– Ну, в этом, наверное, никто не может быть уверен, раз следов не осталось. Хотя, с другой стороны, их могли и «зачистить» или просто не разглядеть. Интересный у вас подход: получается, что Господь Бог тысячелетиями готовит человечество к контакту на равных. И когда наступает подходящий момент, Он появляется среди людей и начинает творить чудеса, чтобы доказать, кто Он есть, – Николай взял в руку Евангелие. – Все эти воскресения, исцеления, превращение воды в вино… У меня был приятель, который мог творить что-то похожее, точнее, создавать иллюзию, что, скажем, пиво превратилось в воду. Но зачем эти фокусы тому, кто, по определению, всесилен и может манипулировать Мирозданием от атомов до галактик?
– Во-первых, во многих случаях речь явно идет не об иллюзиях, во-вторых, люди могли кое-что придумать или понять неправильно, а в-третьих… – сосед тихо рассмеялся. – Вы вспомните эту историю: в разгар веселья на свадьбе кончилось вино, и взять его было негде. Представляете, в каком неловком положении оказались хозяева – просто жуть! Они, наверное, готовы были сквозь землю провалиться! Быть рядом с ними в такой момент и не помочь… да еще когда мать просит… Разве это не оправдывает, хоть в какой-то мере, временное изменение обычного порядка вещей? Может быть, и другие чудеса творились, так сказать, под давлением обстоятельств?
– Да, Он, кажется, не стремился к саморекламе. Ладно, в конце концов, все это детали. Я другого понять не могу. Допустим, Бог действительно существует, допустим, мы зачем-то Ему понадобились: так и создал бы нас такими, как Ему нужно! Зачем было творить полуфабрикат и погружать его в кровь и грязь истории, чтобы он созрел для контакта?! Прямо садизм какой-то…
На сей раз собеседник молчал довольно долго. Потом он как-то виновато и тихо спросил:
– Скажите, у вас есть… м-м-м… друг, любимый родственник… Кто-то самый важный, самый близкий для вас – понимаете, о чем я?
И Николая вдруг прорвало:
– Был! Я это теперь понял! Только не родственник и не друг, а… как бы второе «Я», только лучше. Нам даже часто встречаться было необязательно: могли общаться молча на расстоянии – главное знать, что он есть, что я не один. Жена, дети, друзья, коллеги – это все не то, это всегда зависимость, всегда какой-то интерес, всегда неравноправие. А тут… Оказать услугу или сделать гадость – это как самому себе. Не могу объяснить, да и слов-то таких нет: со-мыслие, со-чувствие, со-делание, со-… Нет, не получается! Я даже не подозревал, как это важно, какое это счастье! А теперь… Нет, Вар-ка не умер, но… Кем или чем его заменить? Выдрессировать собаку, воспитать ребенка, поискать жену получше? Смешно! Наверное, создать свое второе «Я» под силу только Богу!
– И, поверьте, это гораздо труднее, чем манипулировать галактиками!
Николай удивился:
– Разве может быть нужен Творцу… э-э-э… СО-Творец?
– Думаю, что только он Ему и нужен. Ладно, Николай Васильевич, пойду на свое место. Простите за беспокойство! Приятно было поговорить.
Человек легко поднялся и пошел по проходу в заднюю часть салона. За спинками кресел было не видно, где он расположился, да Николай и не стал следить за ним. Он уставился в иллюминатор и отхлебнул наконец из банки, которую все это время держал в руке.
