Подполковник Цагоев перегнулся через стол - и даже Скворцов, многое, несмотря на молодость повидавший в жизни ужаснулся выражению глаз советского офицера...
- Нет... Все они отлично понимают... - спокойный голос подполковника резко контрастировал с ненавистью, плескавшейся в его глазах - все они прекрасно понимают и знают. Просто мы забросили ловить врагов в последние годы - вот они и расплодились. Они не преступники, Скворцов, запомни это. Они - враги!
- Сысоев! Сысоев! Старлей, твою мать! Ты что, заснул что ли? Приди в себя.
Он выныривал из черных глубин памяти, из свившей гнездо в памяти беды, возвращаясь в настоящий мир, в выстуженный десантный отсек Мишки.
В реальность...
- Минута до сброса!
- Есть минута!
Бортмеханик выглянул в ревущую круговерть за окном - а то и дело начинался снег, погода была совершенно нелетной - и спрятался обратно.
- Видимости нет ни хрена! Идем по приборам! Высадим, где сможем!
Подполковник Цагоев показал ему большой палец - видимо экипаж летал по этому маршруту не раз и не два, только поэтому согласился лететь в такую погоду в этом опасном районе. Да и Цагоев с экипажем был знаком.
- Готовность!
Вертолет зависает над склоном - прошел снег, много снега им завалена вся площадка. Что там под снегом - если камни, то они останутся здесь навсегда. С раненым им не выбраться отсюда. Никогда.
- Пошел!
Один за другим, трое десантников с нескольких метров высоты прыгают с вертолета, падая, распластываются в снегу. Вертолет тут же берет курс домой, грохот его винтов постепенно стихает. Они остаются втроем - и кажется, что на необитаемой планете.
- Доклад!
- Норма.
- Норма.
Первый этап пройден - десантировались без происшествий.
- Обвязываемся.
Альпинистская веревка - сколько жизней ты спасла? Десять тысяч? Пятьдесят? Сто?
- Идти след в след. Все команды подаю рукой! Без команды не стрелять. Вперед!
Непонятно, как подполковник ориентировался здесь - но он, тянущий по виду лет на сорок, загнал двоих лосей-спецов меньше чем за час. Он шел по смертельно опасным склонам, где неосторожный шаг и вниз так, как будто участвовал в параде на какой-нибудь площади. Горы для подполковника были домом - и это было не преувеличение...
- Дреш, фаёри мекунам**! - крикнули откуда то спереди.
Сысоев рухнул в снег, лихорадочно освобождаясь от веревки, стесняющей движения, прижал к плечу приклад автомата, нацелив его туда, откуда раздался крик
- Свои - крикнул в ответ Цагоев с заметным, даже нарочито заметным акцентом
- А с вами кто, товарищ подполковник? - горные призраки этих мест, оказывается, хорошо знали русский***
- Тоже свои! Не стреляйте! Ништ фаёри!
Встречающих было, как и их - трое, в меньшей по численности группе ходить по горам, да еще и в снегопад было рискованно. Подполковник обнялся со всеми, как это было принято на Востоке. Двое из встречавших подполковника были афганцы, а вот третий - хоть и одет был как афганец, но был русским, на это указывала его русая борода. Дальше пошли двумя связками.
Через два с лишним часа, когда и Сысоев и Волков, несмотря на нештатные свитеры, успели основательно промерзнуть - пришли в какой-то кишлак. Маленький, засыпанный снегом, с едва заметным дымом из труб - топили здесь не так, как в Союзе, дрова продавались на вес.
- Заходим - приказал подполковник
В довольно большом по афганским меркам доме афганцы помогли им раздеться, не проявляя никакой враждебности, оружие они оставили при себе, да его никто и не требовал отдать. Сняли обувь. Из соседней комнаты вышел среднего роста человек, по виду тоже русский хоть и борода его была черного цвета, цепким взглядом окинул пришедших. Затем заговорил с подполковником на местном наречии...
- Пошли.
Первым зашел тот же моджахед, который только что вышел из комнаты.
