— Так что не в порядке с маленькой мисс? — без обиняков спросил Эванс, закрывая металлическую дверь. — Она из этих... которые на диете постоянно, что ли?
— Много чего не в порядке с маленькой мисс, — произнес Дэвид, подражая говору Клайва, — и — нет, диеты тут ни при чём.
Клайв нахмурился, пробормотал «О, чёрт...» и отвёл взгляд... Дядя Джо курил всю жизнь. Когда тетушка Нелл замечала, что, если он не бросит дымить сам, рак его заставит, он только отмахивался. «Знаешь, каков процент смертности среди некурящих? — шутил он. — Все сто процентов!» Когда в ноябре появились хрипы и кашель, ни к какому врачу дядя Джо, понятное дело, не пошёл. Во-первых, визит к врачу был ему не по карману, так как надо было копить на новую крышу, а во-вторых, он был уверен, что чудодейственный чай тетушки Нелл излечит от всех хворей. Уверенность длилась до середины января, а потом всё-таки пришлось... И было — поздно... Но дядя Джо хорошо пожил на свете: не каждый доживает до семидесяти лет и умирает в своей постели, окружённый детьми, внуками, братьями и племянниками. Да ещё и на руках у любимой жены, с которой прожил душа в душу больше сорока лет. Многие ровесники Клайва не дожили и до тридцати, остались лежать под маковыми полями Аппай. А эта девушка — совсем ребёнок, и — тоже?
Уэллс заметил, как исказилось лицо собеседника, и поспешил продолжить, догадавшись о его мыслях:
— Нет-нет, это не то, что вы подумали, Эванс. Мягко говоря, все её проблемы в голове. Если честно, я думаю, что психолог уже состояние на ней сколотил, а ей только хуже становится.
— В голове — это как? — удивился Клайв. У всех девчонок были проблемы в голове, по его мнению. Беспроблемных он ещё не встречал, поэтому фраза требовала пояснения.
— Ей... — Дэвид помедлил, потом продолжил, — ей досталось сильно.
Уэллс выглядел напряжённым, разговор на эту тему давался ему с трудом, поэтому Клайв уточнять не стал и сменил тему:
— Так она — ваша сестрёнка?
— По отцу. У нас тринадцать лет разницы.
— И что, она совсем не ест?
— Очень мало. И поэтому постоянно теряет вес. Спит по 20-30 минут в день, причём только в движущемся автомобиле.
— Ну, если это будет продолжаться, то опасную игрушку вы ей купили, сэр. Через полтора года мышастый вымахает в большого и сильного зверя. У вашей сестры должно хватить силёнок, чтобы с ним справляться. Вы бы купили ей что-то попроще. Какую-нибудь старую кобылу, которая детей в терапевтических центрах катает... А то и просто... котёночка.
— Через полтора года... — Дэвид запнулся и провёл рукой по лбу, подбирая слова, — полтора года она, может, и не протянет... А потом — она не хочет котёночка. Она всю жизнь хотела лошадь. Вот есть какое-то притяжение между этими девчонками и лошадьми...
— М-м-м, не думаю, что миссис Логан обрадуется, если её жеребёнок станет орудием самоубийства... — мрачно пошутил Клайв, но, перехватив взгляд Дэвида, быстро сменил тон: — Не справится ваша сестрёнка с ним. Никак. Может, только пока маленький он. Понимаете, растить лошадь — это уметь надо. Столько дров можно наломать! А для дурно воспитанной лошади иногда одна дорога и остаётся — на мясо.
— Поэтому мне нужна ваша помощь, Эванс. Мне нужно, чтобы на первых порах рядом с ней был знающий человек. Деньги для нас не проблема...
Дэвид тяжело вздохнул:
— Послушайте, Клайв, я всё перепробовал. Вы будете смеяться, но жеребёнок — это моя последняя надежда возродить в ней интерес к жизни. Мне нужно, чтобы у неё цель какая-то появилась — как-то так... Мой брак разваливается, у меня двухлетний ребёнок, которого я практически не вижу, потому что провожу почти всё время с сестрой. Да, можно нанять сиделку, но с чужими людьми ей становится только хуже. Уже не знаю, что ещё я могу сделать...
Клайв покачал головой:
— У меня и так хватает работы. Я поговорю с миссис Логан. Может, кто-то из её внучек захочет помочь вашей сестре, сэр...
