Октябрь, который ноябрь - Валин Юрий Павлович 17 стр.


В очередной раз вернулись к столу. Моллюсков Алексей Иванович уже докушал, но догадливый кузен успел заказать две порции ветчины и колбасы, и вазу с фруктами.

...- В будущем от литературы мало что останется, - пессимистично прогнозировала Екатерина Олеговна, твердым движением нанизывая на вилку разом три кружка колбасы. - Разве что в резервациях школьной программы что-то уцелеет.

- Откуда такое неверие?! - ужаснулся Алексей Иванович, разрезая ветчину. - Литература - императрица всех искусств! Со словесности все начинается, ею все и кончается.

- Вот вы про императоров беседуете, - некстати влез кузен и принялся складывать газету. - А ведь не нашли нашего Николашу с семейством. Разве это сыск?! Бычки в томате, а не ищейки! Ни малейших следов! Что об этой тайне говорят в литературных кругах?

- То же, что и все, - ответил Алексей Иванович. - Несчастные убиты и опущены в реку с привязанными к ногам колосниками. У царицы с собой имелось немало бриллиантов - конвой едва ли мог устоять перед искушением. В версию счастливого бегства в Англию я не верю. Матросики такого не допустят, и не мечтайте.

- А чего сразу матросики?! - возмутился кузен. - Там вообще солдаты были.

Алексей Иванович несколько смутился, но пояснил провинциалу:

- Ходят слухи, что сначала на параход высадилась команда балтийских моряков-анархистов, избила царский конвой, пьянствовала и насажала с берега шлюх. Потом и произошла зверская расправа. Впрочем, кто может знать? В головах дичь, тьма, всеобщий ужас! В газетах сплошное вранье.

- М-да, какая-то странная версия, - сказала Екатерина. - К примеру, я слышала версию о добровольном отбытии царской семьи в монастырь. Обет послушничества, размышления об ошибках царствования, выпас коз...

- Господи, это что еще за басни?! О таком благостном уединении немедленно бы стало известно. Неужели вы газетчиков не знаете? - иронически отмахнулся вилкой бывший литератор. - Господь с вами, какие козы, какой монастырь?

- Буддистский! - конспиративно оглянувшись, прошептал кузен. - Буддистский монастырь - у меня вполне достоверные сведения!

- Отчего же вдруг буддистский?! - слегка ошалел Алексей Иванович.

- Буддистские, они тайные, - пояснил кузен. - Там все ходят в помаранчевом, все бритоголовые, одинаковые и поют. Козий сыр отличный. Вы пробовали?

- Нет, - признался литератор, пытаясь представить бывшего императора бритоголовым, поющим и с сыром.

- То-то и оно, - там все тайно! И вообще эти гималайско-тибетские чудеса - дело темное. Оттуда даже газетчики не возвращаются, - прошептал Владимир Дольфович, внезапно желтея лицом.

Алексей Иванович понял, что с потреблением "морса" пора останавливаться. Дурно портвейн на водку ложится.

- Вы кузена не слушайте, - попросила Екатерина Олеговна. - Он с детства фантазер, да еще весь "Мир приключений" перечитал.

- Я не перечитал, я с вышеозначенным журналом сотрудничаю, - с достоинством опроверг кузину Владимир Дольфович. - Пусть и малолитературные заметки кропаю, зато развивающие. Мои заметки по ихтиологии и человекообразным обезьянам редакторы рвут с руками.

- Поздравляю, коллега. Весьма рад знакомству. Увы, мне пора, - справедливо решил Алексей Иванович.

- Верно, давайте на посошок и по домам! - кузен резво разлил из чайничка остатки "морса". - Завтра вставать рано. Рыботорговля не ждет! Скоропортящийся у нас товар.

Вместе, уже совершенно по-дружески, вышли в вестибюль. Бра, швейцар и банкетки не желали стоять на местах, неудержимо плыли, но Алексей Иванович напрягся и галантно помог даме надеть пальто. Вывалились на улицу, Екатерина Олеговна удивительно пронзительно свистнула, подзывая извозчика. Бывший литератор осознал, что его загружают первым.

- Позвольте, мне бы пройтись полезно, - вяло запротестовал Алексей Иванович.

