– О, мудрый странник Вар-ка, ведь ты говорил с людьми… Может быть, ты сможешь… Может быть, ты запомнил, какие кланы обрели ныне силу?
– Имена, фамилии, явки? Попробую вспомнить…
Вар-ка тужился минут десять, пытаясь восстановить в памяти цепочки имен: кто кого родил и в какой последовательности. Наконец Мишод остановил его, радостно хмыкнув. Он прямо светился от счастья:
– Род Сеймона жив и ходит под рукой Всемогущего!
– Интересное дело: а почему ты в прошлый раз не воспользовался своими семейными связями?
– У дверей дома потомков моих стояли идолы…
– Понятно: не захотел связываться с такой родней. Зато теперь можешь считать этого Озру дальним родственником близкой родни потомков твоих потомков. А знаешь, почему они назначили свою встречу именно здесь? И даже сожгли жертвенного бычка на старых камнях? Потому что Озра провел целое расследование и установил, что именно с этой горы Сеймон когда-то принес Священные Плиты – первый, так сказать, письменный договор с богом. Так что, в принципе, можешь к ним спуститься, сказать, что ты и есть тот самый Сеймон, и попросить почитать тебе Свиток.
– Конечно, я так и сделаю!
– Ты что, шуток не понимаешь?! Идет политическая игра: тебя к ней и близко не подпустят! Сиди и не рыпайся!
– Кажется, я слышу голос Всемогущего в сердце своем: «Ты должен идти, Сеймон, и через тебя верну я к жизни заблудший народ сей!»
– Опять желаешь творить историю? Ну, и твори! А я пошел. Будем прощаться!
Он даже не столько спешил увидеть Николая, сколько хотел, наконец, вырваться и начать освобождать память от груза ненужных ему подробностей жизни этого мира. Уже поднявшись наверх, в белесое марево межвременья, Вар-ка вспомнил еле заметное чувство вины, исходившее от Мишода-Сеймона при прощании. Его охватило смутное беспокойство: что-то он сделать хотел, но забыл… Что?
Вар-ка вспомнил, тут же бросил рюкзак и побежал обратно вниз: он забыл забрать зажигалку!
«Ну, конечно: Мишод помнил о ней, но промолчал и поэтому чувствовал себя слегка виноватым. Чем это может грозить? Да, скорее всего, ничем: с ее помощью покажут пару-тройку чудес, а потом уничтожат. Или сделают из нее священную реликвию, но… Но все равно надо забрать, как говорится, от греха подальше! И никогда больше не таскать с собой такие вещи! Ч-черт, сколько же там могло пройти времени? Несколько часов?»
По всей видимости, здесь прошло не 2 – 3 часа, а, наверное, день-два или больше. Недалеко от жертвенника теперь красовалась роскошная палатка, сшитая из разноцветных полос тонкой материи. Внутри кто-то бубнил незнакомым голосом, а у входа стояли два огромных темнокожих охранника в набедренных повязках до колен, с короткими мечами на поясе и с копьями в руках. Этих ребят Вар-ка видел в свите Озры. Он не пытался заговорить с ними, так как решил, что они не местные. И, как оказалось, правильно сделал: в ответ на приветствие один из воинов продемонстрировал свой рот – языка в нем не было.
Голос гостя, однако, услышали в палатке и отдали приказ пропустить. Пришлось идти…
Отправившись на разведку, Вар-ка притворился несчастным путником, который отстал от своего каравана, заблудился в пустыне и был ограблен разбойниками. Он общался со слугами и господ видел только издали, но теперь их узнал. Вокруг роскошного блюда с фруктами на низких скамеечках восседали Намия, Озра и… Сеймон! Да-да, именно Сеймон, а не какой-то там малоизвестный Мишод – это видно без очков! Кроме того, в палатке присутствовали еще два полуголых темнокожих охранника – тоже, вероятно, немых.
Вар-ка успел заметить возле Озры несколько свитков – длинных полос то ли бумаги, то ли пергамента, намотанных на короткие палки с резными набалдашниками – и склонился в поклоне. Разгибаться он не спешил, так как пытался почувствовать эмоциональное состояние присутствующих: «Похоже, что Озра с Сеймоном исполнены горделивой радости, а Намия пребывает в унынии. Неужели эти двое успели скорешиться против него?»
– Тот ли это человек, о котором говорил ты, великий Сеймон?
