— Дельта, вас понял!
Снайпер повернулся всем телом, налег на бок. Позиция была очень неудобной, приходилось стрелять чуть ли не под сорок градусов к основной линии огня.
— Идут! — ровно сказал наводчик, у которого был прибор ночного видения — вижу вспышки, около мили, сокращается. Скорость больше сорока.
— Ветер?
— Неизменный. Поправка… один влево.
Плохо то, что машины движутся. Причем под очень неприятным острым углом.
Снайпер принял рискованное решение — пропустить боевиков вперед настолько, насколько это возможно. До самого предела. Потом — он должен был вырубить пулеметчика, самого опасного. С остальными могли разобраться и без него, но пулеметчик…
— Считай.
— Есть. Вижу отчетливо. Восемьсот.
Много
— Семьсот пятьдесят. Семьсот.
Много…
— Шестьсот…
Цель попала в поле зрения прицела — видно было плохою Темная тень.
— Пятьсот
Кажется, есть… Хотя видно плохо.
— Четыреста…
Подсвеченное перекрестье прицела пошло вперед…
— Триста…
Выстрел — привычно оглушительный…
И тут же еще несколько — похожих на щелчки кнута…
Майор Джек Шрейвер, снайпер — один группы подумал, что все таки он и в самом деле стар… слишком стар для такой работы. Никто не скажет — ни он сам ни напарник… но он то знает. Все… надо учиться продавать подержанные автомобили. Возможно, его когда-нибудь пригласят на пиво, чтобы он рассказал молодежи пару историй.
Только не таких как эта. Эта — останется тайной…
Когда взошло солнце — и над взлеткой загудел «толстяк», С130, привезший первые два вертолета — трупы уже убрали…
Афганистан, провинция Хост
08 июля 1988 года
Положа руку на сердце — Уорден соврал, что летал на вертолете.
Точнее… не совсем соврал. В те времена, когда он был совсем молодым — служба в армии считалась обязательной. И он служил. Причем в морской пехоте. Правда не во Вьетнаме, они «прикрывали» ближневосточный регион. У них был десантный вертолетоносец и вертолеты на нем. Только что — им поступили «Морские рыцари», замена «летающих бананов» Пясецкого. Что-то типа летающего автобуса — шумная, тесная машина, места в которой никогда не хватало. Они поставили тридцатый калибр по борту, чтобы иметь хоть что-то для зачистки зоны высадки и были очень довольны. На слэнге морских пехотинцев этот вертолет назывался «лягушка-бык». И он был хорошо по крайней мере вот чем: все сидения были побортно и в полете ты сидел и смотрел на осточертевшие рожи пацанов из твоего подразделения. А не на то, что творилось внизу.
А тут…
Взлетали, когда еще не рассвело, потемну. Три вертолета — операция в Иране научила, что в любой операции по спасению или эвакуации должен быть двойной, а лучше тройной резерв по технике. Шли три вертолета — тех самых, тихих. На каждом из них было по одному пилоту, одному пассажиру: сам Уорден, на двух других двое парней — спасателей, один из морской пехоты, второй — парашютист — спасатель ВВС, пи-джей.[36] На каждом из вертолетов, кроме того, в котором летел Уорден был установлен пулемет, примерно так как во Вьетнаме, в хвосте было свободное место, чтобы унести двоих людей с потерпевшего аварию вертолета. Кроме того — на каждом вертолете кроме вертолета Уордена был один пусковой комплект Стингера, которым можно было отбиваться от Ми-24, если те вдруг окажутся над зоной высадки. Но только с земли! То есть — этот комплект был предназначен на случай катастрофического развития событий и далеко не факт, что им удастся эффективно воспользоваться.
Рассвело, как только они поднялись над горами, казалось — они поднялись из ночи в день. Рассвело внезапно и быстро — долину, горы как окатило солнечным светом поднимающегося на востоке светила. Из вертолета был прекрасный обзор — не зря он заказывался в первую очередь как вертолет артиллерийской и воздушной разведки — и от открывающихся видов захватывало дух. В этих местах — величественные, покрытые зеленой порослью, где-то коричнево-лысые горы чередовались с узкими, словно прорубленными топором долинами. Было страшно, потому что казалось — то ли ты летишь как птица, то ли ты в любой момент можешь упасть. Вертолет издавал не привычный ритмичный рокот, а нечто среднее между жужжанием и сильным свистом, от чего становилось не по себе. Если бы Уорден верил в Бога — он решил бы, что его несет нечистая сила.