В соседней комнате уютно бурчал маленький японский генератор - мечта любого подразделения советской армии, горела запитанная от него лампочка, грела жаровня с углями. На коврах, в углу комнаты поджав под себя ноги по-турецки, сидел средних лет, невысокий, даже щуплый, с короткой бородой афганец и читал какую-то книгу. Взглянув на вошедших, он поднялся им навстречу.
- Я рад приветствовать гостей в моем доме... - сказал он по-русски****
- Да пошлет Аллах удачу вашему дому - поблагодарил подполковник Цагоев
* прим автора - пример солдатской смекалки. Ми-8 тогда бронированных не было не то, что сейчас, он пробивался даже пулей АКМ. Вот и клали перед вылетом чугунную сковородку под задницу, да так и летели. Известны случаи когда добрый советский чугун - а в СССР чугуна на столовые принадлежности не жалели - спасал от пули ДШК.
*** стой, стрелять буду!
*** прим автора - про то, что рядом с Масудом постоянно были русские - это не выдумка. Командиром подразделения охраны и личным телохранителем Масуда был человек по имени Николай. По свидетельствам очевидцев, подготовкой пулеметчиков у А.Ш. Масуда занимался бывший советский военнослужащий, взявший имя Абдолло. Рядом с Масудом были и другие русские, не раз перехватывали разговоры на русском по рациям.
**** Достоверно известно, что А.Ш. Масуд свободно владел шестью языками, в том числе и русским. Не расставался с книгой. Приведенная формулировка - типичное приветствие афганцев гостям их дома. То, что А.Ш. Масуд приветствовал их именно на русском, на их языке - было проявлением уважения.
Вашингтон, округ Колумбия
Перекресток шестнадцатой и Л-стрит.
Март 1987 года
Тот, кто думает что властей в Соединенных штатах Америки три - законодательная, исполнительная и судебная, наверное никогда не был в Вашингтоне и не варился в местной политической кухне. Тот же, кто варился, знает, что властей этих - четыре, причем четвертая власть не ограничена никакими противовесами и не имеет никаких сдержек. Четвертая власть - это пресса.
Кто-то считает, что пресса и Первая поправка к конституции* - это благо для Америки, кто-то - что это зло. Несомненно одно - к прессе неравнодушны все без исключения.
Среди тех, кто считает, что пресса это благо, прежде всего - сами журналисты. К этой категории так же относятся различные правозащитники, исследователи и в меньшей степени - обычные граждане. Сложно найти тему, которая не была бы освещена тем или иными американским изданием, иногда с публикацией секретных данных. Обычные граждане прессу в повседневной жизни не особо замечают - но на ущемление ее прав реакция чаще бывает очень бурной.
Ко второй категории - тех, кто прессу тайно или явно ненавидят - относятся политики и сотрудники спецслужб. Первые - хоть они и являются публичными политиками и обеспечивают себе публичность посредством прессы, доносят свои взгляды до общества и обеспечивают себе переизбрание - ненавидят прессу, потому что боятся ее. Журналисты непредсказуемы, их слишком много и никогда не удается договориться со всеми. Кто-нибудь - но обязательно начнет копать и докопается до того, что хотелось бы скрыть - и с ликующими возгласами вынесет это на публику. Сотрудники спецслужб ненавидят журналистов за их маниакальное желание узнать то, что является секретным и должно оставаться таковым.
Одна из крупнейших в стране и наиболее авторитетных газет - Вашингтон Пост располагается в крупном офисном здании, стоящем на углу шестнадцатой и Л-стрит в Вашингтоне. Это деловой район, вечно перегруженный транспортом, и соседи у газеты более чем солидные. А этом же здании находится вашингтонский офис "МакКинси", а в соседнем здании - контора "МеррилЛинч". Ходят слухи, что биржевики из этих двух контор так хорошо зарабатывают именно потому, что сидят рядом с журналистами и первыми чуют, когда начинает пахнуть жареным. Так это или нет - никто и никогда не выяснял.