– Это, безусловно, он, мудрейший Озра. Имя его – Вар-ка.
– Преломи с нами хлеб, странник… Вар-ка. И подними глаза свои, ибо унижающий себя – да возвысится!
Вар-ка разогнулся, медленно шагнул вперед, злобно взглянул на Сеймона и протянул руку ладонью вверх. Сеймон смущенно отвел глаза. Пришлось смотреть на Озру. Это продолжалось неожиданно долго. Наконец книжник заговорил:
– Почему-то мне кажется, странник, что ты очень умен, а робость твоя фальшива, как эта ваза, сделанная из глины и покрытая позолотой. Не стоит пытаться обмануть старика. Догадался ли ты, о чем я хочу спросить?
Взгляд, который при этом Озра кинул на Сеймона, мог бы не понять только полный дурак.
– Да, господин! И отвечу сразу: твой гость рассказал тебе правду.
– Откуда тебе это известно? Ты же не слышал!
– Он рассказал тебе правду потому, что ему незачем обманывать мудрейшего Озру.
– А ты? У тебя есть повод для лжи?
– О да, мудрейший… – умышленно затянул паузу Вар-ка. – Но я не стану обманывать, если ты не заставишь меня. Твой гость – великий Сеймон – знает, зачем я пришел. Мне нужно всего лишь получить это и уйти. Прошу: не препятствуй мне, господин!
– Это правда, что ты прикасался к Священным Плитам? Что был ты рядом с Сеймоном, выводившим иревов из рабства?
«Ну, начинается! – уныло подумал Вар-ка. – Зачем Сеймон, он же Мишод, это все разболтал? Хотя, с другой стороны, Озра очень силен, и врать ему трудно. Ох, не нравится мне все это!»
Он уставился в глаза книжника, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
– Мудрейший Озра! Все мы ходим под рукой Всемогущего и исполняем свое служение по силам и пониманию своему. Да, мне даровано счастье быть, видеть и помнить. Но этот дар – мой. Это – мой груз, моя боль. Ты хочешь разделить мое служение? Принять мою ношу? Я лишь простой и грубый инструмент в Его мастерской, твоя же мудрость всем известна – не есть ли гордыня требовать большего? Или ты сомневаешься в том пути, которым идешь? Я не хочу обманывать тебя, но не могу и сказать правду. Не потому, что ты захочешь доказательств: просто мое знание лишнее здесь, ведь не история учит людей, но лишь Бог дарует познание.
Вар-ка говорил и накатывал на собеседника волну собственной воли: «Перестань, отстань, оставь меня в покое, я не слабее тебя, но я нейтрален и не несу ни зла, ни добра». Книжник ощутимо сопротивлялся, и осталось неясным, удалось его осилить или нет. Похоже, он с самого начала не собирался всерьез проводить расследование.
– Трудно не согласиться с такими словами, странник Вар-ка. Нам ли, ничтожным рабам, пытаться постичь высший замысел? Знаем мы лишь, что ничто не бывает помимо него. Ты привел к нам Сеймона, который умер давно, и был оплакан, и не знал никто, где он похоронен. Теперь узрели мы, что не был мертв великий Сеймон. Он вернулся к народу иревов, дабы вновь направить его на путь Единого Бога, дабы поднять его из языческой мерзости к покаянию и прощению. Ты считаешь себя инструментом в руке Всемогущего, так останься и раздели труды наши. Может быть, твоими устами произнесет Он слово свое?
По сути дела, это была ответная атака – воля против воли. Тут все сразу: и признание чужой силы, и угроза, и предложение союза – черт-те что, и все в одном стакане! Вар-ка демонстративно отказался от сопротивления и опустил глаза – конфликт ему сейчас совершенно ни к чему.
– Ты хочешь ознакомить меня?..
– Эти свитки найдены в храме Единого Бога на пятый год правления праведного царя Майсола. Народ иревов вскоре ушел с пути истинного, и дарованные ему откровения остались сокрытыми. За грехи свои отданы мы были на поругание язычникам, что разграбили и унесли реликвии храма. Но милость Всемогущего безгранична: Он сохранил бесценные свитки и даровал мне счастье вернуть их народу иревов.
Озра смотрел на него очень внимательно, и Вар-ка понял, что лучше не отказываться: «Зачем же ему это нужно?»
