– Но я же вам говорила… что Ле…
И внезапно, словно радиоприемник, переключенный на другую волну, принялась нести нечто совершенно не согласующееся с темой разговора:
– При обсуждении рекламных проектов мы часто используем так называемый метод шести шляп, который способствует продуктивности мышления. Его придумал американский ученый Эдвард де Боно. Вот представьте себе цветной телевизор. Наш глаз, по существу, не видит картинки, мы видим три луча, каждый из которых проецирует свой основной цвет. Эти три цвета смешиваются на экране, и получается разноцветная картинка, которую зритель способен воспринимать. Метод шести шляп – это применение того же принципа в мышлении. Вместо того чтобы пытаться делать все сразу, мы можем научиться уделять внимание разным аспектам мышления по одному за раз. В результате сочетание этих различных аспектов дает мышление в полном цвете…
Изрядно обалдевший Плетнев все понял, когда услышал шаги, не заглушенные нарочито громким Таниным голосом, и особенно когда увидел краем глаза знакомую небольшую фигуру, одновременно хрупкую и надменную, которая всунулась в кабинет.
– А я тут, Лень, для товарисча сыщика бесплатные курсы рекламиста устроила! – с девчоночьей беспечностью осведомила исполнительного директора Таня.
– Интересно – жуть, – серьезно подтвердил Антон. – Теперь все узнаю про то, как рекламщики дурят нашего брата потребителя… Так что там про шляпы? Как они мыслить помогают?
– Значит, шесть шляп. – Таня горела учительским энтузиазмом. – Красная, желтая, черная, зеленая, белая и синяя. В сущности, это еще одна ролевая игра. Когда предстоит обсудить важную проблему, человек, чтобы добиться объективного решения, должен представить, что, сменяя шляпы, он меняет стиль мышления. Красная шляпа у нас отвечает за эмоции, интуицию, чувства и предчувствия. Не требуется давать обоснование чувствам, надо просто их высказывать…
– А почему шляп именно шесть?
– Потому что именно это – оптимальное количество. Меньше было бы мало, больше – много. Так на чем мы остановились?
– На черной шляпе. – «Надену я черную шляпу, поеду я в город Анапу», – мысленно пропел Плетнев.
– Ну до черной еще дожить надо. Черная шляпа – это у нас осторожность, суждение, оценка… словом, критика. Но сначала желтая шляпа. Она у нас символизирует преимущества проекта. Почему это стоит сделать? Почему это можно сделать? Почему это сработает? А затем действительно идет черная шляпа. Сработает ли это? В чем недостатки? Что здесь неправильно?
– Ну не буду вам мешать, – махнул рукой Леонид, собираясь выйти, и застыл у двери, остановленный Таниной репликой:
– Лень, а ты зачем приходил? Что тебе надо?
– А, да я, собственно, спросить… господина сыщика. Не нашли еще того, кто убил Кирилла? Может быть, есть какие-то предположения?
«Неужели ты, голубчик, шел к креативному директору только затем, чтобы задать этот вопрос? Но ведь ты не мог знать, что у креадира сидит сыщик. Или все-таки знал? Сколько тебе вообще известно? Может, ты и прослушку просек, хитрый Леня?»
Всеми этими ценными мыслями Антон не поделился ни с Таней, ни, разумеется, с исполнительным директором.
– А может быть, никакого убийства не было, – скучным тоном произнес он. – Несчастный случай, только и всего. Ваш генеральный директор был асом в рекламе, но не в авиации. Эксперты скажут свое веское слово. А вы работайте, работайте…
Показалось ему или нет, что в глазах Леонида промелькнул мимолетный отблеск облегчения?
– Знаете, – сказал исполнительный директор, словно желая оправдать свое вторжение в Танин кабинет, – я тут кое-что вспомнил. Понятия не имею, пригодится это вам или нет, но на всякий случай, думаю, нужно сообщить…
– Нужно, так сообщайте, – в том же безмятежном стиле ответил Антон.
– Но это сугубо конфиденциально. Не могли бы мы пройти ко мне в кабинет?
– Позже, Лень, – вмешалась Таня. – Сначала я дорасскажу сыщику про шесть шляп.