В Вашингтоне практически нет широких улиц, город старый, один из старейших в этой стране - хотя его возраст в Европе мог вызвать лишь кривую усмешку. В отличие от многих других городов Америки, в последние десятилетия полностью перепланированных, со сносом целых кварталов и организацией улиц шириной с национальное шоссе, Вашингтон не перепланировался и так и остался - с улицами, приспособленными под лошадей и кареты - но никак не под автомобили. Поэтому, одним из самых ценных бонусов к зарплате в вашингтонских офисах было право пользоваться бесплатным стояночным местом в гараже фирмы, а паркуясь, можно было искать свободное место на улице полчаса, да так его и не найти...
Дженна Вард, независимый фоторепортер-стрингер** от вашингтонского движения уже отвыкла, ибо не была в этом городе почти восемь месяцев. Став стрингером, она так оторвалась от американской жизни, что у нее не было в этой стране ни машины, ни квартиры - только почтовый ящик, чтобы был американский адрес. Приезжая домой в кратких перерывах между командировками, она либо останавливалась у друзей, либо снимала себе жилье в одном из дешевых безликих муравейников на берегу Потомака. Еще она заметила, что после крайней командировки она с трудом подавляет в себе желание упасть на землю всякий раз, как только слышит мотоциклетный выхлоп. И парковаться на улицах Вашингтона она тоже разучилась...
- Вот козел!!! - Дженна не сдержала грубого слова, когда полноприводной АМС ловко заехал на то место, которое только что освободил какой-то Понтиак, и на которое нацелилась она сама. Место было рядом с редакцией, и занять его было бы большой удачей. Теперь придется начинать все заново...
- Да проезжай же...
Возникла шальная мысль припарковаться не по правилам - но Дженна сию крамольную мысль отмела. После последнего общения с государством в лице его правоохранительных органов, она понимала, что кое-кто просто жаждет ее крови. Схватил простой штраф за нарушение правил парковки - и тебя затаскают по судам, а все это время - не выпустят из страны.
Дженна Вард еще три года назад работала репортером в Вашингтон Пост, а также потихоньку писала книгу о местом политикуме, марая своим неразборчивым почерком блокнот всякий раз, как выдавалась свободная минутка. Она была хорошим - по-настоящему хорошим репортером, из отдела светской хроники ее перевели на освещение местной политический жизни - и два года она гордо носила на цепочке пропуск в Белый Дом, в пресс-центр. Сейчас такого пропуска у нее не было, и она об этом ничуть не сожалела.
Водоразделом стал развод. Сделав глупость, она выбрала себе в мужья представителя худшей из вашингтонских профессий - адвоката. Ее муж долго задерживался на работе, приходил домой усталым и злым - как-то раз Дженна ради смеха подсчитала, сколько ласковых слов она услышала от мужа за последний год перед разводом. Получилось восемь.
В один прекрасный день, она начала подозревать. Сейчас она иногда думала об этом и не могла понять, что было бы лучше - если бы она была в неведении и продолжала бы ждать домой своего мужа - хама - или все-таки она сделала правильно, что узнала. Как бы то ни было - в один прекрасный день она наняла детектива, и через неделю он принес и положил на стол миссис Вард большой конверт из плотной манильской бумаги. Внутри были фото - ее муж и молоденькая чернокожая проститутка, ее муж в каком-то баре со стриптизершей на коленях, ее муж и ...
Развели их быстро, благо требования она предъявила для мужа вполне посильные, и он счел за благо с ними согласиться. Детей у них не было, дом она оставила мужу, квартиру в Вашингтоне - тоже. Зато теперь у нее был трастовый фонд, из которого каждый месяц ей приходил чек, достаточный для того, чтобы не думать о завтрашнем дне и не работать. Проблема была в том, что миссис Вард не работать не могла.
Фамилию она оставила от мужа - такую маленькую месть она придумала и осуществила. Месть эта давала вполне осязаемые плоды - за последний год фамилия Вард стала довольно известной - но не так, как хотел этого Джонатан Вард, и немало политиков при упоминании этой фамилии с трудом сдерживали эмоции.
