— Италия?
В Италии было неспокойно. Впрочем, там всегда было неспокойною Волну террора, поднятую красными бригадами только удалось сбить — как произошел подозрительный взрыв на вокзале в Риме, стоявший жизней нескольких десятков человек. И все закрутилось вновь.
Судья отрицательно покачал головой
— Неужели Ливия
— Бейрут.
Несмотря на всю свою выдержку — Авратакис вздрогнул.
— Там сейчас спокойною Относительно спокойно. Но у нас там назревает проблема и нужен надежный человек, который возьмет дело в свои руки. Человек, которому не впервой бывать в переделках и который не боится испачкать свои руки.
— Спасибо, сэр.
— Перестаньте, Гас. Дело верное. Нам сейчас нужно что-то, чтобы восстановить свою репутацию после Пакистана. В Ливане уже давно нет гражданской войны, но есть великолепные возможности для работы. Тот, кто их использует, поднимется на самый верх.
— Да, сэр.
Судья хлопнул своего помощника по плечу
— Вот и отлично. Сейчас вам поднимут в комнату материалы. Два дня на изучение и вы вылетаете в Бейрут. И не забудьте крем для загара.
Довольный своей удачной шуткой, судья Уэбстер поднялся со скамейки.
— И да… Хочу, чтобы вы знали. Именно майор Вебер — позвонил нам и сказал, что с вами произошло. Не сразу, но сказал. Видимо, у него тоже было… в каком-то смысле связаны руки. До связи. Жду хороших новостей из Ливана…
Гас Авратакис проводил взглядом отъезжающий кортеж. Потом — плюнул ему вслед…
Финляндия, пограничный переход
11 сентября 1988 года
Охвостье проигранной войны…
Кейт Раш, бывший резидент ЦРУ в Гонконге, один из опытнейших полевых офицеров вспомнил эту фразу, так сказал заместитель директора ЦРУ по операциям, когда он прибыл в Сайгон в конце семьдесят третьего. Фраза разлетелась по управлению. В те дни — американцы ничего не хотели слышать, наступила эра озлобленности, взаимных обвинений и предательства. Ветераны этой войны бросали свои медали на ступени Конгресса, Отделение общей разведки ФБР сбивалось с ног, пытаясь отслеживать резко возросшую активность советской разведки, правительство держалось на чертовых соплях. Вторжение в Камбоджу давно провалилось, перекрыть тропу ХоШиМина не удавалось. Визит ЗДР был последним актом, последней попыткой продлить агонию этой войны: речь шла о нескольких мощных диверсионных ударах, направленных на ликвидацию правительства Северного Вьетнама — этакий Феникс[51], только в более масштабном варианте. Но приехав в Сайгон он не увидел никого, кроме южновьетнамских шишек, спешно запихивающих в чемоданы все, до чего только можно дотянуться. Вот он тогда и сказал — охвостье проигранной войны…
Несколько антрацитно-черных, совсем новых автомобилей Шевроле Каприс Брогэм — неслись на восток по трассе Е10/М105 Хельсинки — Санкт-Петербург — Москва. Семь седанов и два универсала, который в стандартном варианте может вместить восемь взрослых. Замыкал колонну большой, белый, с тонированными до черноты стеклами Шевроле Субурбан, единственный в посольстве в Финляндии, скорость он держал с трудом из-за бронирования — но держал. Скорость держали под сотню — машины были новые, и на них была новая резина, в кювет не улетишь. Мелькали деревья — в основном вечнозеленые ели и сосны, но были и тополя с липами, небольшие заправки со знакомыми логотипами, небольшие, сделанные из бревен кафе, в которых можно было перекусить здоровой и легкой пищей, не то что американские гамбургеры. Людям, которые ехали в этих машинах — на перекус не было ни времени, ни желания.
Хотя бы потому, что если ты получишь пулевое ранение, то лучше получить его на голодный желудок.