– О, мудрейший, мне ли, ничтожному, комментировать священные тексты? Я могу лишь внимать в трепете души своей…
– Так садись с нами и слушай, странник Вар-ка!
Книжник положил себе на колени один из свитков, а Намия, храня молчание, обреченно вздохнул. От него веяло усталостью и раздражением, которое он вынужден скрывать.
Старик, похоже, знал содержание свитка почти наизусть и не столько читал, сколько следил за реакцией слушателя. Текст, изобилующий повторами и длиннотами, повествовал о судьбе иревов, вышедших из языческого рабства. Это было не начало и не конец истории, а кусочек из середины: то ли Озра взял именно этот свиток из многих случайно, то ли выбрал с каким-то умыслом. Он явно чего-то ждал от Вар-ка, а тот не знал, как реагировать и, вообще, стоит ли это делать. Конечно же, текст был не древним, а достаточно свежим, может быть, самим Озрой и составленным – вон у него какая мозоль на последней фаланге среднего пальца правой руки.
Когда первый свиток был перемотан в обратную сторону, воцарилось напряженное молчание: Намия тоскливо смотрел в сторону, Сеймон беспокойно ерзал, а книжник уставился на главного слушателя.
«Что ж, придется комментировать», – смирился с неизбежным Вар-ка.
– Велика и неисчерпаема милость Всемогущего, но не всякий способен постичь ее – лишь тот, кому дарована частица божественного знания. Мудрейшему Озре, когда он будет читать этот свиток народу, наверное, нужно будет растолковать людям смысл слов о домах и виноградниках, которыми владели бредущие по пустыне иревы?
Вар-ка изобразил интонацией своего голоса полнейшее смирение, но в глаза Озре посмотрел с неприкрытым вопросом: «Ты этого хотел?»
Книжник ответил целой вспышкой эмоций, хотя ни один мускул на его бородатом лице не дрогнул: гнев, удивление, удовлетворение – да, примерно этого он и хотел!
В следующем свитке подробнейшим образом излагались правила организации праздников, совершения обрядов и жертвоприношений, иерархия священников, их одежда, порядок действий в том или ином случае. Это было уже слишком, и Вар-ка сделал еле заметный протестующий жест рукой. Книжник заметил, понял и прекратил чтение.
– О, мудрейший Озра, не следует слышать это ничтожному страннику, который не принадлежит даже к народу иревов!
Прозвучало не очень убедительно, но книжник возражение принял. У него явно была какая-то другая цель, к которой он двигался медленно, но неуклонно. Озра внимательно посмотрел на Намию, Сеймона и взял свиток, лежащий чуть в стороне. Читал он все так же медленно и монотонно:
– »…И сказал Всемогущий устами пророка: «Пусть не будет осквернена дарованная вам страна мерзостью народов, поклоняющихся богам каменным и деревянным. Женщин их не берите себе и своих не отдавайте им. Не ищите мира с чтящими мертвых богов, чтобы не усилились они и не пожрали вас в земле этой. Ничтожество и слабость ваши оттого с вами, что смешали семя с языческой мерзостью не только пасущие и сеющие, но и священники, и начальствующие. Удалите же от себя всех жен народов чужих, всех детей, что рождены ими в домах ваших…»«
Дальше следовало подробное описание репрессий, которые следует применить к тем, кто не согласен.
На сей раз чтение вялым жестом прервал Намия:
– Мудрейший, ты не убедишь меня, даже если прочитаешь этот свиток еще десять раз! Прошло два года, а храм и столица только начали подниматься из пепла. Нужно золото, серебро – и много, а ты отталкиваешь руку дающих! После оглашения свитка ни Аходы, ни Тураги не дадут ни монеты!
– Зато Элоды и Манивы откроют свои хранилища: в этих кланах нет языческой крови! Или ты озабочен судьбой своих?
– Ломевы чисты перед лицом Всемогущего! Среди нас нет людей с чужой кровью… Почти нет. Но дело не в этом: я понимаю, что ты хочешь усилить кланы священников, которые поддержали тебя. Не возражай! Пусть так и будет, но сделай это позже. Пока царь Айлона милостив к народу иревов, мы должны отстроить хотя бы несколько основных городов, восстановить храм. Правитель стар, и неизвестно, как на все это посмотрит новый владыка. Сейчас на стройках работают все, кто согласен трудиться за деньги, а ты хочешь…
– Нет! Твой труд и потраченное золото имеют смысл, только если это будет делом народа Единого Бога!