Дэвид тихо рассмеялся:
— Клайв, вы, наверное, знаете, кем был мой отец?
Эванс кивнул.
— Понимаете, Джилли выросла в семье потомственных военных, и даже наш старик не всегда с ней справлялся. Она не избалованная и не капризная — тут у вас проблем не будет. Просто она немного упрямая и своевольная...
— Насколько «немного»? — Эванс насторожился.
— Упрямая и своевольная, как чёрт... — признался Дэвид, и мужчины рассмеялись. — Женщину она и в грош ставить не будет. Мужчину старше неё послушает. Но, конечно, тут как вы себя поставите...
Клайв не выдержал и смерил Уэллса насмешливым взглядом:
— Я жеребцов воспитываю, и они у меня как котята. Только....
— Ну и отлично! — не дал ему договорить Уэллс. — Я буду вам платить столько, сколько вы здесь никогда не заработаете.
Дэвид назвал сумму, и Клайв присвистнул от удивления. Предложение оказалось заманчивым. С такими деньгами он наконец-то рассчитается с займом за колледж да и престарелым родителям сможет посылать побольше. Медицинские счета растут с каждым годом, и ему становится всё сложнее их оплачивать. А тут, можно сказать, такая удача сама идёт в руки...
— Как вы наше хозяйство нашли-то?
— Просматривал объявления по купле-продаже лошадей последние полгода. Искал нужную информацию в интернете. Не хотелось покупать для Джилли какого-нибудь огромного спортивного монстра. Я искал небольшую лошадь, и чем симпатичнее, тем лучше. Чтобы Джилли сразу влюбилась, что ли... Такая любовь — лечит.
— А парня вы ей найти не пробовали? — ляпнул Клайв с наилучшими намерениями и без малейшего намёка на издёвку. — Говорят, такая любовь тоже лечит, и даже быстрее. И уж точно безопаснее.
— А вот это уж не ваше дело, Эванс! — ощетинился Уэллс. — Вы мне хотели ветеринарный паспорт показать? Вот и показывайте.
Клайв примиряюще поднял руки, потом открыл ящик пошарпанного офисного шкафа, купленного прошлой весной на какой-то распродаже, и вытащил оттуда тонкую папку.
— Суставы у него в порядке. Вакцинацию вам пока делать тоже не надо. Здоровый малыш, без проблем.
— Вы принимаете моё предложение, Клайв?
Эванс посмотрел в окно. Девушка сидела на земле, прислонившись к забору. Роксана паслась в нескольких метрах от неё, а жеребенок растянулся рядом с новой хозяйкой и сладко посапывал. Эта картина вызвала у Клайва улыбку. Он вспомнил, как Энерзон, которому надоедало наматывать круги на утренней разминке, неторопливо шествовал к клочку травы в углу плаца, таща за собой кордового, и ничто не могло заставить его сменить траекторию.
— Своевольная и упрямая, говорите? Ну, похоже, эти двое нашли друг друга. — Потом его лицо посерьёзнело, и он спросил: — Так отчего она... такая?
— Война, — сухо, без эмоций ответил Дэвид.
Клайв его понял.
Глава 1
Стиснув челюсти, Альберт Лаккара застыл в коридоре перед главным офисом FBC — федеральной широковещательной корпорации. Неотложное дело задержало его вчера на работе дольше обычного, Лаккара передвинул встречу на сегодняшнее утро, и вот теперь стоит у дверей, а мимо проносят накрытое белой простынёй тело Лео Дробински. Чёрт, да как же так? Не решаясь ни с кем заговорить или зайти, наконец, в приёмную, ошарашенный новостью Альберт не сводил глаз с носилок, пока полицейские ждали кабину лифта.
Стало понятно, почему секьюрити внизу пропустили его. Альберт заметил, как быстро они переглянулись, и ощутил нехороший холодок вдоль позвоночника. Но он списал всё на излишнюю мнительность и, даже увидев череду полицейских машин за стеклянным дверями парадного входа, не мог предположить, что его это настолько коснётся.