Переговоры об обмене — шли долго и трудно. Сначала — американцы никак не могли поверить в то, что их обманули, завлекли в ловушку и требовали передать им в числе прочих Джейкоба Шифта. На то, чтобы убедить их в гибели Шифта — потребовалось два с лишним месяца. Потом — долго подыскивали формулу обмена — американцы никак не хотели отдавать Олдриджа Эймса, только что приговоренного к смертной казни на электрическом стуле. Потом — они потребовали включить в число обмениваемых лиц генерала Дмитрия Полякова, арестованного за измену Родине и Александра Яковлева, бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, арестованного за то же самое. Американцам сказали, что обмен и так идет неравный: выживших в жестоком бою в Афганистане американских спецназовцев было четверо и менять их — советская сторона предложила на одного Эймса. У КГБ был план — объявить о трудностях с обменом через своих доверенных лиц с тем, чтобы информация дошла до американской общественности: пусть американские граждане узнают о том, как американское правительство отвергает план выпустить в обмен на шпиона — четверых попавших в плен американских солдат. Американцы изначально вообще требовали отпустить спецназовцев Дельты как условие начала переговоров — наглость это второе счастье, конечно, но такой наглости удивились даже много повидавшие сотрудники представительства СССР при ООН, через которое и велись переговоры. Лица, незаконно, без объявления войны, напавшие на военнослужащих другого государства на территории третьего — они даже под Женевскую конвенцию не подпадали, потому что отказались даже назвать свои имена. По Женевской конвенции таких вообще можно было расстрелять на месте — но советские забрали их на свою территорию, подлечили и предлагают на обмен. В конечном итоге — сошлись на том, что дополнительно отпустят и оставшегося в живых изменника Родине, дезертира из воздушно-десантных войск, лейтенанта Бурю. Пятеро — на одного. Нормальный обмен.
Долго подбирали место для обмена. Обычным для такого рода сделок был чекпойнт Чарли в Берлине — но русские почему-то наотрез отказались меняться там. Планировали границу Австрии и Венгрии — но тут почему-то отказались австрийцы, только этого им и не хватало. Не подошла и граница ФРГ и Чехословакии. И лишь Финляндия, небольшая страна, относящаяся к западному миру, но граничащая с СССР и извлекавшая немало выгод из своего положения — согласилась принять обмен на своей территории.
Их было тридцать шесть человек, не считая водителей машин, которых взяли из посольства. Восемь морских львов, которые прилетели сюда рейсом САС с промежуточной посадкой в Стокгольме — охрана и конвой Олдриджа Эймса, который только позавчера был освобожден из тюрьмы. Морские пехотинцы, более двадцати человек, которые прибыли в Финляндию под видом смены охранников посольства — они и впрямь были морскими пехотинцами, но не охранниками посольства, а группой DAT, Direct Action Team, группой прямого действия, спецназом морской пехоты. И сам Раш, которого и поставили отвечать за обмен. Каждый из американцев был вооружен доставленной сюда дипломатической почтой автоматической винтовкой или короткоствольным пистолетом-пулеметом, в багажниках машин дожидались своего часа ротные пулеметы. Русские в Финляндии действовали почти открыто, точно так же, как американцы в Мексике. Финны поставляли в СССР очень многое, начиная от резиновых сапог и плащей, заканчивая сантехникой — а еще больше грузов закупалось СССР и приходило через финские порты. Они то и дело обгоняли идущие с большой скоростью огромные фуры, идущие в сторону советской границы, а некоторых из них белыми буквами было написано — Совтрансавто. Крыша КГБ, любой оперативник ЦРУ это знает. Раш не исключал возможности, что одна из фур сейчас остановится и из полуприцепа на дорогу выскочат люди в черных масках и с автоматами — спецназ КГБ, подразделение Альфа. Не исключено, что советские лгали им с самого начала, никого в живых не осталось, и они просто хотят заманить их в ловушку, устроить бойню на границе. Финны — отправят по этому поводу ноту и забудут через десять минут.
— Вы знаете Кейт, что до первой мировой войны Финляндия принадлежала русским — внезапно спросил Олдридж Эймс с соседнего сидения.
