И пошли. Впереди – мой грозный бронетранспортер, развернувший пулемет на следующую за ним стылую, жмущуюся колонну румын и двое наших кавалеристов в арьергарде. Минут через тридцать дошли. Я разыскал местное начальство, сдал надоевших румын, бронетранспортер, оружие, получил расписку (знаю я, нашу бюрократию – на каждый чих бумажку надо), узнал, где можно попить кипяточку и, тепло распрощавшись с кавалеристами, пошел в пункт питания и обогрева.
Потом, согревшись, я сдал какому-то начальственному майору-кавалеристу документы румынского генерала, взял расписку и у него, и поинтересовался, а как бы мне добраться до моего аэродрома? На что получил совершенно непечатный ответ, из которого мне стало ясно, что вперед, на врага, майор меня еще может послать (это помимо того, куда он меня послал сразу), а в тыл, за Волгу я должен добираться сам. Вот тут я сильно опечалился, что отдал этим тыловикам взятый с бою бронетранспортер, который мог бы домчать меня до родного аэродрома, как оленья упряжка в тундре. Погоревав, я посмотрел на часы, уяснил, что до рассвета осталось четыре часа, и пошел искать теплый закуток, чтобы задрыхнуть. Так я и сделал, умостив под голову генеральский портфель свиной кожи, набитый всякими вкусными вещами. Что день грядущий нам готовит?
Оказалось, что день грядущий, он же – день наступивший, приготовил мне неоценимый, прямо скажем, сказочный подарок! В этой деревушке или станице – черт ее разберет под снегом-то, что это такое, — оказывается, и стоял штаб румынского корпуса, командир которого без одного погона со вчерашнего дня отдыхал в степи. А на окраине деревни или станицы стоял самолетик – чудный, дивный самолетик под названием "Физелер-Шторх". Видать, у румынского корпуса был свой разгонный авиаотрядик. Вы спросите, а почему это я пустил слюни на "Шторха"? Да просто потому, что именно он мог унести меня отсюда прямо в объятия Антохи, а, может быть, — и капитана Иванецкого… Даже выпавший снег был самолетику не особой помехой – для того, чтобы взлететь ему нужно было всего-то метров 50–60, а сесть – и двадцати хватит. Правда, скорость у него отнюдь не космическая – километров 130, при необходимости – 150, но куда мне особо газовать? Лишь бы взлететь, а там я в любом случае домой доберусь!
Далее я действовал как самый прожженный мошенник и жулик. Думаю, Остап-Сулейман-Ибрагим-Берта-Мария Бендер-бей с полным основанием мог бы мной гордиться! Не спеша перекусив консервами и слабым подобием спитого чая, я, нагло стуча сапогами, зашел в самый большой и красивый дом, где, как я совершенно справедливо полагал, разместилось большое начальство, и цинично спросил:
— "Ну, когда полетим-то? А то двигатель прогреть надо, на дорогу выкатить аппарат, то да се…"
Предложение куда-то полететь сначала вызвало у начальства легкое недоумение, но потом, когда означенное начальство уяснило, что можно на шару воспользоваться самолетом и приблудным летчиком, появилась такая куча дел, что для ее решения не хватило бы и всей Авиации дальнего действия. Я все эти прожекты однозначно и грубо пресек.
— Не, не получится… Только до города подвезу… На заправку еду – бензина, считай, нет.
Поднялся вселенский шум и хай до глубины души обиженных военных. Я стоически потерпел минут пять, а потом милостиво согласился взять двух командиров-делегатов связи со срочными бумагами до штаба армии. Взамен я получил все, что хотел: горячую воду, бойцов в помощь, лошадь, чтобы дотащить мою авиамодельку до дороги. Баки с горючкой располагались у аистенка в центроплане. Я покачал самолет – там что-то сыто булькнуло. Годится! Быстренько залили кипяток в мотор, я показал самому башковитому бойцу как крутнуть винт – "ты, самое главное, — сразу отбегай, а то руки отшибет!", и мы торжественно выкатились на относительно ровный участок дороги.
Больше всего я боялся, удастся ли мне запустить мотор. Оказалось, что таки да, удалось! Всего со второй попытки. Мотор сдержанно ревел, набирая необходимую температуру, командиры, выпятив обтянутые шинелями зады, грузились в тесноватую кабинку, я ждал завершения посадки. Готовы? Хорошо! Воздушный флот приветствует своих пассажиров! Жареная курица, мятные леденцы и коньяк в полете не предусмотрены, застегнуть ремни… Пардон! Ремни тоже не предусмотрены! В кабине не блевать! Высажу на ходу! Поехали!