Граница здесь не была обозначена. Никак — слишком сложная местность, горы, лес, моджахеды. О том, что начался Афганистан — можно было понять по явным признакам боев, которые шли на земле совсем недавно. Обугленные и поваленные деревья, следы от разрывов авиационных бомб крупного калибра. Только находясь здесь — можно было понять, что такое советская армия и от чего — они защищают цивилизованный мир.
Пилот толкнул сотрудника ЦРУ в плечо, показал пять пальцев. Тот согласно кивнул головой — пять минут…
Естественно, никакой дурак не стал бы заранее назначать место встречи — чтобы русские устроили там засаду и взяли всех, кого живыми, кого мертвыми. Договорились о том, что как только американцы подберут подходящее место для контакта — они включая маяк, а как только услышат вертолет — обозначат его дымом. В данном случае — опасность грозила уже русским, но чисто теоретическая. Никто ведь не мог помешать им взять звено штурмовиков для прикрытия…
— Вон там! — показал Уорден на показавшуюся ему приличной площадку.
Пилот утвердительно кивнул головой, начал закладывать вираж. Вертолет покачивало в воздушных потоках, ветер здесь был совершенно непредсказуемый и на низкой высоте одним коварным порывом мог бросить вертолет на скалы. Людей видно не было… видимо, зона отчуждения, теп из племен кто здесь жил сочли за лучшее сваливать орт войны в Пакистан. Здесь был лес — но лес странный, деревья росли редко, встречались большие проплешины. Сверху были видны и тропы…
Вертолет завис над скалой — и Уорден бросил вниз сначала рюкзак, потом спрыгнул сам. Ветер рванул армейскую куртку, которую он накинул для тепла, потому что ничего больше не было. Здесь, на высоте — даже летом было… нежарко. Особенно по утрам… к обеду должно быть лучше.
У Милтона Уордена не было никакого оружия, кроме небольшого ножа, да и тот он взял на случай, если придется выживать в дикой природе. Если сюда — вместо этого русского полковника прилетит советский десант — то не поможет никакое оружие. В рюкзаке у него было сушеное мясо и несколько свежих местных лепешек — на случай если придется идти по горам. Еще веревка и два фонарика…
Ну и, конечно, деньги…
Деньги были приличные. Американские доллары, пятьдесят тысяч. В новеньких пачках прямо из Федерального резервного банка США. Запаянные в пластик. Это было нужно для того, чтобы раз и навсегда поразить русского возможностями американской разведки. И для того, чтобы вытащить многострадального Джекоба Шифта и тех кто пришел его спасать из темницы. Уорден был уполномочен предложить еще двести тысяч в случае, если на следующую встречу русский привезет американских пленников.
Оказавшись на земле, американец осмотрел площадку. Мин похоже что нет, зато куча всякой дряни, которая может попасть в двигатель вертолета. Он прекрасно помнил, что такое ППП. Повреждение посторонними предметами, одна из наиболее распространенных причин катастрофы вертолета. Как минимум дважды в день — свободные морские пехотинцы и свободный от дежурства матросский состав корабля — строились плотной цепью и проходили палубу от носа до кормы в поисках этих самых посторонних предметов. Он не знал, есть ли проблема с посторонними предметами у вертолетов русского производства — но решил подстраховаться. В конце концов, если вертолет упадет, в дерьме окажутся они все.
Поэтому, он включил маяк и начал чистить площадку, выбрасывая все что находил вниз. Камни и обломки дерева летели вниз и ударялись о каменистую землю с глухим стуком. Здесь в некоторых местах было что-то вроде уступов, правда непонятно — то ли это люди вели хозяйство, то ли это сама природа создала такое удивительное место…
Он бросал вниз то, что ему попадалось под руки и думал о русских.