Рашу не хотелось разговаривать с этим предателем. Но он — внезапно даже для себя самого спросил
— И что?
— Да так. Ничего…
Раш не испытывал такой уж ненависти к Эймсу — хотя ненавидел, понимал, какой вред причинил этот невысокий, занюханный очкарик. Размер вреда не установили до сих пор — но уже сейчас было понятно, что он превосходит все, что было до этого. Провалена вся разведывательная сеть в странах Восточного договора, в том числе и агенты, которые работали по двадцать лет и были первой оборонительной линией. Если русские решат нанести удар — то они узнают об этом только тогда, когда НОРАД предупредит их о ракетах…
А то, что должно было произойти сейчас на пограничном переходе между СССР и Финляндией — банальная, сухая процедура. Если он попадется — его так же на кого-нибудь обменяют. Потому что так принято…
— Десять миль! — сказал передний пассажир головной машины, посмотрев на карту
— Внимание.
— Внимание всем позывным! — продублировал пассажир в рацию приказ Раша — начинаем операцию, повторяю — начинаем. Рации на прием!
Автомобильный поток густел, перемигивался красными стоп-сигналами. Пограничный переход с финской стороны должны были перекрыть полицейские примерно за милю до самого перехода, полностью остановив движение…
Машины — пересекли разделительную линию. Дорога, ведущая в Советский союз была широченной, это были не одна дорога, а две, одна рядом с другой, они разделялись разделительным газоном безо всяких бордюров шириной не меньше пятидесяти футов. Одна за другой — американские машины на скорости пересекли разделительный газон, уходя налево, на встречную. Встречная — была полностью свободна, ни одной машины — русские тоже перекрыли движение со своей стороны. В каждую сторону — было по три полосы движения, разметки не было, никаких знаков тоже не было. С обеих сторон от дороги был лес, дорога петляла и не просматривалась полностью.
Водитель головного Шевроле врезал по газам — американская колонна понеслась мимо скопившихся на границе грузовиков. Скорость росла… пятьдесят миль… шестьдесят… семьдесят…
Финская полицейская машина с мигалками, перекрывающая дорогу. Голая трасса, поворот — и вдалеке — погранпост и переходами. Серый, бетонные здания, серые, домиком, крыши…
— Вижу исходную. Вижу исходную… — доложила головная машина.
— Фаза два.
— Начать фазу два, начать фазу два.
Четыре машины проехали вперед, свернули. Четыре — остановились на обочине противоположной полосы, не возвращаясь на свою. В них было основное вооружение — пулеметы М60Е3 и снайперские винтовки. В них же ехали бойцы разведки морской пехоты, которые должны были прикрывать их во время обмена. Среди них было несколько опытных снайперов из Куантико.
Головная часть колонны — продвинулась до самого перехода. Остановилась — в сотне футов от нейтральной территории.
Русские уже прибыли — всего три машины. Три черные Волги непривычного вида, с квадратными фарами и хромированными радиаторами, ощутимо уступавшие по размерам Шевроле — и это при том, что в США Шевроле считались машинами дешевыми, а Волга в СССР — была самой дорогой и престижной машиной из всех.
Они живут в нищете и фактически в рабстве у государства — но при этом они убивают всех, кто пытается помочь им освободиться…
Советский — улыбнулся и передал финскому пограничнику глухую сумку — авоську. Финн — сразу деликатно отошел, оставив американца и русского наедине. В сумке что-то стеклянно звякнуло — видимо, водка.
— Добрый день, товарищ — поздоровался по-русски Раш
— Добрый день — по-русски же откликнулся сотрудник КГБ — а я вас знаю…
Раш удивился — замечание явно было непрофессиональным.
— Откуда?
— Вы работали в Гонконге. Я — тоже.
Понятно…
— Поэтому вас и послали на обмен?
— Нет, я просто оказался под рукой и мне приказали. У вас разве не так?
— Наверное, так… Какова процедура?