Мотор неприлично чихнул, как пукнул, взревел, аистенок, подпрыгивая от нетерпения, побежал по заснеженной дороге, стукнул колесами шасси по кочке и взлетел. Сзади восторженно ахнули и припустили матерком. Трансстепной перелет успешно стартовал.
— Куда лететь? — заорал я, обернувшись к пассажирам. — Лететь-то куда, говорю?
Они что-то загалдели в ответ, но руками махали в одном направлении. Это уже хорошо. В общем, пятьдесят километров мы пронеслись, как орлы-стервятники в поисках дичи. Стерв, я имею в виду… Наконец меня стали бить по плечу, что-то орать и показывать пальцем вниз. Внизу была куцая, как волейбольная площадка, проплешина более-менее расчищенной от снега земли.
— Туда садись! — проорал мне самозваный штурман, — прилетели уже. Садись!
Я внимательно осмотрелся, засек направление ветра по дымам, тянущимся из печных труб, и зашел на посадку. Красота! Всего-то метров тридцать против ветра пробежал. Мотор я не глушил, а выразительно посмотрел на пассажиров – мол, все, приехали! Пожалте на выход! Трапа не будет, ножками давай! Пыхтя и пригибаясь, как под пулеметным огнем, командиры покинули лайнер и потрусили к штабу. Я послал им воздушный поцелуй и тут же взлетел. Куда лететь – я уже знал…
***Вот где у меня очко заиграло, так это при подлете к аэродрому. Самолет-то немецкий, и кресты на месте. Как бы меня наши добровольно-самопальные зенитчики не приговорили к высшей мере социальной защиты сразу, как только я появлюсь над полосой. И спрятаться ведь негде. Хотя… зачем прятаться? А если сесть подальше от аэродрома и подрулить к нему по земле? Обзор из кабины отличный, все видно, ну, подумаешь – мотор перегрею! Остынет, не июль.
Как решил, так и сделал. Наши, наверное, обалдели! Звук швейной машинки они услышали, а вот ероплан просмотрели. Не было его в небе! Я подкатил к стоянке, как водный мотоцикл – в клубах снега, гоня две волны! Красота…
Ждать, пока меня не начнут выковыривать из кабины с помощью разводных ключей, я не стал, и вылез сам. Коронную фразу я тренировал весь полет до аэродрома.
— Принимай аппарат, Тоха! Вот – махнул не глядя!
Смеха и оживления фраза не вызвала.
— Вчера комэск-два погиб, Витя, и еще двое его ребят… Их сожгли асы из 54-й эскадры. "Мессер" с зеленым удавом на капоте… Где ты взял эту керосинку, Виктор?
— Там… Румыны подарили…
— А-а, Туровцев! Давно пора, мы уж тебя заждались! А ну, давай отойдем, поговорим… — сзади ко мне подходил улыбающийся капитан Иванецкий.
Я посмотрел ему в глаза. Не-е-т, ошибочка! Ко мне подходил лейтенант госбезопасности Особого Отдела НКВД Иванецкий. Причем – при исполнении.
— А как же, товарищ… лейтенант? Капитан?
— Капитан, Виктор, конечно – капитан!
— А как же, товарищ капитан! Сейчас и переговорим, я порядок знаю. Вот только комполка доложусь – и сразу переговорим…
Капитан махнул рукой, мы запрыгнули в подъехавшую машину и поехали в штаб.
— Товарищ майор! 24 ноября, в 13.17 я был сбит над целью зениткой. Произвел вынужденную посадку. Илы меня прикрыли и сожгли бронетранспортер, который меня решил убить на земле. Мне удалось оторваться от преследования противника. Километрах в десяти-двенадцати от места вынужденной посадки, наткнулся на разбитую румынскую колонну. У убитого генерала взял портфель с картами и штабными документами. Вот его погон, кстати, оставил себе на память… И вот расписка о приеме от меня документов… Сдал их кавалеристам в разведку дивизии. Потом вышел на шум к месту боя наших кавалеристов с румынами. Лейтенант Кравченко попросил помочь довести пленных румын до сборного пункта… Вот документ о сдаче трофейного оружия… вот – пленные… аж сорок три человека… Все сдал, как честный человек… Ничего себе… Портфель только генеральский – на память… Утром по просьбе начальника штаба кавалерийской дивизии слетал с их делегатами связи в штаб армии, а уж оттуда – прямо домой! Еще один трофей – немецкий посыльный самолет, товарищ майор! Шторх! Сейчас его технари на стоянке актируют… Мне бы поесть, поспать – и можно снова в бой!
