— Хм… — полковник вернулся к столу. Присел и налил себе ещё кофе. — Не находите, майор, что положение некоторым образом тупиковое? Наши страны находятся в состоянии войны… Я понимаю и уважаю ваш патриотизм, но… поймите и меня! Так или иначе — но нам с вами необходимо придти к какому-то соглашению! Поверьте, это также и в ваших интересах!
— Верю, — кивнул Гальченко.
— И?
— Подумайте, полковник… доложите, наконец, адмиралу… Одна голова — хорошо, а две… или три…
При последних словах, Лахузен с интересом посмотрел на своего собеседника. Что-то такое проскользнуло сейчас в его словах… Но внешне полковник никак не отреагировал — спешить сейчас не следовало…
Уже сидя в машине и направляясь к Тирпицуфер, он продолжал размышлять над произошедшим разговором. Гальченко прямо не признал, что он и неведомый Харон — одно и то же лицо, это так. Но и отрицать этого явным образом не стал! Что ж, это уже кое-что! Уже сегодня — вот прямо сейчас, фотографии Харона уйдут в резидентуры — пусть ищут! Быть того не может, чтобы за почти три десятка лет это лицо не попалось кому-нибудь на глаза! Кое-какие ниточки могут найти неожиданное продолжение… и очень возможно — весьма неожиданное! Полковник даже руками потер в предвкушении грядущих событий. Пусть и молчащий (пока!) Харон, живой и здоровый — в дружеской беседе с одним из руководителей военной разведки рейха… несварение желудка кое-кому железно обеспечено!
Именно в таком ключе Лахузен все и доложил адмиралу. Присовокупив и свои идеи по этому поводу.
Реакция Канариса оказалась несколько неожиданной — он нахмурился и на какое-то время замолчал. Кивнул полковнику на кресло — присаживайтесь! А сам продолжал сидеть, катая по столу карандаш.
— Вот что, Эрвин… — глава военной разведки рейха задумчиво пожевал губу, собираясь с мыслями.
Собеседник ни единым звуком не прерывал его размышлений.
— Значит, так… — адмирал сделал какую-то пометку в своем блокноте. — Вы стопроцентно уверены в том, что тот человек, с которым вы сегодня разговаривали — Харон?
— Процентов на восемьдесят, экселенц!
— Почему не на сто?
— Но собственно Харона так никто и никогда достоверно не опознал! Все наши предположения базируются, в основном, на косвенных уликах.
— Знаете, Эрвин… Мне вот как-то сейчас стало неуютно. На секунду попробуйте представить себе, какого уровня люди сейчас сидят там — у русских! Если даже один из них, находящийся у нас в плену, между прочим, способен всего несколькими словами озадачить меня! Это немногим удавалось до сих пор…
— Простите, экселенц, но что такого он сказал? Да, майор торгуется. И это — вполне естественно в его положении!
— Торгуется? Недвусмысленно заявив, что против своих он работать не станет? Это очень похоже на торг?
— Тем не менее — на контакт он пошел!
— Куда б он делся-то… Вопрос в другом — я не ощущаю нашей главенствующей роли в этом разговоре! Не вы ведете партию, Эрвин! При всем моем к вам уважении — где-то он вас уже переиграл…
— Но где же, экселенц?
— Пока не пойму… три головы… Кого он имел в виду?
— Возможно, что это просто словесный оборот?
— Не думаю… я прослушал запись вашего разговора…
Вот тебе и здрасьте! Так нас писали?!
Адмирал кивнул, словно отвечая на невысказанный вопрос.
— Да, мой друг. Ваша беседа записывалась. Я должен был все услышать своими ушами. Не оттого, что не доверяю вам, совсем нет… Просто некоторые нюансы разговора, даже и в записи стенографистки, безвозвратно исчезают, будучи положены на бумагу. Интонации, паузы… все это — гораздо более значимо, чем это многие думают. Иногда важно не то, что сказал ваш собеседник, а то, как сказал. Или промолчал…
Полковник пожал плечами — лично он ничего такого не заметил.
— Не согласны со мной?
— Я не заметил какого-то особенного подтекста в его словах. Кроме… разве что вот последняя его фраза?
— Три головы?
— Да.