У журналиста такого полёта, как Лео Дробински, врагов, конечно, хватало. Он пришёл в FBC на последнем курсе университета и сразу зарекомендовал себя как хваткий репортёр. Слава или кресло менеджера его не интересовали, маленькая зарплата не волновала, да и влиятельные люди, чьи махинации он периодически вытаскивал на свет божий, не могли его запугать. Зато ярко выраженного чувства справедливости хватило бы на десяток журналистов. Тут они с Альбертом сошлись — при том, что Лаккара, движимый национальной гордостью, граничившей с национализмом, редко устанавливал дружеские отношения с левантидийцами.
Дробински последний год занимался Катамаркой, собирая информацию по крупицам. События, произошедшие семнадцать лет назад в этом небольшом городе на западном побережье аппийской провинции, получили название «Катамарская резня» и положили начало долгой гражданской войне. Мирные жители приграничного городка, спешно покинувшие свои дома перед атакой правительственных войск, были уничтожены — все, до единого.
Официальная версия винила во всём отряды сопротивления, но Лео Дробински считал, что у повстанцев в начале войны не было возможностей и достаточных ресурсов, чтобы провести такую чистую операцию. Значит, федералы? Но кто, в таком случае, отдал приказ? Знал ли об этой авантюре тогдашний министр обороны? Да, смутные слухи в среде военных ходили, и, дойдя до Дробински, заставили журналиста начать собственное расследование. Отсутствие живых свидетелей, которые могли бы подтвердить его теорию, и крайне ограниченное количество материальных доказательств в этом деле Дробински воспринял как вызов своему интеллекту. Его мало заботило раздражение тех, кто так или иначе принимал решения, приведшие к трагедии. Считал себя неуязвимым, расслабился. Сходили же ему с рук любые разоблачения до вчерашнего дня?
Но в этот раз Лео нашли утром, шестнадцатого октября, первые пташки — трудоголики FBC. Его обнаружили лежащим ничком в луже крови на полу собственного кабинета...
Альберт пристальным взглядом обвёл просторную приёмную. Двери в помещение, обычно открывавшиеся только для обладателей специальных электронных пропусков, в этот раз оставались распахнутыми настежь. За перегородкой тихо сидела секретарша. Она прятала от посторонних заплаканные глаза и иногда шмыгала носом. Увидев Альберта, она поманила его, и когда мужчина, понурив плечи, приблизился, проговорила негромко:
— Я сказала им, что Лео должен был встретиться с вами сегодня утром, мистер Лаккара. Поэтому вас пропустили. Они хотят задать вам несколько вопросов.
— Спасибо, Пилар... — так же тихо ответил Альберт, облокачиваясь на высокую перегородку. — Как вы?
Пилар тяжело вздохнула и промокнула уголки глаз бумажной салфеткой:
— Мистер Дробински всегда был таким добрым, таким весёлым человеком... Видеть его так... Господи, да у него половины головы не было... Я не смогу сегодня уснуть.
Альберт похлопал её по руке, словно говоря: «Ну, будет, будет!». Самого мерзко подташнивало, крутило в солнечном сплетении. Выпрямился, окидывая быстрым цепким взглядом череду пустующих офисных ячеек.
— Вход — правая височная область, со штанцмаркой, выход — левая височная область... в упор, — донеслось до него. Усевшись в «предбаннике», двое в штатском заполняли протокол. На столике между ними стояла ваза с леденцами, и пока один что-то вписывал в форму, второй перебирал конфеты, разглядывая этикетки, словно пытался сообразить, какая же ему больше придётся по вкусу.
— «Глок» рядом, — заметил тот, что был моложе и пониже ростом. — Ты думаешь, похоже на самоубийство?
— Экспертиза покажет... — отозвался его собеседник, пожилой мужчина, в котором Альберт заподозрил отставного военного.
— Резвый был лось этот Дробински. Помнишь отставку Норриса и скандал с убийствами полицейских-геев? Наш сегодняшний мертвяк тогда раскопал рапорт, в котором говорилось о попытке Норриса замять всю эту историю. Эх, сколько наших тогда полетело с работы!
Альберт стремительно шагнул по направлению к полицейским. Настолько стремительно, что те, заметив его, даже привскочили от неожиданности. Может, им показалось, что он сейчас выхватит из кармана оружие? Лаккара привык, что люди в Оресте иногда смотрели на него с подозрением — никакой дорогой костюм и автомобиль последней марки не могли заставить их забыть, что перед ними смуглый, черноволосый и темноглазый уроженец Аппай. Аппийцы — кто знает, что у них на уме?