- Езжайте, вы классик, вам нужнее, - заверил кузен, упихивая нового знакомого на сиденье экипажа. - Кстати, чуть не забыл! А автограф?! Катенька попросить стесняется, но я-то по своей рыбной прямоте. Уж будьте любезны...

Кузен выдернул из-за пазухи довольно большой цветастый журнал.

- Это что за издание? - изумился Алексей Иванович, пытаясь рассмотреть обложку с какой-то картой.

- Пробный экземпляр, для Рыбопромышленного Союза, - пояснил настойчивый любитель автографов. - Чиркните уж, не кокетничайте.

Алексей Иванович нашарил в кармане пальто карандаш, душевно расписался.

- Другое дело! - восхитился кузен. - И наша третья кузина будет в восторге. Живой классик, это ж редкость!

- Кстати, Алексей Иванович, - вполголоса сказала Екатерина. - Вы прекращайте прогулки с пистолетом. Особенно в эти неспокойные дни. Ваше ли это дело? Еще подстрелят ненароком.

- Подстрелят и именно ненароком?! - Алексей Иванович захохотал. - Прощайте, Катенька, не поминайте лихом.

Он хохотал и не слышал, как кузен сунул извозчику деньги и веско посоветовал "шмонать его не надо, а то так отмудохаю, не посмотрю, что ты парень в доску свой".

Шуршали по мостовой колеса, не в такт клацали копыта, Алексей Иванович все смеялся и вытирал слезы.

- Сидите спокойно, гражданин-барин, - пытался успокоить его извозчик. - Ей-богу, сидите, а то патруль напужаете.

Но бывший литератор, а нынче обреченный боевик ничего слышать не желал. "Ненароком, именно ненароком", да-с!

* * *

Шпионки уселись в пролетку и двинулись в сторону квартиры. Извозчик уютно причмокивал губами, подгоняя рысака, но опытный копытастый пенсионер не особо реагировал.

- Что-то не то... - пробормотала Катрин, размышляя о новом знакомом.

- Ясное дело, не то. Кто ж водку портвейном полирует? Это даже давно непьющим оборотням памятно. Какие-то странные классики пошли. Вот я Карла, Кропоткина или Эдика ни разу бухими не заставала. У них то вдохновение, то тюрьма - некогда зашибать.

- Подожди ты с этой антиалкогольной правотой. Расслабился человек, с кем не бывает. Вел себя прилично. Не в этом дело...

- Как это не в этом?! Набрался, пригласить в номера и вообще койку даже не удосужился. Я бы на твоем месте оскорбилась.

- Не ерунди. Я о ином думаю...

- Чего тут думать? Вечер вышел познавательный, но бессмысленный. Классик нам ни к селу, ни к городу, разве что перед Фло оправдаешься: проводила время не только с асексуальными революционерами и унылыми отставными монархами, но иной раз и интересные люди попадались. Я для достоверности и автограф урвала. В принципе, любезный человек этот поэто-писатель, хотя свинины потребляет ужасающе много. Это ж не селедка, как ее в таких количествах можно жрать?! Впрочем, талантливый человек склонен к самопожертвованиям и иной дури...

- Стоп! Я как раз о автографе думала. Он чем расписывался? - Катрин замерла, прислушиваясь...

Откуда-то из-за Моховой донесся треск очередей.

* * *

Ново-Косой переулок

47 часов до часа Х.

Боевики заняли позиции на третьем этаже длинного дома. Просторное помещение, очевидно, служило чем-то вроде цеха: наваленные кипы войлока, раскроечные столы, шкафы с чем-то непонятным, едко пахнущим. Чего тут производили, Борька так и не понял - пробираться приходилось в потемках: на всю группу имелся единственный электрический фонарик, да и в том батарея издыхала.

Стараясь дышать не слишком глубоко, юный боевик повозился у окна, примериваясь. Как не крути, германский пулемет для энергичной стрельбы был малость тяжеловат. Зато улица как на ладони: до дома на противоположной стороне, казалось, доплюнуть можно. Тоже трехэтажный, но жилой, доходный, кое-где свет пробивается из-за зашторенных окон. Вот будет жильцам ночная побудка! А нечего в квартирах на буржуйский манер квартировать.

Вообще-то дом выглядел мелко-буржуйским, не особо заядлые фабриканты тут ютились. Стены темные, подкопченные, сыростью тронутые. Единственный фонарь на ветру покачивается, теней той копоти добавляют. В Петрограде всегда так - неуютный город.