— Ну и наглый ты мужик, Виктор! Аж зависть берет! Как тебя школа, милиция и комсомол просмотрели, а? Товарищ капитан, как вы-то его просмотрели? — обратился комполка к особисту.
— У нас он не проскочит, товарищ майор, разрешите взять его на цугундер? — плотоядно усмехаясь, ответил капитан.
— Давай, капитан, только покорми его сначала… А то будешь пытать про то, про это… А парень язву себе заработает.
— Молодец, лейтенант! Так держать! — хлопнул меня по плечу майор Артюхов. — Иди, пообщайся с контрразведкой, и можешь отдыхать. Да, и врачу покажись заодно… Ступай, Виктор, не до тебя сейчас… Люди у нас погибли, слышал? Вот, капитан, бумаги его забери…
В сопровождении почетного караула в лице аж целого капитана из ОО НКВД СССР, я дошел до столовки. О-о-о, какао, белый хлеб с маслом! Роскошь!
— Кушай, Витенька, кушай! Оголодал, небось, сынок… — на меня со слезой во взоре смотрела дородная тетка Глаша, командир и дуэнья наших официанток, или, как их чаще называли – подавальщиц.
— Уф-ф! Все, тетя Глаша, спасибо. Больше не могу, да и спешим мы. А что в обед на второе будет? Котлетки? Кр-р-расота!
Особый отдел занимал маленький, но отдельный домик. Охранял его аж целый сержант НКВД с автоматом на широкой груди. Он о чем-то пошептался с капитаном Иванецким.
— Где он? Вот здорово! Пошли, Туровцев, быстрее… Я тебя сейчас с таким человеком познакомлю!
В жарко натопленной комнате, за столом, возле фикуса в кадке, сидел молодой еще майор с седыми висками. При нашем появлении он встал, и они с капитаном Иванецким радостно обнялись, изо всех сил выколачивая друг из друга пыль скитаний и других фронтовых лишений.
— Серега…
— Николай, Коля, живой…
Наконец, восторги от встречи улеглись, и товарищи чекисты вспомнили обо мне.
— Николай, погоди, я сейчас быстренько объяснения сниму с лейтенанта. Вопрос ясен, чистая формальность, буквально пару минут…
Пара минут вылилась в полчаса. Я довольно подробно рассказал Сергею о своих приключениях, указал на карте место падения самолета, концлагерь с мертвыми красноармейцами, сожженную колонну и другие достопримечательности. Затем подписал бумаги и был милостиво отпущен отдыхать. Представить мне друга капитан Серега забыл…
Через десять минут, нашаривая в портфеле коньяк, я уже входил в землянку нашей первой авиаэскадрильи…
Блудный сын вернулся домой!
Глава 14
На следующий день комполка приказал меня в боевой расчет не ставить и дать поспать, сколько влезет. Но – не срослось…
Боец-посыльный растолкал меня довольно рано, часов в восемь. Глаза у бойца были совершенно квадратные.
— Товарищ лейтенант… а, товарищ лейтенант! Да вставайте же вы! Там генерал вас ждет!
Никаких свиданий я никаким генералам не назначал, но на слова "генерал" и "ждет" мой еще не проснувшийся мозг все же прореагировал… Пришлось шустренько собраться и бежать в штаб. Поскольку свою грязную и пропахшую дымом форму, в которой я блукал за линией фронта, я отдал постирать, мне пришлось одеть "парадку" с орденами и голубыми петлицами.
Скинув в предбаннике куртку, я вошел в штабной отсек. Возле стола с расстеленной картой стояло полковое начальство, комэск Россохватский и незнакомый мне генерал… Никем другим, кроме как генерал-майором Хрюкиным Т.Т., командующим нашей воздушной армией, гость, на мой взгляд, быть не мог.
— Товарищ генерал! Лейтенант Туровцев по вашему…
— Так вот ты какой, лейтенант! Видел тебя в бою… — он замолчал, нахмурился, что-то припоминая, — да! Дважды видел, даже орденом тебя наградил, помню… Как тебя мессера над Волгой гоняли! Картина! Ну, да и ты не промах… Вот, капитан Россохватский докладывает, что предотвращение удара бомбардировщиков по нашим войскам у переправы, зенитная засада на мессов и разгром "лаптежников" тоже тобой спланированы?