– Да где же ты видишь его?! Ты же никогда не был в Наахе! Это давно уже не наша страна, и те, кто живет в ней, – они кто угодно, только не… Ты же знаешь, что настоящих иревов остался десяток кланов, да и они живут в Айлоне, и сюда их не заманишь!
– Не может исчезнуть народ наш без воли на то Всемогущего! По моим сведениям, в Наахе еще остались люди, помнящие клятвы своих предков. Мы призовем их, и они станут нашей опорой!
– Хочешь устроить войну с соседями, как когда-то Ноедег? В то время это дало хороший результат, но сейчас здесь все изменилось.
– Я внимательно слушал рассказы о жизни в Наахе – и твои, кстати, тоже. Здесь не с кем воевать, потому что враг внутри нас! Ты еще молод, Намия, глаза твои остры, но видишь ты лишь то, что лежит перед тобою. Дарованная нам земля иссохла. Она десятки лет пребывает в мерзости запустения. Если оросить ее, она вновь наполнится жизнью, но среди сорняков ты уже не отыщешь хлебного колоса! Так отделим же сейчас…
Спор продолжался еще минут двадцать. Впечатление было такое, что оппоненты не в первый раз повторяют друг другу свои доводы. Вар-ка уже начал догадываться, зачем Озре понадобился и Мишод-Сеймон, и он сам – весы! Ничего хорошего в этом не было.
– …не так ли поступил когда-то пророк Мишод, сын Рагеба, благословивший Ноедега на битву?
Вопрос был обращен к Сеймону, и тот, поколебавшись, ответил:
– Обливается кровью сердце мое, и исполнена скорби душа. Жестоки слова Священного Свитка, но… Всемогущий водил рукой написавшего это!
«Та-ак! Вот и гирька на чаше весов! – безрадостно утвердился Вар-ка в своей догадке. – Интересно, Сеймон вполне искренен, или надеется получить признание и авторитет за поддержку Озры? Скорее всего, тут и то, и другое, и чего больше – не ясно, хотя мужик откровенно страдает. Но это, в конце концов, его проблемы, а мне-то что отвечать?!»
– Что же скажет нам странник Вар-ка?
– Понимаешь, мудрейший Озра… Мой разум слаб и полон сомнений, но я уверен: не угодны Богу ни горе, ни кровь – ни своих, ни чужих! Все ходят пред ликом Его, и познавшие истину должны нести ее свет тем, кто прозябает во тьме.
Книжник был откровенно разочарован, но еще не потерял надежды:
– Говори, странник, говори!
– Мне кажется, что и мудрейший Озра, и почтенный Намия, и великий Сеймон просто неправильно поняли смысл, заключенный в словах этого свитка. Речь идет не о том, чтобы изгнать всех чужих и отгородиться от них. Этих чужих нужно делать своими, не терпеть рядом мерзость язычества, а истреблять ее проповедью истинной веры!
– Разве? – усмехнулся старик. – Наверное, ты невнимательно слушал. Что ж, я готов прочитать еще раз!
Вар-ка и сам понимал, что говорит ерунду, что ничего он никому не докажет, но не мог удержаться и продолжал:
– Я долго жил в другом мире, похожем на этот. То понимание божественных слов, которое предлагает мудрейший Озра, называется там «геноцид» или «этническая чистка». Эти слова означают величайший грех пред лицом Всемогущего! Я молю вас: не преступайте путей Его, ибо проходят они сквозь все сотворенное!
Книжник сокрушенно покачал головой:
– Обидно и горько мне, почтенный Намия, но ты оказался прав: эти люди – жалкие колдуны и мошенники. Ты догадался, конечно, что я лишь проверял их, – и все равно мне обидно и горько!
С этими словами Озра слегка приподнял указательный палец. Что-то мелькнуло перед глазами и едва ощутимо коснулось шеи: «Диспут окончен, господа!»
С безошибочностью настоящего пророка Вар-ка понял, что немедленно умрет, если сделает хоть малейшее движение. Он скосил глаза на Сеймона и обнаружил, что тот оказался в точно таком же положении. С самого начала светской беседы темнокожие охранники расположились за их спинами, где и стояли неподвижно, как статуи. Сначала это слегка раздражало Вар-ка, но воины не излучали никаких эмоций, и он в конце концов перестал обращать на них внимание.