Теперь надо уверенно посмотреть ей в глаза и чуть нагловато улыбнуться, только не переиграть. Зафиксировав взгляд, я указал глазами вниз, разогнул колени и развел кисти в сторону. Взгляд врачихи задержался на выразительно взбугрившемся одеяле.
– Я боюсь вас испугать, – твердо сказал я, с легкой улыбкой глядя в глаза, и мысленно добавил: «Или обрадовать».
Секунды три девушка переваривала увиденное и сказанное, затем брови изумленно взлетели вверх, щеки начали заметываться румянцем, и она захихикала, прикрывая левым кулаком рот. Я с облегчением вздохнул и натужно улыбнулся.
– Комсо-омо-о-о-ол… – протянула она восторженно, продолжая хихикать. – Восьмой класс!
– Третья четверть, – подхватил я. – Это все дремучие инстинкты! – Меня подняла и понесла волна дурашливости. – Хочется хватать красивых девушек и тащить их в пещеру на шкуру убитого саблезубого тигра.
– Давить надо такие инстинкты, – наставительно заявила докторша. – На корню.
– Угу, попробуй задави… – горестно вздохнул я. – Скорее они сами задавят. Против природы не попрешь. К тому же я не тащу никого в пещеру. Пока…
Докторша как-то неуверенно хихикнула еще раз и с сомнением покосилась на меня.
– Вам, между прочим, радоваться надо, – начал я подводить к интересующей меня теме.
– С чего бы это вдруг? – Девушка с подозрением нахмурила брови.
– Ну… – застенчиво поковырял я пальцем одеяло, – базовые функции организма пациента не пострадали… как мы убедились. Можно без госпитализации обойтись, правда? Вам же проще – не надо эвакуацию заказывать. Отлежусь несколько деньков – и вперед с песнями.
– В целом верно. А откуда терминологию знаешь?
– Папа врач. Учебники иногда почитываю.
– А-а… понятно. А где папа работает?
– Военно-медицинская академия.
– У-у… понятно. Ладно, чудо, лежи… Сейчас справку в школу напишу. Но если вдруг станет хуже – обязательно снова вызвать врача.
Врачиха присела за стол, достала из сумки обычный тетрадный листок и что-то быстро застрочила, время от времени давя улыбку, отчего на щеке появлялась та самая ямочка. Я с умилением любовался ее профилем.
– Ну вот, готово. – Девушка повернулась ко мне, нарвалась на взгляд и опять нахмурилась.
Я смущенно отвел глаза.
Тут весьма своевременно в комнату просочилась мама:
– Доктор, вы закончили? Что с ним, ничего серьезного?
– Легкое сотрясение мозга… – Врачиха с сомнением оглядела меня, словно мысль о наличии у меня мозгов показалась ей нетривиальной. Невольно задержала взгляд где-то посередине моего тела, резко вильнула глазами в сторону и, слегка покраснев, зачастила: – Три дня постельного режима, две недели освобождения от физкультуры. Станет хуже, появится рвота, усилятся головные боли – обязательно тут же звонить в «скорую». Но, думаю, все будет хорошо.
– Спасибо огромное! – Мама с заметным облегчением приняла справку. – Пойдемте на кухню, я там чаек заварила, бутерброды сделала со шпротами и колбаской…
Докторша непроизвольно сглотнула слюну, но попробовала упереться:
– Да нам не положено… вызовы еще есть…
Бесполезно. Я маму знаю. Точно, девушку со словами: «А мы быстренько, на пять минут всего», – уже волокут в кухню.
– Приятного аппетита! – кричу я ей вслед. – Заодно с мамой моей познакомитесь…
Докторша негромко фыркнула и решительно променяла меня на бутерброды.
Я облегченно расслабился. Отлично, несколько дней я себе на адаптацию выиграл. А вот фортели организма меня напрягали. Сделал охотничью стойку на женщину лет на десять старше, потом дурашливость накатила, чего еще ждать?
Ясно одно: мое тело – не пассивная матрица. Подлянку может подкинуть в любой момент. А все время себя контролировать – можно и с ума сойти. Расслабиться, что ли, и получать удовольствие? Дрема постепенно овладела мной, а потом перешла в крепкий сон, ведь предыдущую ночь я не спал вовсе, с энтузиазмом осваивая брейнсерфинг.