— Никак нет! Мы вместе…
— Вместе – это хорошо! Вместе с командиром полка вы и девятку мессеров прищучили. А кто командовал в полете? — прищурился на меня Т.Т.
— Я командовал, товарищ генерал. Но свои действия согласовывал с командиром полка.
— Это правильно, что ты согласовывал, это все верно… Но! — генерал поднял палец. — Главное, что командовал ты. Это сейчас для нас главное…
— Ну, что, — повернулся генерал к командиру полка. — Ваше мнение, майор?
— Я согласен, товарищ генерал. Я же сам и предложил вначале…
— Россохватский?
— Согласен, годится!
— Комиссар?
— Да!
Генерал Хрюкин повернулся ко мне.
— Лейтенант Туровцев! Сегодня примите 2-ю эскадрилью, разрешаю взять с собой пару… ПАРУ! летчиков. На помощь, так сказать… Даю пять дней. Приведите эскадрилью в порядок, встряхните ее. А то после потерь у них носы в землю смотрят. Нагрузку полку я уменьшу, 1-я эскадрилья вас пока заменит. Проведите учебные воздушные бои, проверьте слетанность звеньев и пар, постреляйте немного… А еще лучше – бери эскадрилью и слетайте в УТЦ[14]. Я им команду дам. Пять дней, лейтенант! Через пять дней эскадрилья должна сверкать… как у кота яйца!
— Това-а-а-рищ генерал! Как у кота яйца – может выглядеть только полк: их же у него два, и в полку – две эскадрильи…
Все коротко рассмеялись.
— А у тебя – два звена! Приказ ясен? Исполнять!
— Слушаюсь! Разрешите идти?
— Останься, сейчас задачи полку буду ставить, послушаешь заодно…
***Вот так вот! Проснулся я, стало быть, уже командиром эскадрильи. Только еще не знал об этом. В армии, когда нужно, дела делаются быстро. И получаса не прошло, генерал Хрюкин улетел инспектировать другой полк и крутить хвосты нерадивым, а командир полка уже представил меня личному составу 2-й эскадрильи в качестве ее командира.
— …в завершение хочу сказать… Лейтенанта Туровцева вы все отлично знаете, на ваших глазах за каких-то два месяца он вырос в хорошего воздушного бойца, в командира истребительной эскадрильи. Командующий воздушной армией дал комэску-два Туровцеву пять дней, чтобы привести эскадрилью в должное состояние духа и боевой злости. Хочу надеяться, что костяк эскадрильи, ее опытные летчики, поддержат нового командира. Вопросы? Нет вопросов… Вольно. Разойдись…
Командир полка ушел, а я остался один на один с летчиками 2-й эскадрильи, которой теперь я командовал…
— Садитесь, товарищи воздушные бойцы, можно курить… Значит так, в кратчайшие сроки нам предстоит…
***Через полтора часа мы уже садились на полосу УТЦ. Командир центра был уже о нас извещен, бензин и боеприпасы для нас были уже выделены, на довольствие нас быстренько поставили. Я пошел представляться подполковнику Уткину, так звали местного главнокомандующего. Разговор получился доброжелательный, стороны пришли к полному взаимопониманию и договорились о полной взаимоподдержке.
Договорились мы с ним так – первую половину дня мы занимаемся своей боевой подготовкой, всю вторую половину дня – мы играем роль "синих", проще говоря, — изображаем в воздушных боях фашистов, а школота из УТЦ пытается нас убить. Но и нам разрешено давить студентов, как клопов. Красота – то, что я и планировал.
Под рев никогда не затихающего летного поля УТЦ я собрал своих пилотов в кружок.
— Так, слушать меня внимательно! Сегодня мы изображаем немцев в учебных боях против "центровых". Предложения?
Летчики замялись, поглядывая друг на друга.
— Ну, смелее – не барышни в первую брачную ночь ведь… Те бы вас давно за хобот взяли… — народ выжидательно хохотнул. — Кто хочет сказать? Старший лейтенант Хромов? Прошу…
— Если нам дана такая свобода, то чего же не попробовать? Вы же всегда этой свободе фрицев в воздушном бою завидовали, что, не так что ли? Летают, где хотят, хотят – ударят, хотят – нет. Вот сейчас и попробуем их тактику использовать. Заодно и сами проверим, как немцам можно и должно противодействовать… — закончил свою речь тяжеловатый на подъем, но мудрый и опытный Хромов.