— Полагаю, не стоит отклоняться от обычной. У нас пять объектов, у вас один. Я сейчас приведу одного из американцев, он подтвердит, что с нашей стороны все участники обмена на месте и останется с нами. Двое из объектов для обмена с нашей стороны нетранспортабельны, мы вынесем их сюда на носилках, по одному, вы удостоверитесь в их личности и заберете их. Первого на носилках вы забираете просто так, затем вы выводите человека, который нужен нам. Мы передаем вам второго нетранспортабельного. Вы подводите нашего человека сюда, и он стоит с нами. Затем — мы выводим последних двоих с нашей стороны, как только они подходят сюда — вы передаете нам нашего человека, а мы вам — оставшихся своих. И все вместе отступаем к машинам. Устроит?
Раш помолчал, переваривая.
— Сколько человек будет на пятачке? С нашей стороны и с вашей?
— С нашей — двое. С вашей, если не возражаете, один человек. Мы двое — не в счет.
— Почему с нашей стороны только один человек?
— Потому что с вашей стороны будут стоять два человека, которых мы обмениваем. И предатель, которого мы отпускаем.
— Они не в счет.
— Почему? Они прошли специальную подготовку.
— Они безоружны.
— Сэр, при их захвате погибли советские солдаты, мы считаем, что они чрезвычайно опасны. Следовало бы потребовать расчета один к одному, мы предлагаем один к двум. Это честная игра…
— Хорошо. Договорились?
Они с русским пожали друг другу руку
— Только маленький нюанс. Мы ведь не оговаривали, кто именно должен быть на пятачке, верно…
— Верно — настороженно подтвердил русский
— В таком случае — я буду сидеть в машине, а меня заменит офицер, который лично знает обмениваемых. Он и произведет идентификацию.
В глазах русского на какой-то момент мелькнула растерянность, потом он криво улыбнулся
— Пусть будет так…
И еще раз протянул руку — уже в знак уважения…
Стафф-сержант Эндрю Гордон, снайпер Корпуса морской пехоты США[52] — по его мнению, это было высшее звание, какое только может быть у военного — легко и быстро шел по пограничному финскому лесу. Лес был в основном хвойный, хотя попадались и лиственные деревья, за ним никто не ухаживал — пограничная зона как-никак и хворост тут собирать некому. Этот лес был гуще, чем в Квантико, штат Виргиния, где они базировались, и где он стал снайпером-разведчиком КПМ, и это было плохо — придется выходить к самой дороге. Но это и не джунгли — во время полевых занятий в зоне Панамского канала он подхватил какую-то тропическую заразу, какого то паразита и пять месяцев пролежал в госпитале, избавляясь от него.
В деревьях забрезжил просвет. Они сделали круг и выходили к дороге.
Стафф-сержант повернулся и встретился взглядом со своим вторым номером, капралом Дином Клайдом. Второго номера — снайперы выбирали себе всегда сами, потому что второму номеру они доверяли собственную жизнь. Уроженец бедного квартала Детройта служил в десятой горной дивизии легкой пехоты, они познакомились на ученьях. Сержанта он привлек тем, что горнострелки умели бесшумно передвигаться и еще — он привык носить с собой большое количество снаряжения, не стонать и не жаловаться. Стафф-сержант пообещал капралу избавить его от надменных «офицеров и джентльменов», которые только и искали повод его вздрючить, обеспечить пивом и не слишком доставать по мелочам — в Морской пехоте вообще на мелочи мало обращали внимания, если и доставали то по-крупному. Капрал с радостью согласился на эту сделку и сейчас, присев за стволом большой сосны — вопросительно глядел на своего командира и первого номера. Тонкий ствол новенького М249 — был направлен в сторону дороги…
Только идиоты пускают своего второго номера вперед. Пулемет при переходах — основное огневое средство их группы, если капрал первым примет на себя удар и погибнет — то потом, скорее всего, изловят и самого стафф-сержанта, а солдаты снайперов в плен не брали. А вот если пулеметчик уцелеет при нападении и откроет прикрывающий огонь — у первого номера всегда есть шанс удрать. К тому же — кто знает лес и его приметы лучше, чем опытный снайпер…