Сколько мне открылось секретов… Заговор с целью убийства Кеннеди был, Улофа Пальме действительно завалил псих-одиночка, инопланетян пока не обнаружили, самый богатый человек мира живет по принципу «большая вода тихо течет» в маленькой хижине в Малайзии, клуб по управлению миром существует, но работает прискорбно неэффективно. И как все это бесполезно здесь и сейчас…
Где-то среди ночи я проснулся и немного поворочался, наблюдая за колыханием теней на потолке. Затем не выдержал, поднялся и пробрался к окну. За холодным стеклом сквозь редкие ветки деревьев темнели силуэты домов. Слегка покачивающаяся под железным колпаком одинокая лампа выхватывала конусом света косо летящий мокрый снег. На отвоеванном у тьмы клочке двора распласталась комковатая серая слякоть. Я любовался этим, торжествующе улыбаясь. Мой любимый светлый мир, я пришел к тебе!
Глава 2
Среда 16 марта 1977 года, 8:40
Ленинград, Измайловский проспект
Окончательно я проснулся от щелчка закрывшегося замка, хотя и до этого сквозь приятную полудрему до меня порой доносилось какое-то шебуршание в прихожей и в коридоре. Судя по всему, родители ушли на работу – значит, начало девятого. Вот я придавил на массу, чуть ли не пятнадцать часов суммарно! Странно, что папа не разбудил меня для осмотра. Пожалел, наверное, мой крепкий лечебный сон.
Сладко, до хруста в спине, потянувшись, прислушался к телу. Оно желало распрямиться упругой пружиной и понестись туда, где есть еда и девушки. Или девушки и еда? Я попытался выделить доминантное желание. Хм… Похоже, все-таки еда. Ну оно и к лучшему – что пожрать, я сейчас точно найду, а вот девушка в квартире за ночь навряд ли завелась. Раньше, по крайней мере, со мной такого не случалось. Даже обидно.
Я еще повалялся в кровати, размышляя о девушках вообще и тех их лучших представительницах, которые будут в моем окружении в ближайшие месяцы, потом с печальным вздохом развеял сладостные грезы. О деле надо думать, о деле.
Мышцы вибрировали свежей силой, в голове царила непривычная для утра ясность. Эту хлещущую из меня энергию – да на мирные бы цели. Ну, тело, погоди! От сотрясения отойду и впрягу тебя в нагрузки, взвоешь еще.
Я перевернулся на другой бок. Надо будет составить программу физического развития и поддержания здоровья. Предстоит период бурного роста, а это оптимальное время для формирования фигуры. С отягощениями еще года два лучше не заниматься, пока связки и суставные сумки не окрепнут, а вот над общей выносливостью, скоростными способностями, растяжкой надо обязательно поработать. До зубовного скрежета.
Кстати о зубах. Клянусь! Торжественно клянусь тщательно чистить их два раза в день и полоскать после каждого приема пищи. Встречаться со здешними стоматологами, которые высверливают без обезболивания даже пульпит, мне совершенно не хочется. Воспоминания примерно этой поры свежи даже через треть столетия.
С другой стороны, есть смысл проявить инициативу, дабы не доводить до худшего. Надо бы к стоматологу самому сходить: маленькую дырочку легче лечить, чем здоровенный кариес. Встревоженно поводил языком по зубам в поисках дыр, не обнаружил и, не успокоившись на этом, двинулся в ванную. Осмотр нижних «шестерок» был прост – раскрывай рот и смотри. С верхними сложнее… Порывшись в прихожей, нашел прямоугольное карманное зеркальце и радостно сунул его в рот. С помощью системы из двух зеркал осмотрел верхний ряд и с облегчением вздохнул – чисто.
Ну что ж, раз уж я встал, то часть планов можно начать осуществлять прямо сейчас. Странно, в стакане стоят всего две зубные щетки, сухая и мокрая. Первая загадка решена: вот эта сухая щетка – моя. Но появился новый вопрос: почему мокрая – только одна? Недоуменно пожав плечами, выдавил из алюминиевого тюбика «Поморин», привет из братской Болгарии, и начал первый день новой жизни.
На кухне меня ждала записка:
«Дюш, на завтрак сырники, в одеяле в большой комнате. На обед – суп или тушеное мясо с макаронами. Я сегодня до 19. Целую, мама».