Он не мог понять их, не мог понять, как они живут и почему живут именно так, а не иначе. В США было распространено такое понимание, что русские находятся под пятой коммунистической тирании и тот, кто высказывает протест против власти — тех хватают, запихивают в психушку и расстреливают. Он и сам в это верил… до того, как ему удалось поучаствовать в опросе бывшего министра иностранных дел и СССР, члена Политбюро ЦК КПСС Эдуарда Шеварднадзе, бежавшего с семьей на Запад чтобы не стать жертвой сталинистов. С тех пор — его понимание происходящего в СССР сильно пошатнулось.
Для того, чтобы карать, сажать в тюрьмы, убивать несогласных с тобой людей надо иметь веру в то, что ты делаешь. Или, по крайней мере, какую то очень сильную мотивацию. Например, деньги. Диктаторы, которые лили кровь в своей стране часто были очень богатыми людьми и сражались за свое богатство. А тут…
Когда он прослушивал аудиозаписи и просматривал оперативные съемки опросов бывшего министра иностранных дел СССР — у него возникало неприятное чувство де жа вю. Вот точно то же самое он слышал, когда показывали как Рейган врет в Конгрессе. Точно то же самое — показывали, когда сенаторы и конгрессмены врали, когда их поймали на деле ABSCAM.[37] Люди ближе к пенсионному возрасту, не знающие, что врать. Все беседы с Шеварднадзе потом прослушивали десятки раз самые разные специалисты и совокупный вердикт был в том, что он врал при ответе примерно на каждый второй вопрос. Оставался вопрос — зачем ему это делать на свободе, в свободном мире. И еще — он совершенно не был похож на человека, который во что-то искренне верит.
Не был он и богат. В качестве презента — ему подарили старый бронированный Олдсмобайл-98, который раньше возил одного из высших руководителей ЦРУ. Машина стоила… о учетом того, что она была бронированной тысяч шестьдесят — семьдесят. Не больше. И этот человек — обрадовался так, как будто ему подарили роскошный немецкий седан. Еще он попросил взять его на вертолетную прогулку и с таким вожделением рассматривал дома, расспрашивал, сколько стоит тот или иной дом. Сколько надо работать, чтобы купить такой дом. Он совершенно не был похож на богатого человека. И то, что он вывез из СССР — здесь считается… ну, небольшим состоянием, скажем так. Не более. Ценности имели только некоторые художественные произведения и изделия из золота. Сотрудники ЦРУ посоветовали не торопиться их продавать и обратиться в аукционный дом, чтобы получить настоящую цену.
Итак, один из высших руководителей Империи зла — оказался простым лгуном… скорее даже лгунишкой и человеком, который скопил себе на безбедную старость. Не более. Тогда какого черта они угрожают всему человечеству? Какого черта они так издеваются над своим народом? Какого черта не могут навести в стране нормальный порядок?
Он услышал далекий рокот вертолетных лопастей и бросил в центр площадки армейскую дымовую шашку с зеленым дымом…
Это был тот же самый вертолет. Короткий, широкий, со спаренными несущими винтами и коротким хвостом, с подвешенными блоками 2,75 дюймовых ракет, пары которых вполне хватило бы чтобы на этой площадке не осталось ничего живого. Увидев дым, русский вертолет заложил широкий вираж, а потом пошел на снижение. Уорден отбежал от площадки, чтобы защититься от хлещущего ветра, бросающего в лицо пыль и мелкие камни…
На сей раз — вертолет совершил посадку. И из него вышел только один русский — как раз тот самый, с которым они виделись тогда, на территории Пакистана.
Еще один русский — отслеживал их стволом установленного в люке пулемета…
Широко улыбаясь — инструкция при контакте с возможно враждебными индивидами предписывает широко улыбаться — Уорден пошел навстречу русскому, раскинув руки. На самом деле — для того, чтобы было видно — он не вооружен.
— Не нужно дальше — сказал русский, когда Уорден подошел примерно на пятнадцать ярдов. В руке у русского была сумка — примитивная, брезентовая. Уорден проходил подготовку для существования на территории СССР и знал, что такие сумки называются «авоська». Это от русского «авось», что значит — может быть. В России постоянно наблюдается дефицит потребительских товаров и люди берут с собой такие сумки на случай, если по дороге увидят что что-то продают и будет возможность это купить. Дефицит был одной из особенностей коммунистического режима, которую понять было очень сложно.