Привалившись боком к подоконнику, Борька загрустил, вспоминая сады и пруды далекого Арзамаса, где, по правде сказать, в октябре тоже не особо уютно.

- Идут! - не особо сдерживая голос, предупредил Гаолян.

Борька подскочил, распахнул створки - шпингалеты уже были подняты, все подготовлено. Сразу бахнуло в грудь зябким холодом. Ну, сейчас согреемся! Внизу двери на улицу забиты, да еще и завалены-забаррикадированы всякой рухлядью.

Гаолян занимал позицию у первого окна и должен был взять на себя арьергард противника. Засевший слева Андрей-Лев, брал на себя авангард. Борьке досталось самое главное - посечь центр контрреволюционного боевого порядка...

Вот оно - шорох тяжелых шагов, позвякивание амуниции и оружия - армейская колонна, пусть и не бывавшая на фронтах и в боях. Михайловское артиллерийское училище.

Колонна вывернула из-за угла. Следующий впереди всадник-офицер, повернулся неразборчиво скомандовал "шир-рре шаг!". Спешат! Ну, нам тоже невтерпеж.

Шагают по три в ряд, тусклая щетина штыков покачивается за спинами, размеренно, в ногу бухают сапоги, полощутся длинные полы шинелей. Не особо многочисленна юнкерская рота, да и "штыки" в ней вовсе не гвардейского роста и выправки, частью и вообще маломерки. Но в хвосте колонны тарахтит колесиками пара "максимов". Засядут у моста и беги потом на пулеметы - небось, не дрогнет рука у пулеметчиков. Разве ж они нас за людей считают? Белая кость, она насквозь белая, сахарная, дворянская.

Борька помнил, что и сам наполовину дворянин, да и Андрей точно так же - мать у инженера из тверских дворян. Но это ж иное дело! Есть и сознательные трудовые люди в бывшем благородном сословии.

Бах-грох, бах-грох, стучали каблуки сапог контрреволюции. Уже почти под окнами - вон, кругляши фуражек, макушками изнутри продавленные, одна дергается - боится низкорослый юнкерок с ноги сбиться.

Андрей-Лев шепотом выругался, и уже громче попросил:

- Давайте все ж не всех, а?

- Как договорились, - откликнулся Гаолян. - Пли, ребята!

Борька швырнул в шеренги свою бомбу, краем глаза отметил, что Андрей-Лев запустил свой снаряд чересчур далеко от головных юнкеров, почти под брюхо командирской лошади. Эх, пропадет граната почти попусту...

- Ай, это что?! - ойкнул кто-то в середине взвода, крепко схлопотав Борькиной бомбой по загривку.

Вскинулись десятки бледных пятен лиц, закрутились, ища взглядами, что и откуда на них падает.

- Граната! - с опозданием взвизгнул кто-то.

Борька плюнул в окно и нажал спуск пулемета...

Первые строчки пуль погасли в хлопках разрывов бомб - рвануло почти одновременно. Осколок расшиб переплет рамы над головой Борьки, да только юному стрелку было плевать во всех смыслах. Дрожал пулемет в руках, полосовал товарищ Сальков улицу, косил мечущиеся, падающие фигуры, расстреливал мировую империалистическую несправедливость, и заливала сердце волна восторга и чувства всесильной справедливости.

Второй магазин, и длинными, длинными!

Боль Борька почувствовал с опозданием - раскалившиеся подстволье обожгло левую ладонь. Вот дурень, перчатки забыл надеть. А, плевать!

...Щелкнул, занимая место опустевшего, свежий магазин. Обожженный пальцы дернули затвор. Ага, поразбежались?! Нате еще!

На лежащих мертвых и раненых, боевик Сальков не обращал внимания, полоскал по тем, кто отбежал к стене, сгрудился у парадной. Строчка пуль скосила разом троих, вот покатилась фуражка... Кто-то под домом вскинул винтовку, бахнул в белый свет как в копеечку. Сейчас ты, гад, настреляешься...

Борьку отшвырнуло от подоконника. Рука у Гаоляна была цепкой - стрелок чуть пулемет не выронил.

- Оглох? - жестко спросил одноногий боевик.