Миссис Вард стала стрингером - то есть выбрала себе самое опасное, что только есть в журналистике. Стрингер - это наемник. Он сам по себе, одинокий волк, его никто не прикрывает и за ним никто не стоит. Он пробирается туда, куда ни одна редакция в мире не рискнет послать своего сотрудника. Он рискует собственной жизнью - без шуток рискует - ради нескольких кассет с интервью и пары десятков "убойных" кадров. Он пересекает границы, иногда незаконно, он участвует в боевых действиях ради хорошего кадра, имея на вооружении всего лишь диктофон и фотоаппарат, он берет интервью у людей, руки у которых по локоть в крови. Каждый раз возвращаясь он не может предугадать, найдет ли его материал спрос - или то что он запечатлел рискуя собственной жизнью годится лишь на помойку.
Но и вознаграждение за удачный кадр бывает соответствующее.
Последний год миссис Вард провела не в Вашингтоне - она посетила три страны, каждая из которых была в красных списках Госдепартамента США - то есть категорически не рекомендуемая к посещению гражданами США. Первой была Ангола, разрываемая на части враждующими группировками. Кого то поддерживали СССР и Куба, кого то - ЮАР, и, тайно - Соединенные штаты Америки. Дженна Вард, единственная из американских репортеров, осмелилась побывать по ту сторону фронта. С русскими ей пообщаться не удалось, все они почему-то боялись ее, не шли на контакт - а вот кубинцы, многие из которых знали английский язык, наоборот были приветливы и дружелюбны. Верней, такими они стали не сразу, а только когда поняли, что миссис Вард не ищет сенсаций - а хочет рассказать правду. Всю без утайки. И ради этого она готова переносить все то, что переносят и они, жить той же жизнью, что живут они.
За четыре месяца, проведенные в Анголе миссис Вард переболела лихорадкой, получила ранение из автомата АКМ, правда неопасное и один раз попала под обстрел ЮАРовских гаубиц у реки. Самым страшным было последнее - ей казалось, что небо рушится на землю, что их Урал перевернется и погребет их под собой...
Из Анголы на военном самолете она перелетела на Кубу - по рекомендации бойцов интербригады, с которой она весело проводила время в Анголе - на лечение. Там она испытала шок от осознания того, под каким слоем грязи скрывается порой правда. С пеленок каждому американцу внушали, что Куба - враг, что Фидель Кастро - кровавый диктатор, что на Кубе все кубинцы живут в нищете и лишениях и только и мечтают - что проплыть девяносто миль, отделяющие остров Свободы от побережья Майами. На Кубе же оказалось все по-другому - веселые кубинцы, маленькие заведения с туристами на набережной Малекон, пионеры. Миссис Вард не увидела ничего того, чего ожидала увидеть - ни расстрелов, ни облав, ни судилищ, ни нищеты пополам с убожеством. Кубинцы были просто людьми, они были такими же людьми, как и те люди кто жил к северу от них, они просто хотели, чтобы им не мешали жить и работать на своей земле. Только один кубинец за все время, пока Дженна Вард гостила на острове, сказал, что ненавидит Америку, да и то остальные сразу же начали стыдить его на своем языке. Дженна Вард видела, что это было искренне.
Последние полгода Дженна Вард провела в одном из самых опасных мест мира - в Центральной Америке. Сначала в Никарагуа, потом полулегально переместилась в Сальвадор. И там и там было не просто опасно - смерть подстерегала на каждом шагу. Она видела растерзанных контрас людей, у которых никогда не было никакого оружия - это было крестьяне, виновные лишь в том что взяли конфискованную у батраков землю. Она видела сожженный дотла автобус - его сожгли контрас и реактивного гранатомета, хотя не могли не видеть, что в автобусе нет военных. Она брала интервью, снимала, зарисовывала - потому что только так можно было донести до обычных, простых американцев правду. Правду о том, что творит их правительство от их имени.