— Как ваши дела. Как ваше здоровье.
— Хорошо — ответил русский — пока.
— Нет никаких осложнений? — Уорден сделал неопределенный жест
— С этим — никаких. Меня не должны проверять и я не должен отчитываться. Пока.
Внезапно русский бросил авоську вперед, та приземлилась к ногам Уордена. Судя по звуку — там было что-то не тяжелое…
— Что это? — Уорден не стал поднимать сумку
— Архивы. Те, к которым я имею доступ. Информация — пояснил русский — я отдал приказ начать микрофильмирование самой важной информации на случай нападения на резидентуру.
— Мы благодарны вам за информацию. И мы хотим предложить вам кое-что.
Уорден достал запакованный в пластик пакет с деньгами, бросил его русскому. Тот ловко поймал.
— Что это?
— Здесь пятьдесят тысяч долларов. Это ваш аванс за сотрудничество с нами и за выполнение одной нашей маленькой просьбы.
Русский раздвинул губы в улыбке.
— Вы говорите про своих людей, которые сидят в тюрьме?
— Да, сэр. Про них.
— Этих троих я отдам только тогда, когда ступлю сам на землю Пакистана.
— Четверых — напомнил Уорден
— Троих. В живых только трое.
Уордена обдало неприятным холодком.
— Кто-то скончался? — спросил он
— Да, причем давно. Ваш агент, которого взяли на границе. Он погиб.
Вот так-так…
— Вы уверены в этом?
Еще бы… Ведь по моему приказу его и убили. Случайно, правда, так то он мне и нахрен не был нужен.
— Совершенно! Он погиб при катастрофе самолета в Баграме. Его пытались вывезти в Москву.
Не сходилось. По данным ЦРУ — он был в руках афганцев.
— Это был советский самолет?
— Да! Принадлежащий военной разведке.
— Зачем его пытались вывезти?
— Не знаю. Я знаю только одно. Мне пришел вызов в Москву. Догадываетесь, что это означает, а?
Уорден хорошо это знал. Единственным, кому удалось выскочить из лап КГБ, когда предал Эймс — был Сергей Бохан, советский военный атташе в Греции. Его имя тоже назвал Эймс, его нельзя было брать в Греции и ему предписали зачем-то вернуться в Москву. Как только Бохан получил такое предписание — он помчался в аэропорт и купил билет на первый же отлетавший из Греции рейс. И как потом оказалось — он оказался совершенно прав.
— Когда?
— Несколько дней назад.
Уорден не знал, что делать. Проклятый КГБшник загнал его в угол.
— Вы чувствуете опасность? За вами следят?
Русский снова улыбнулся
— В Кабуле слежу только я. Я продержусь несколько дней — но не больше. Дальше нужно будет уходить.
Спасательная операция теряла смысл. Главного — полноправного гражданина США, которого и планировалось вытащить — уже нет в живых. А те трое… в принципе это предатели. Расходный материал. Хотя решение принимать не ему, дав и агент такого уровня как резидент в Кабуле — отличное приобретение.
Русский взвесил на руке деньги.
— Боюсь… я их не заработал, верно?
Решение надо было принимать прямо сейчас.
— Оставьте деньги себе. Это плата за информацию, которую вы принесли. Надеюсь, она того стоит. Сколько времени у вас есть?
— Неделя. Не больше.
— Соберите все, что сможете. Особенно на новое афганское правительство. И на ваших коллег.
Русский криво усмехнулся
— На них много что есть.
— Вот и отлично.
Такая информация — никогда не знаешь, как сыграет. Конечно — сразу ей козырять нельзя. Но дело в том, что для русских Афганистан — это как для американцев Вьетнам. После Вьетнама — многие пошли в гору. Как же — боевой опыт. И информация о каком-нибудь лейтенанте и его мелких прегрешениях, которая сейчас ни гроша ломаного не стоит — через десять — пятнадцать лет может стать бесценной!