Ну, да, договаривались же: бомбы, по два магазина, и деру. Филимону на одной ноге бегать непросто.

Скатились вниз, на лестнице дядя Гаолян и, правда, чуть не кувырнулся... Захламленный двор, с улицы несутся крики и стоны, беспорядочно трещат винтовки... Лестница, заранее прислоненная к забору... Помогли взобраться одноногому, переваливаясь на ту сторону, Филимон пропыхтел:

- Что оружье так держишь?

- Руку занозил, - пробормотал Борька.

Прошли двором в арку - срезанный замок мирно висел на своем месте. Андрей-Лев открыл калитку, выглянул на улицу:

- Чисто!

Сложили приклады, отстегнули магазины, спрятали пулеметы, уже мирными обывателями вышли на улицу.

- Тьфу, палку забыл, - спохватился Гаолян.

Он вернулся за припрятанной у ворот тростью, а Андрей-Лев, морщась, покосился на Борьку и спросил:

- Ты зачем столько стрелял? И по раненым. Всех насмерть хотел? Какие они вояки, если подстреленные?

- По раненым я ни разу не пальнул, - угрюмо возразил Борька - ладонь жгло просто зверски. - А что мне на юнкеров смотреть да улыбаться, что ли? Они мою мать пожалели? Меня пожалеют? Или твоих в Торжке пожалели?

- То другие мерзавцы были, - все больше бледнея, напомнил инженер. - Я тебя не виню. Просто понять хочу - мы уже до конца оскотинились, или еще дичаем? Они же там совсем сопляки.

- Ты Бориску еще возрастом попрекни, - ковыляя из подворотни, одернул инженера Гаолян. - Вы вовсе сдурели? Один палит как заведенный, не остановишь, другой вопросы умные задает - самое время нашел. Уходим живо!

Боевики благополучно вышли на Пантелеймонскую. Выстрелы за спиной стихли, где-то выла перепуганная собака, нагоняла уныние. Рука у Борьки болела - казалось, уж до зубов прохватывает. Гаолян велел показать ладонь, ругать не стал, приказал лечить "по-проверенному". Борька отошел к стене, поскуливал, тужился, - жгло еще острое, взвоешь громче того кобеля.

- Довоевался, снайпер обоссаный? - спросил дядя Филимон. - Перчатки-то где?

- Там забыл, кажется, - баюкая ладонь, признался Борька. - На подоконнике. Жарко было, положил, ну и...

Подзатыльник был заслуженным, но все равно обидным.

- Все, поковыляли лечиться, - вздохнул Гаолян. - Выгнать бы тебя, оболтуса, из группы. Да только куда? Вместе начали, вместе и покончим.

* * *

К месту событий шпионки, естественно, опоздали. Сначала извозчик заупрямился, потом лошадь отказывалась "поспешать", и насовать кобыле в шею, по аналогии с хозяином, было делом бесполезным, ввиду преклонного возраста представительницы гужевого профсоюза.

Лошадь делала вид, что рысит по просторной Надеждинской.

- Даже к финалу не успеем, - злобно предрекла Катрин, прислушиваясь. - Нужно было ногами рвануть, быстрей бы было.

- Одинокая дама, бегающая по улицам - вызов общественной морали, - напомнила Лоуд. - Да и вообще, ну, пулеметы, - эка невидаль. Понимаю, ты встрепенулась, вдохновилась, но стоит ли так лететь навстречу любимым звукам? Успеешь еще под пульки. Кстати, эти пулеметки вообще какие-то неурочные, сомнительные.

- В том-то и дело. Это вообще не пулеметы. Вернее, это - ХАРАКТЕРНЫЕ пулеметы. Их здесь вообще не должно быть. Я этот звук неплохо помню.

- Ага, начинаю понимать. Но тем более, нельзя же сразу напрыгивать, вдруг мы их вспугнем? - намекнула крайне предусмотрительная по линии огнестрельных боестолкновений оборотень.

- Да уже упустили, - вздохнула Катрин. - Теперь ищи по следам, а они остывают быстро. Нужен нам нормальный транспорт.

- "Лорен-Дитрих"! Мне рекомендовали - отличная колымага! - немедленно припомнила Лоуд. - Шестьдесят лошадиных сил и никого в шею пихать не надо.

Назад Дальше