— Вот-вот! — Канарис отбросил карандаш. — Ладно… Ещё раз. Принципиальных возражений против нашего возможного сотрудничества у него, как я понимаю, нет?
— Нет, экселенц.
— Вопрос стоит лишь в его форме. Хорошо! Что мы вообще знаем про нашего оппонента?
— Кадровый сотрудник разведки Российской империи. Предположительно — с начала Великой войны.
— Почти тридцать лет… Это серьёзно.
— Основное направление деятельности — обеспечение работы агентов русской разведки. Их финансирование…
— Понятно теперь, отчего он не нуждается в деньгах…
— Защита и эвакуация в случае необходимости. На этой почве Харон неоднократно имел стычки с сотрудниками разведок Великобритании и Польши. За его голову объявлена награда. По крайней мере дважды уже было объявлено о его смерти.
— Но он до сир пор жив… Стоп! Эрвин, вы говорили — Польша? И англичане?
— Он очень сильно их не любит.
— И не удивительно! Кто их вообще любит-то? Используют — многие. Сотрудничают… но не более того.
— У Харона с ними — почти война! С многочисленными жертвами с той стороны.
— И у нас — только объявленная официально. А общий враг… он как-то сближает… Эрвин! Вот он — ключ! Харон ненавидит англичан и поляков? Прекрасно — мы их тоже не любим. Вот об этом можно и поговорить…
Тем временем, где-то далеко в лесу…
А сегодня утром меня навестила целая компания — помимо моего врача присутствовал тот самый очкастый и ещё два каких-то деятеля в белых халатах. Глядя на них, я что-то сильно усомнился в том, что оба этих типа имеют какое-нибудь отношение к медицине. Судя по их мордам, они скорее представляли собою прямо противоположные профессии. Впрочем, в разговоре никто из них участия не принимал, молча стояли около кровати, внимательно меня разглядывая.
А собственно разговор происходил между очкастым и моим доктором.
— То есть, вы считаете, что пациент пошел на поправку? — скептически оглядывает меня очкастый.
— Да — и очень быстрыми шагами! Последствия контузии практически не видны.
Очкастый начинает листать мою карту, и между обоими докторами завязывается какой-то шаманский разговор. Сказать, что я слабо его понимаю — это сильно погрешить против истины. Я не понимаю практически ничего! Нет, слова-то разбираю, только вот смысла — не улавливаю ни малейшего. Какая-то сплошная медицинская абракадабра!
Но шаманство заканчивается, и очкастый вместе со своей свитой покидает палату. Договорились?
Или нет?
А Бог весть…
Но мой доктор чем-то ощутимо озадачен. Взволнованно ходит по комнате и что-то бормочет себе под нос.
Эк его…
Наконец, на что-то решившись, он подходит к двери и выглядывает в коридор. Окликает медсестру и куда-то её посылает. Проследив за нею взглядом, закрывает дверь и возвращается назад. Пододвигает стул и усаживается рядом с кроватью.
— Подполковник, вы меня хорошо понимаете? — произносит он… по-русски!
Так!
Начинается рассказ от Ивановых проказ…
Похоже, что кое у кого лопнуло терпение!
— Понимаю.
— Я достаточно хорошо говорю на вашем языке?
— Во-первых — достаточно хорошо. А во-вторых — с чего вы взяли, что это мой родной язык?
— Давайте не будем сейчас играть в сыщика и вора? Примите как данное — я знаю, кто вы такой!
Да? Надо же… я и сам-то не все ещё…
— Хорошо, принимается, — отвечаю ему.
— Так вот — чтобы было понятно сразу! Это — немецкий госпиталь для раненых офицеров! Вы в тылу у немецкой армии — более чем в ста пятидесяти километрах от линии фронта. Ясно?
— Вполне. А как я сюда попал?
— Вас привезли сюда без сознания. В изодранной одежде. Солдат, которые подобрали оглушенного разрывом человека, смутила безупречная немецкая речь.
— И что же я им такого наболтал?
— Многое… рядом с вами долгое время находился сотрудник ГФП, прислушивался к тому, что вы иногда говорили. Надо полагать, это было что-то интересное, раз он иногда не пускал сюда даже врачей!