Сначала он обкатывал в уме последние фразы случайного собеседника, потом долго пытался вспомнить, в какой момент и зачем ему представился. Пиво кончилось, а он так и не вспомнил. Потом до него дошло, что пил он не противную сладкую шипучку, да и на банке написано: «Невское оригинальное». Однако…
Он не знал, что именно хочет сказать или спросить у этого человека, но упорно искал его во всех доступных местах самолета. Попытался выяснить у бортпроводниц, куда он мог деться, но не смог описать даже внешность – то ли не запомнил, то ли успел забыть. А потом всех попросили занять свои места, привести спинки кресел в вертикальное положение и застегнуть ремни…
Эпилог
Сначала, конечно, шли титры – на фоне мрачных темно-зеленых зарослей и под таинственно-жутковатую музыку. Камера как бы двигалась сквозь кусты, не касаясь веток. Время от времени раздавалось уханье и душераздирающий хрип кого-то, поедаемого заживо. Потом на экране появилась сочащаяся кровью надпись:
«Год 19… Советский Союз рухнул. Правительство Сибирской Федерации обратилось к президенту Соединенных Штатов с просьбой о помощи в борьбе с террором на так называемых Мертвых землях. Конгресс дал согласие…»
Действие началось, но сначала все было обычно и скучно, как во многих фильмах. Сытая, благополучная и очень цивилизованная страна. Сцены безмятежного быта с мелкими до смешного проблемами: глупый начальник на работе, любимая девушка, которая все никак не хочет отдаться, споры с женой о покупке нового коттеджа… В этой идиллии появляется сухопарая фигура седого полковника с благородным лицом. Он разыскивает по одному своих бывших солдат из состава какого-то сверхсекретного экстра-суперподразделения и уговаривает их принять участие в операции. Каждый супермен и суперменша сначала категорически отказывается, а потом соглашаются.
Дальше опять-таки обычная сцена: все шестеро собрались вместе. Они примеряют снаряжение и демонстрируют друг другу свою крутизну и независимость. В конце концов они условно признают лидерство именно того, кого полковник назначил старшим.
И вот они летят. А под крылом самолета (или вертолета?) зеленое море тайги. Затем следует сцена общения с какими-то военными Сибирской Федерации. Они, почему-то на родном языке, говорят с сильным акцентом и производят на зрителя очень неблагоприятное впечатление – какие-то они все двусмысленные и обязательно подведут наших героев в трудную минуту. Только это все ерунда, потому что дальше со смаком и во всех деталях показано, как наши одеваются в поход, постепенно превращаясь то ли в киборгов, то ли в космонавтов: сверхпрочная броня и кевларовый костюм под ней, бронированный шлем, нашлемный фонарь, выдвижная антенна спутниковой связи, слуховое устройство, перед лицом акриловое стекло с интегрированным дисплеем и защитой от лазерного излучения, динамик, воздушный фильтр, электромагнитная винтовка с хитрым креплением к поясу, высокопрочные пластиковые ботинки для защиты от мин… А сверху еще гранаты, ракеты, пулеметы… И конечно, здоровенный нож с зубами на тупье клинка – класс!
Наконец действие началось: шестеро идут через заросли под мрачную и таинственную музыку…
Да, а перед этим мельком показали, куда и зачем, собственно, они идут: им надо спасти пленных солдат Федерации. Солдатики (человек двадцать) сидят за частоколом, их по одному выводят, жарят живыми и поедают. Некоторых, конечно, едят прямо сырыми.
Так вот: шестеро киборгов идут по лесу, а на них нападают всякие чудовища – многорукие, многоногие, многоголовые и исключительно зубастые. Они прыгают с деревьев, выныривают из-под земли, выскакивают из чащи. Они могучи и ужасны, только их подводит привычка орать и реветь перед атакой. Поэтому наши почти всегда успевают пульнуть ракетой, кинуть гранату или стрельнуть из лазерного пистолета. Только путь их далек и долог, а чудовищ вокруг водится очень много, и герои по одному погибают. Одну девушку-суперменшу двухголовый монстр прямо разрывает на части вместе со скафандром. Наши герои уже забыли взаимные распри и мужественно прикрывают друг друга, даже жизнью иногда жертвуют. Только их все равно становится все меньше, и к тому же у них начинают кончаться патроны. А вот у чудовищ, наоборот, появляются всякие пушки и пистолеты. Дело явно идет к рукопашной…
– Пашка, ты опять?! Опять эту ерунду смотришь?!
Шаркая тапочками, бабушка пересекла крохотную комнату и выключила телевизор.
– Ба-абу-уля, это же про Мертвые земли-и! Ну, бабу-у-уля!
– Хватит ныть! Нет никаких Мертвых земель! Шел бы лучше погулять – красота-то какая на улице!
– Что, опять снег выпал?
– Ну да! В наше-то время такого и не видел никто – что зима, что лето. А с тех пор, как дамбу в Беринговом проливе разобрали, красота – холодно только…
Пашка вскочил, сдернул с гвоздя куртку и кинулся к двери.
– Смотри, осторожней: там буровиков на вахту собирают!
Он стоял на крыльце, задрав голову, и пытался губами поймать снежинку. Это была почти сказка, но все портил шум двигателя, обрывки песен и мат.
