдаст себя!»
– Нелестные мысли в мой адрес крутятся в вашей очаровательной головке, леди! – засмеялся молодой человек. – Я угадал?
– Почти.
– Чем же я заслужил вашу немилость? Неужели пара опрометчивых высказываний навсегда поставили крест на моей репутации? Это несправедливо! Позвольте мне оправдаться перед вами. Вы убедитесь, что я не лжец. Даже суд прислушивается к аргументам защиты!
– Если только он не вынес приговор заранее, – парировала Ева.
Возникла мимолетная пауза.
– Красавица не может быть жестокой! – с выразительной, безукоризненно отточенной интонацией произнес Кристофер. – Ведь красота пленять сердца должна, а не губить побег любви весенний. Не этому нас учат боги!
– Вы не на сцене.
– Как раз наоборот! – с той же интонацией воскликнул актер. – Наш бренный мир – одна большая сцена, где плачут и дерутся короли, а нищие им вторят безыскусно. Мы все здесь призраки! И письменно, и устно твердим предложенную кем-то роль.
– Репетируете? – неприязненно поинтересовалась Ева.
Молодой человек рассмеялся.
– Отчасти. Вы мне снились, Ева...
– А вы мне – нет!
– Зачем вы позвонили? – уже обыкновенным тоном, без театральной напыщенности спросил актер.
И привел ее в смятение. Она молчала, лихорадочно подыскивая подходящую реплику.
– Мне показалось...
Не признаваться же, что ее напугал телефонный звонок и она решила выяснить, кто проверяет на прочность ее нервы?
– Я весь внимание, – напомнил о себе Кристофер.
– Мне показалось, что я хочу вас увидеть, – выпалила Ева. – Разгоните мою тоску, Крис?
Она кинулась в атаку и не прогадала. Теперь взял паузу актер.
– Если вы не боитесь призраков, с удовольствием! – наконец нашелся он.
– Раз мы все из одного теста, страх теряет смысл, – улыбнулась Ева. Ей действительно полегчало. – Так что вы мне предложите, господин Тень?
– Роль королевы, разумеется!
Они договорились о встрече. После репетиции молодой человек будет ждать ее в театральном фойе. «Это кстати, – подумала Ева, выглянув в окно. – Погодка сегодня не для свиданий на открытом воздухе».
Над городом стояла непроглядная мгла. С неба валил крупный густой снег, укрывая дома и тротуары, деревья, прохожих, стирая все иные краски, кроме белил.
Через три часа Ева, вся мокрая, отряхиваясь и сбивая с сапожек налипший снег, вошла в тускло освещенное фойе театра «Неоглобус». Актер, одетый в английский костюм времен Тюдоров, ждал ее у зеркала. В этом большом зеркале в толстой бронзовой раме можно было рассмотреть себя с ног до головы.
– Представители разных веков! – обратил он внимание Евы на их отражение. – Это вопиющее различие требуется устранить.
Они и правда выглядели дико: он в бархате и парче, с кружевным воротником, с золотой цепью на груди, и она – в намокшем полупальто, с тающими в волосах снежинками.
– Идемте, – решительно взял ее под руку Кристофер. – Вас ждет чудесное превращение. Репетиция закончилась, все разошлись, так что нам никто не помешает.
Их шаги гулко раздавались в пустоте коридоров. Актер привел ее к двери с надписью «Костюмерная», достал из кармана ключ.
– А можно? – испугалась Ева. – Нас не выгонят?
– Что вы! Все согласовано, – успокоил ее молодой человек. – Прошу!
Он распахнул дверь, включил свет. Ева робко вошла, озираясь по сторонам. Комната была без окон, вся заполненная шкафами и рядами вешалок, стеллажами. Запах тканей, перьев и кожи, пудры, духов и грима ударил в нос.
– Сюда, – подозвал ее Кристофер. – Выбирайте! Эти наряды будут вам впору.
Платья с тяжелыми юбками, пышными рукавами, твердыми от обилия золотой вышивки лифами, украшенными драгоценностями и цепями, поразили Еву. У нее разбежались глаза.
– Откуда такие роскошные костюмы? Они, должно быть, стоят уйму денег! Ваш театр настолько богат?
– У нас весьма обеспеченный спонсор, – объяснил, улыбаясь, актер, – он обожает Англию, лондонские туманы, Шекспира, правление Тюдоров и старые замки, глядящие в мутные воды Темзы.
Ева с восторгом перебирала платья. Ничего подобного ей вблизи еще видеть не приходилось, а тем более – держать в руках.
– Примерьте вот это, – предложил Кристофер, снимая с вешалки наряд темно-вишневого цвета, вышитый золотыми лилиями.
На лифе платья сияла крупная жемчужная нить, съемный воротник из тончайших кружев белой пеной покрывал плечи. Ева ахнула.
– Я отвернусь, – предупредил ее желание актер. – Впрочем, тут имеется специальная ширма.
Он показал Еве за рядами вешалок укромный уголок с зеркалом, действительно отгороженный ширмами.