— Хм…
А ведь похоже… ГФП? Тоже может быть. Надо думать, мои рассказы без последствий не останутся… там столько всего услышать можно…
— У него возникли сильные сомнения в том, кто вы такой.
— А по-русски меня кто спрашивал?
— Это уже я. Мне знаком этот язык, я чех…
Понятно, отчего врач говорит по-немецки с некоторым акцентом. И отношение к нему всех остальных медиков теперь тоже становится более понятным — он не немец! Да, врач — но не немец, не высшая раса.
— И чего теперь мне следует ожидать?
— В самое ближайшее время — визита ГФП. Думаю, что у вас осталось не так уж и много времени. День… может быть, два или три… Вы же не немецкий офицер, и я тоже больше не могу вас прикрывать… Пока пациент лежит без сознания и ничего не видит, ещё как-то можно тянуть время, но сейчас…
— А этот очкастый — кто он?
— Тоже врач. В отличие от меня — немец, этим всё сказано. Так что, когда всё вскроется, он с удовольствием вытрет об меня ноги.
— Как ваше имя?
— Холечек. Вацлав Холечек.
— Вацлав… ну, что ж, будем знакомы! — протягиваю ему руку и слегка морщусь — рукопожатие оказалось слишком сильным. Доктор смущен.
— Извините!
— Да, ладно… — машу рукой. — Что про меня известно?
— Персонал знает ваше имя — Александр Котов. Звание — подполковник. Уж и не знаю, отчего, но вас некоторое время считали сотрудником германской разведки…
— Считали?
— Ну да… Лиске говорил…
— Лиске?
— Сотрудник ГФП — тот, что с вами сидел. Он отчего-то считал, что вы работаете у них. Ваши слова… они чем-то очень сильно его озадачили.
— Что же я ему такого сказал?
— Не знаю. Но, судя по всему, это было что-то, весьма важное и интересное. Раз уж он так быстро собрался и уехал…
— Скажите, Вацлав, а вот то, что меня всюду возят одного — это что?
— Распоряжение Лиске. Он приказал, чтобы вы не общались с другими больными.
— Так. Понятно… Я вот тут видел на прогулке ещё одного больного…
— Знаю, мне доложили. Это тоже русский — лейтенант Демин.
— А почему он здесь? Ведь госпиталь-то не для них?
— Не знаю. Его сюда привезло ГФП, он им зачем-то нужен.
— Когда?
— Ну… приблизительно, через день после того, как привезли и вас. И тоже — откуда-то из этих же мест.
Да ну?!
Это что же, лейтенант за нами следом тогда рванул? С нехилой, надо сказать, скоростью? И проявил чудеса изворотливости, просочившись сквозь преследующих нас немцев? Вот это талант! А мужики-то и не знают…
— Я могу с ним поговорить?
— Ну… я могу попробовать… но ничего не обещаю!
Ты не обещай, родной — ты сделай! Это ведь и тебе зачем-то нужно, так ведь? Я, конечно, ранен и контужен, но из ума-то окончательно не выжил все-таки… Как это у нас в детстве говорили — когда врешь, подпрыгивай? Боюсь, что доброму доктору Холечеку пришлось бы скакать почти непрерывно. Во всяком случае — часто и высоко.
Значит — немцы. По крайней мере, в этом теперь сомнений нет никаких. Что ж, ребятки, теперь осталось только понять, как долго и за каким хреном вы собираетесь валять передо мною комедию.
ГФП?
Очень даже возможно.
Там тоже неслабые спецы попадались. Умные и сообразительные — попили в своё время у нас кровушки…
Где-то совсем далеко…
— Попрыгали!
Шеренга десантников вразнобой запрыгала на месте.
— Грызлов — снаряжение поправить!
— Есть!
— Пятиминутная готовность! Разойдись!
Парашютисты разбрелись по углам, проверяя снаряжение, а их командир отошел в сторону, где стояли две черные эмки.
— Товарищ полковник, группа к вылету готова!
— Вижу, товарищ капитан. Летчики обещают над целью хорошую погоду — в смысле, для вас хорошую. Облачность, ограниченная видимость… словом, самое то, что вам нужно.
— Это хорошо! Хоть чем-то порадовали!