На той стороне улицы – наискосок влево – длинный одноэтажный барак. Там живут рабочие-буровики. Раз в две недели одних привозят с вахты, а других увозят. Вход в барак только один – посередине. Низкое крыльцо помещается между двумя холмами из консервных банок, бутылок и пузырьков из-под одеколона. Возле крыльца урчит двигателем вахтовка – трехосный КАМАЗ, к которому приделан кузов от пассажирского автобуса. Двое начальников в куртках из кожзаменителя вытаскивают по одному из барака рабочих и вытряхивают у них из карманов и рюкзаков бутылки. Они бросают бутылки на землю, стараясь разбить, рабочего запихивают в автобус и идут за следующим. Они увлеклись этим делом и не замечают, что автобус не наполняется, потому что рабочие изнутри отжали заднюю дверь, по одному вываливаются наружу и расползаются в разные стороны, прихватив уцелевшие бутылки. Впрочем, начальники тоже, наверное, не сильно трезвые…
Пашка поймал наконец снежинку и счастливо засмеялся. Ему захотелось предстать перед этими людьми этаким широкоплечим красавцем в гибкой броне и с винтовкой. Он уже хотел так и сделать, но вспомнил про бабушку и передумал. Лучше он проверит, на месте ли его богатство!
Опасливо оглядываясь по сторонам, Пашка обогнул мусорную кучу и подошел к соседнему крыльцу. Возле самой стены он встал на колени и отодвинул в сторону заветную доску. Здесь, в норе под крыльцом, раньше жил Бобик, которого съели бичи, а теперь, прикрытое тряпками, лежало его сокровище. Пашка не стал его доставать, а только пощупал – на месте ли? Он был на месте – почти целый американский кевларовый костюм! Ну и что, что на груди и спине у него дырки от самодельной кумулятивной пули, зато все остальное цело, как в кино! Они с пацанами нашли его летом: Федьке достался шлем со стеклом, а Сереге ботинки, только они ему велики…
Доски-горбыли над головой заскрипели, и Пашка замер в испуге. Раздалось сопение, хриплый надсадный кашель, и он вздохнул с облегчением: это всего лишь сосед дядя Кузя вышел на крыльцо. Этот – свой, этот – не выдаст! Пашка вылез из норы, отряхнул колени и поздоровался. Сосед не ответил.
Так же, как он сам недавно, дядя Кузя стоял, подняв лицо к небу, только при этом сильно покачивался из стороны в сторону:
– Ит из сноуин! Ит из сноуин…
Услышав английские слова, Пашка решил, что подходящий момент настал, и попросил:
– Дядя Кузя, а дядя Кузя! Расскажи, как ты попал в плен! Расскажи! Ты же обещал!
– Ноу… Ноу Кузя! Ай эм Смит… Грустно мне, Паша… Дисплей у меня тогда заело…
Сосед вздохнул, опустился на четвереньки и начал блевать. Из его спины между лопаток, как всегда, торчали клочья ваты. Оно и понятно: где же найти телогрейку на такие-то плечи!
– Пашка! Пашенька! Ты куда подевался?
– Тут я, бабуля! – Он оставил соседа и подошел к своему крыльцу, где бабушка зябко куталась в изъеденную молью шаль.
– Ты вот что, Пашенька… Я и забыла совсем: хлеба-то у нас и нет на вечер, а скоро уж дед вернется! Сгонял бы ты к матери, а? Заодно отнесешь ей майонезу – я как раз пару баночек прикупила к празднику…
Как всегда в таких случаях, любимый внук притворно надулся:
– Вот еще! Буду я мотаться туда-сюда! Видишь, какая погода?
– Ну, Пашенька, это же рядом совсем! И майонез отнесешь – она рада будет!
– Ага, рада! А я? В 8:30 вторая серия, а у нас дома телевизор черно-белый! И экран моргает… когда папа на связь выходит!
– Тише ты, тише! Это у вас антенна, Пашенька. Папа уж починил, наверное. Да и что тебе дома-то? У нас посмотришь – до восьми сто раз обернуться успеешь!
– Ну, ладно! Только…
Внук задумался, чего бы еще потребовать за услугу. И придумал:
– Только вот что: ты мне расскажешь…
– Пашенька, дед же не разрешает – маленький ты еще! Узнает – ругаться будет!