Ниже торопливо приписано: «Не вставай, весь день лежи! Зинаиде Эриковне я позвонила. Станет хуже – звони мне!!!»
Выложив на тарелку еще горячие сырники и залив их сметаной, я присел перед телевизором: надо побыстрее окунуться в жизнь социума и почувствовать себя его частью.
Прогревшись с полминуты, «Рекорд» мерзко запищал и вывел на экран настроечную таблицу. Пришлось вставать, топать к телевизору и крутить тугой переключатель каналов. На четвертом щелчке выпала «Утренняя гимнастика». Шесть средней симпатичности девочек в трико и юбочках под бряцание рояля повторяли за тренером наклоны.
Некоторое время я с интересом наблюдал за ними, потом с легким вздохом развеял появившиеся вдруг эротические фантазии и с энтузиазмом взялся за вилку.
Дожевав последний сырник, приступил к изучению программы передач. Утренний выпуск «Времени» в восемь ноль-ноль я пропустил, следующие новостные программы – это «Сегодня в мире» в 18:45 и вечерний выпуск «Времени». Днем в трансляции перерыв на три часа. До него ничего интересного не предвидится – «Отзовитесь, горнисты» и документальный фильм «Мы и природа», – можно расслабиться. После перерыва будет петь Сибирский русский народный хор, затем – какая-то программа «Объектив», «Веселые старты» и еще один концерт. А после «Времени» передача «Лица друзей» и опять концерт. На этот раз украинского эстрадно-симфонического оркестра. Не программа передач, а мечта меломана…
Я пересчитал музыкальные программы: три концерта классической или народной музыки – треть всего времени вещания по первому каналу. Зачем?! Просто время забить?
Вторая программа почти целиком посвящена учебным фильмам и программам, с небольшим перерывом на репортаж с чемпионата СССР по боксу в городе Фрунзе.
О! Ни фига себе!.. Я даже привстал от волнения. Вечером четвертьфинал Кубка европейских чемпионов: «Динамо» Киев – «Бавария» Мюнхен. Смотрю!!! Две пинты бимиша мне и свиных ребрышек. Нет, две порции свиных ребрышек. Да, с соусом… Э-э-э… есть у вас такой – в основе томаты, сладкий перец, мед и имбирь? Да… И тонкий лаваш.
Я сглотнул слюну. Помечтал – садись читай дальше. О пиве на ближайшие годы можно забыть, не советское же пить? Оно того не стоит, по крайней мере, общедоступное.
Нет, ну скажите мне, как можно жить, если перед глазами настырно маячит призрак ребрышек?! Кстати, там же не только мясо вкусное, еще можно сжевать размягчившийся кончик кости и потом высосать сочный отвар костного мозга. А для запекания можно взять медово-соевый соус и смазать им ребрышки в последние пятнадцать минут. Или заранее замариновать в медово-грейпфрутовой смеси, а потом присыпать порошочком чили…
Чертыхнувшись, я поднялся и, злобно цыкая зубом, пошел на кухню рубануть ломоть пошехонского сыра. Кусок черняшки, сливочное масло… Я вдумчиво зажевал доппаек. И стакан молока сверху. А ничего, вполне. Прислушался к себе – призрак ребрышек истаял почти до полной прозрачности. С облегчением вздохнув, вернулся к телевизору.
Так. Третья программа предлагает фильм про БАМ «Трасса юности – трасса молодости», «Музыкальный киоск», «Спокойной ночи, малыши», «Народные мелодии» и «Служу Советскому Союзу!». Все понятно – и тут смотреть нечего, только слушать…
Мощный инструмент управления настроениями явно используется не на полную катушку. Вот и первый резерв, только как его задействовать? И, главное, для чего? Надо определить, в какую именно сторону я хочу толкать колесо истории, если и когда у меня прорежется брейнсерфинг.
Абсолютно ясно одно: в прошлый раз это колесо покатилось по хреновой колее. Распад страны, миллионные людские потери из-за конфликтов, иммиграции, разгула бандитизма и снижения рождаемости, десятки миллионов сломанных судеб.
Впрочем, дело даже не в сокращении численности населения, хотя и это, конечно, отвратительно. Будущее, тень которого уже начинает накрывать страну, хуже катастрофы Великой Отечественной. Тогда, несмотря на колоссальное число погибших и огромные разрушения, моральный стержень, на котором держалась общность, лишь окреп. Здесь же грядет гибель нового, основанного на альтруизме, общественного сознания. Поражение – в этом.