— Это не самоубийство, — возразил Альберт и отметил, как неестественно звучит голос, — я разговаривал с Лео вчера около шести вечера. Он не стал бы просить меня о встрече, если бы по какой-то причине решил свести счёты с жизнью.
Пожилой смерил его взглядом и усмехнулся.
— Мистер Лаккара, если не ошибаюсь? — спросил он, в то время как второй с видимым облегчением плюхнулся обратно в кресло. — У вас была назначена встреча с Дробински сегодня в девять? Вы не откажетесь ответить на несколько наших вопросов? Я — Тайлер Мартин, буду вести это дело.
Альберт не удивился, что следователь узнал его. Ореста — маленький правительственный город, и Лаккара как юрист-консультант сенатора Барросы волей-неволей нередко попадал в поле зрения прессы. Вероятно, Мартин уже нашёл всю необходимую информацию о нём в интернете.
«Да здравствуют поисковые системы, — подумал Альберт, — один клик «мышки» — и вы знаете, с кем имеете дело».
— Да, конечно, — Лаккара проследовал за полицейским в одно из маленьких помещений, которые тут называли «шептательными комнатами». При выходе в коридор, возле кабинета Дробински, взгляд его упал на жёлтые ленты, предупреждающие о работе судебных экспертов. Альберт непроизвольно сжал челюсти. К этому моменту он уже взял себя в руки, воспринимал происходящее чётко и несколько отрешённо — включилась профессиональная выучка, но при виде этих кричащих, тревожного цвета полос разом вернулось ощущение необратимой потери.
Ещё вчера, договариваясь о встрече, они хохмили между делом, вспоминая, как на прошлой неделе засиделись в пабе, где Дробински, не изменяя себе, после пары порций впал в буйный хмель и приударил за длинноногой грудастой блондинкой. Та, правда, его порыв не оценила, но это не особо огорчило Лео — он любил всех красивых женщин сразу и, чаще всего, ему отвечали взаимностью.
А сегодня остроумный, вечно взъерошенный, немного нескладный Дробински — мёртв?
Увидев, что они уходят, Пилар вскочила, одёрнула короткое обтягивающее платье и засеменила следом, постукивая высокими каблуками.
— Мистер Мартин, мистер Лаккара, принести вам кофе или чай? — спросила она вкрадчиво, почти заговорщицки, словно предложение напитков могло разгневать мёртвого Лео Дробински.
Альберт отказался, а Мартин попросил стакан воды. Лаккара опустился на стул возле окна, бегло осмотрел кабинет. Несколько стульев, телефон, компьютер, овальный стол — спартанская обстановка, глазу не за что зацепиться.
Мартин, достав из кармана потрёпанный блокнот, а также сложенные листки с какими-то заметками, сел за стол напротив Альберта, щёлкнул кнопкой автоматической ручки и задал стандартный вопрос:
— Ваше полное имя?
— Альберт Джеймс Лаккара.
Стержень ручки заскрипел по листу. Старая закалка, никаких ноутбуков.
— Адрес?
— Я снимаю на Лайоне, дом восемнадцать, квартира пять, — Альберт добавил почтовый код.
— Образование?
— Орестовский университет, адвокатура — там же.
— Должность, место работы?
Короткие вопросы, на которые следовало так же коротко и без колебаний отвечать. Лаккара выдохнул и заставил себя расслабиться. Мартину его место работы и так уже известно, но протокол есть протокол.
— Юрист по правам коренных народов, офис сенатора Барросы.
От Альберта не ускользнуло, что Мартин едва заметно усмехнулся. Следователь оторвал взгляд от бланков и с прищуром оглядел опрашиваемого.
— Как вы получили лицензию на практику в Левантидах?
Вопрос был задан дружелюбным, ободряющим тоном, призванным расположить к откровенности, но Альберт знал, что именно интересовало Мартина. Чтобы получить лицензию на практику в северных провинциях, Лаккаре надо было не только сдать на отличновсе экзамены, но и преодолеть известное предубеждение, которое питали всемогущие члены Юридического Комитета по отношению к южанам. От этой организации зависело, получит ли выпускник адвокатуры право заниматься своим ремеслом на Севере или же ему придётся возвращаться в Аппайи. И тут возникало одно «но»... Экзаменационную работу Лаккара писал в разгар боевых действий и, едва получив лицензию, присоединился к аппийским ополченцам.