– Ага! Как за хлебом посылать… в буран и пургу, так не маленький, да? Видишь же: нет погоды!
– Да как же нет, Пашенька?!
– А вот так: мне виднее! Или расскажешь, как танцевала перед солдатами на БТРе, пока наши вакуумную бомбу закладывали! И про Охот…
– Тише! Тише, Пашенька! Не дай бог, услышит кто!
– Ну, и что? По-моему, все и так знают, только вид делают! Даже менты и солдаты!
– Горе ты мое! Ну, что с тобой делать…
– Значит, договорились? Уговор дороже денег! И телек до одиннадцати!
Довольный своей победой, Пашка опустил в карман теплую баночку с жестяной крышкой и отправился за дом, где были свалены бревна и пустые бочки из-под солярки. Там у них с пацанами был оборудован шалаш – из тех же бочек, палок и кусков старого рубероида.
Следы на снегу Пашка увидел раньше, чем услышал голоса друзей – они были там и, конечно, опять курили.
– Здорово, жлобы! Вы чего телек не смотрите?
– Да ну его – опять старье показывают! Мы лучше покурим, – ответил Федя. Серега возмутился:
– Покуришь с этим! Давай сюда бычок – моя очередь затягиваться!
– Не дам: ты как дернешь, так сразу полпапиросы!
– Ну, и что? Говорил же: надо две брать!
– Ты сам первый зассал две взять!
– Нет, ты!
Пашка снисходительно усмехнулся:
– А спорим: не подеретесь! Слабо?
Парни, как всегда, дружно обиделись:
– А слабо глаз на ж… натянуть? – Федя попытался схватить его за ногу, а Серега влепить подзатыльник. Только Пашка был наготове и успел увернуться:
– Ладно, ладно! Шуток не понимаете? Некогда мне тут с вами: к матери надо смотаться, пока вторая серия не началась!
– Может, тебе бычок в задницу вставить? Будешь на реактивной тяге! – ехидно предложил Федя, но Серега не согласился:
– Лучше ему пендель вломить! Для скорости это первейшее средство!
Пашке очень хотелось затянуться папиросой, но попросить мешала гордость. И мать может учуять… Да и не дадут, наверное, жмоты… В общем, просить он не стал: снял куртку, забросил ее в шалаш и начал взбираться по скользким бревнам на самый верх штабеля. Там он снял и ботинки, пристроил их на бревне подошвами вверх, чтобы внутрь не нападал снег, и, зябко поеживаясь, расправил крылья. С ними все было в порядке, и, коротко подпрыгнув, он лег грудью на воздух.
Было еще довольно светло, хотя в такую погоду темнеет рано. Серега засмотрелся на полет приятеля и пропустил момент, когда табак в папиросе кончился и начала тлеть бумажная гильза. Он закашлялся и сплюнул:
– Ч-черт! Урод несчастный!
Федя вздохнул:
– У тебя все равно получилось на одну затяжку больше – я считал!
Серега еще раз сплюнул и утешил брата:
– Ничего, зато пороть нас будут поровну – сегодня-то отец уж точно заметит!
– Заметит… – обреченно согласился Федя и опять вздохнул: куда же денешься, если у них на двоих только одно тело, хоть и с четырьмя руками?
А в бараке Лойка опустила оконную занавеску и облегченно перекрестилась: «Слава Богу, полетел-таки! Даня вот-вот вернется, а что за ужин без хлеба?»
* * *– Ничего не получается! По-человечески надо!
Хорь швырнул на землю кусачки и ухватился руками за столб, к которому крепилась проволока. Он злобно дернул его несколько раз, но столб держался в земле прочно. Тогда Хорь ругнулся, отошел на несколько шагов и с разбегу навалился на него плечом. Столб слегка наклонился. «Ага!» – радостно оскалился воин и повторил попытку. В конце концов тонкий железный столбик завалился, оттянув проволоку и образовав как бы мостик на ту сторону.
– Уф-ф! Путь свободен, вождь!
– Вижу, Хорь.
– А вот я, хоть убей, не вижу, зачем надо было ломать забор? Что, нельзя через ворота выйти?
– Наверное, можно, – согласился Лис. – Но, покидая этот мир, надо, на всякий случай, обозначить разрушение границы.
– Что-то ты мудришь! Зачем ее разрушать?