В сточную канаву, как отход производства, сольют высшее достижение страны – с трудом выпестованное поколение, готовое к бескорыстному служению обществу. Ну да, оно еще не все такое, но концентрация мыслящих именно так детей, подростков, молодых людей подошла к критической отметке, за которой начинается кристаллизация нового качества.
Она, эта поросль, сейчас взращивается в теплых, солнечных условиях гуманизма, дружбы и интернационализма. У нее хватает идеализма, но уже нет свирепости дедов и отцов, потому что исчезла та атмосфера, настоянная на густом запахе крови.
Лет через двадцать, на рубеже тысячелетий, они, пройдя через сито испытаний, вошли бы в силу, и человечество увидело бы расцвет нового типа общества, открылась бы принципиально иная перспектива социального развития.
Ржа скосила и поколение, и перспективу. Бездарная попытка реформ позволила всплыть на поверхность тому дерьму, что накопилось на дне общества, во мраке цеховиков, фарцовщиков, толкачей, зэков и коррумпированной торговли. И не только всплыть, но и перехватить управление страной.
Вот это взращиваемое сейчас поколение и надо сохранять. Не допустить до руля плесень, озабоченную только собственным благополучием. Иначе уже в следующем поколении мальчики будут мечтать стать бандитами, а девочки – валютными проститутками. Понятно, какая потом из них будет власть: готовая отдаться за деньги сильнейшему и замочить слабейшего. Возникнет ситуация плохого равновесия. Попав в него, выбраться почти невозможно.
Задумчиво отложив стопку газет, я каким-то верховым чутьем нашел банку кофе. Вот тебя-то мне и надо, золотце мое! Две чайные ложки легкого, как пыль, темно-коричневого порошка, горячая вода и полторы ложки сгущенки… Тот самый кофе, тот самый вкус… Не самый ароматный, но привычно бодрящий.
Встал у кухонного окна, грея ладони о чашку, и снова вгляделся в жизнь Измайловского проспекта. Предстояло придумать, как жить дальше, чтобы потом опять не было мучительно больно… Один раз я уже пожил, поплевывая в вечность, больше не хочу.
Отставив чашку, начал нарезать круги по кухне, выплескивая переполняющую меня энергию. Итак, передо мной две задачи. Одна – тактическая – вписаться в социум, не вызывая сильного удивления своим поведением. Тут есть сложности, но мне это по силам даже без памяти реципиента. В конце концов, реципиент – это я, только тридцать пять лет назад. Да, я многое забыл, но многое и помню. А часть забытого быстро восстановлю. К тому же все равно деваться некуда, я уже здесь.
Вторая задача – стратегическая – ни много ни мало, а повернуть колесо истории. Смогу ли я это сделать без особых способностей, которых пока нет и неизвестно, появятся ли они? Предположим, способности просто еще не проявились. Предположим. Буду исходить из этого, так приятнее. Иначе мне остается только плыть по течению истории, наблюдая за переформатированием общественного сознания и распадом страны. И фарш будет невозможно провернуть назад.
Я опять задумчиво закружил, потом упал на руки и попытался в темпе отжаться.
У-у-у… совсем забылся… Голова взорвалась болью, накатила дурнота. Сев на пол, я прислонился к кухонной тумбе, дотянулся до стоявшего на углу стола стакана и отхлебнул. Погорячился. Временно надо обходиться без привычного способа концентрации.
Через две-три минуты полегчало. Ладно, пока стратегических идей нет, буду решать тактическую задачу и надеяться на лучшее. И я пошел за учебником геометрии.
Где-то через час, исчеркав несколько листов в черновике, с облегчением откинулся на спинку стула и отложил в сторону китайскую чернильную ручку. Почерк, кстати, когда не задумываюсь над ним, получался «как кура лапой».
Первоначальный страх, что не угол в треугольнике тупой, а я, сменился заслуженной гордостью – «кое-что могем». Вроде бы и не высока преграда – курс геометрии за восьмой класс, но за последнюю треть века я стал сугубым гуманитарием, у которого синусы-косинусы вызывают паническую реакцию. Однако теперь я уверен, что прикидка сил была правильной, – к субботе восстановить всю геометрию в памяти реально.