— Ещё раз напоминаю вам о радиомолчании — только на прием!
— Помню, товарищ полковник! По приземлении направляю группу — они заложат послание в тайник.
— Ну, капитан, — в добрый путь!
Полковник Чернов обнял старшего группы.
Плотный поток воздуха от винтов выруливающего самолета заставлял слезиться глаза, пытался сорвать с голов провожающих их головные уборы. Придерживая свою фуражку рукой, полковник стоял у края взлетной полосы, наблюдая за удаляющимися огоньками.
Рев двигателей стал громче — тяжелая машина неожиданно легко тронулась с места, побежала по полосе… оторвалась от неё и взмыла в воздух.
Всё… операция началась…
Берлин
Конспиративная квартира абвера
— Ну вот, майор, устраивайтесь! — Лахузен хозяйским жестом пригласил гостя в помещение. — Всё весьма уютно, я и сам бы не отказался пожить здесь на всем готовом.
— Кто не дает? Располагайтесь — тут ведь и второй этаж есть?
— А вы юморист! — усмехнулся полковник. — Не теряете присутствия духа в любых условиях.
— Стараюсь… — Гальченко подошел к окну. — По саду гулять можно?
— Разумеется! Для чего бы он тут тогда был нужен?
— Спасибо! Соскучился по свежему воздуху…
— Завтракать, обедать и ужинать будете здесь, в доме неплохая кухня и приличный повар.
— Горничные?
— Вам требуется?
— Да нет… это я так, к слову, спросил. Просто само собою напрашивалось. В таком особняке они были бы вполне к месту.
Лахузен присел за стол и положил на него фуражку.
— Как вы понимаете, я доложил адмиралу о нашем с вами разговоре.
— И, судя по окружающей обстановке, он уже какое-то решение принял?
— Да. Не скрою, нам более были бы интересны ваши наработки последнего времени, но… не станем спешить, хорошо? Вы достаточно четко обрисовали границы нашего возможного сотрудничества — мы готовы придерживаться этих рамок.
Майор кивнул и, пододвинув стул, уселся напротив Лахузена.
— Соловья баснями не кормят, так ведь?
— Э-э-э… простите?
— Всё это, — обвел взглядом комнату Гальченко, — можно понимать как некий аванс… в счёт будущего. Если, конечно, я вас правильно понимаю?
— Ну… как это у вас говорят? Я вас за язык не дёргал!
— Не тянул.
— Извините.
— Ничего, я тоже, далеко не сразу привык говорить и думать по-немецки. Пять лет на это ушло…
— Простите, но как тогда вы работали?
— Ещё не работал, полковник… Я тогда учился. Здесь — у вас.
— Угу… Вот это, — коснулся рукою лица Лахузен, — следы того времени?
— Вы правильно угадали.
— И где же вы…
— А вы архивы поднимите — там все есть.
— Ну, это не к спеху… Так что же вы хотели мне сообщить?
— Полковник, вы в ресторане давно не были?
— Недавно обедал… а что?
— А вот я — несколько лет. Соскучился, знаете ли… хочется снова посидеть в уютном зале… выпить настоящего немецкого пива — я к нему привык.
— Так в чем же дело? Завтра не обещаю, но через два-три дня…
— Какой сегодня день, полковник?
— Вторник.
— В пятницу — вас устроит?
— Более чем. А… позвольте спросить, почему именно в пятницу?
— Ресторан «Цур таубе». Время не имеет значения, но лучше, я думаю, всё-таки не слишком поздно. Ваши люди вполне успеют за два дня обшарить его сверху донизу, и моя охрана не будет слишком уж придирчиво следить за любыми моими движениями…
Ресторан нашли быстро — это не составило особенной сложности. Хотя ничего особенного это заведение не представляло. Относительно небольшое — всего два зала средних размеров. Посещали его, в основном, завсегдатаи — жители окрестных домов. Осторожно поинтересовались ими — простые обыватели. Парочка отставных военных… несколько полицейских, живущих поблизости. Словом, нормальный контингент рядового ресторана. Ничем экстраординарным этот ресторанчик не блистал, обычное меню, сильно сдавшее с началом войны, пиво тоже было самым обыкновенным.