«А ведь это действительно неплохой метод – шесть шляп, – рассуждал сам с собой Антон, дослушав до конца Танины пояснения и шагая по выстланному серым ковролином коридору. – Что-то в этом есть… Неплохо было бы применить к уголовному делу. Хотя бы к вот этому. Только, по-моему, этап трех первых шляп мы проехали. Попробуем примерить зеленую шляпу. Что бишь она у нас там означает? Творчество. Различные идеи. Новые идеи. Предложения… Предлагаю в число подозреваемых включить не только исполнительного директора. Само по себе подозрительно, что Таня с самого начала пытается ориентировать меня на то, что Леонид виновен, тогда как у самой, как выясняется, рыльце в пушку. Не могла ли она желать смерти любимому человеку? Если изо дня в день видеть любимого, который играет тобой, но ни за что не бросит жену, любовь способна превратиться в ненависть…»
Вместо Тани на экране плетневского воображения вдруг возникла Ирина. А это-то еще к чему? Последнее время Ирина была для него непрерывно «к чему», она возникала в самых непредвиденных закоулках бытия, мысли о ней становились каждодневным фоном… Просто – Ирина; то, что она еще и Ирина Генриховна Турецкая, Плетнев в этих своих тайных мыслях сознательно игнорировал. Если Антон (самому себе-то можно признаться?) любит Ирину, значит, он должен ненавидеть Турецкого? Желать ему смерти? Вот так бред сивого мерина! Саша – сослуживец, соратник, друг, Антон его уважал и с удовольствием с ним общался. Но и его жену не в силах перестать любить. Нетипичная ситуация? Наверное, в той же степени типичная, как у Тани с Кириллом. Да-а, сплошная морока – эта сфера чувств…
«Белая шляпа – информация, – отбросив Иринин образ, который уводил слишком далеко, Плетнев призвал на помощь логическое мышление. – Вопрос: какой информацией мы обладаем? Самой разнообразной – но пока что никуда не ведущей. Исполнительный директор, возможно, проворачивает финансовые аферы, давно задумав уйти из агентства. Креативный директор до сих пор влюблена в покойного, как кошка. Какая нам нужна информация? Которая помогла бы установить, имеет ли это отношение к смерти Легейдо или нет… Н-да, так мы недалеко уедем.
Синяя шляпа. Организация мышления. Мышление о мышлении… Это я не слишком понял, это для меня большой загруз. Чего мы достигли? Что нужно сделать дальше? Разобраться, что это за чума такая – рекламный мир…»
И теперь уже с чистой совестью Антон Плетнев отдался мыслям об Ирине, которую он скоро увидит у себя дома, на своей мужской территории: она же обещала собрать Ваську в загородную поездку, а поездка не за горами…
Ворвавшись в прихожую собственной квартиры, Сергей Иванов первым делом сдернул с головы за козырек бейсболку. Фу-у, какое облегчение! Да, удобный головной убор, ничего не скажешь, длинный козырек защищает глаза от солнца надежнее, чем темные очки, но в помещении сейчас же от головного убора начинают плавиться мозги. Бейсболка закачалась на крючке вешалки – желтая, с невнятной английской надписью, козырек – коричневый. Все их сейчас носят… До чего же все-таки жарко! И есть хочется. Нормальные люди в жару теряют аппетит, а Иванов, при его худобе, как ни смешно, готов слона срубать вместе с бивнями в любую погоду. Вот только обеда, кажется, не дождется… На лестничной клетке Сергей Алексеевич воспрянул было духом, учуяв смачный аромат куриной лапши, но стоило отпереть дверь своими ключами, чтобы удостовериться: в его квартире не пахло съестным. Значит, лапшу варит соседка, что живет напротив них, дверь в дверь. Соседка вечно выходит выносить мусор в розовом халате и розовых стеганых тапках с белыми помпонами; круглоглазая, жирная, глупая, как курица. Зато готовить любит, судя по запахам, затопляющим лестничную клетку. Не перебраться ли к ней? Очень удобно, он бы даже прописку менять не стал…
– Сере-ож, ты пришел? – донесся голос из глубины квартиры.
Сергей Алексеевич вопрос проигнорировал. Ну да, он пришел; подумаешь, событие мирового масштаба! Кто ж еще, спрашивается, мог прийти, кроме него?
– Сере-о-ожа! – Донеслось чуть более требовательно, уже настойчиво, с командирской интонацией.
– Да-да, Ленок, – поспешно откликнулся Сергей, – это я.
Он ненавидел в себе это чувство («Чувство строя и песни», – язвил он про себя), заставлявшее его быть рядовым при командирше Лене, но поделать ничего не мог. И смеялся, и возмущался, и бунтовал, но в конце концов все бури стихали, и Сергей, словно белый ягненочек, откликающийся на зов пастуха, делал то, что от него хотела Лена. Даже когда его первоначальные желания были совсем другими. Лена, на самом деле, прирожденная рекламщица: умеет убедить вас в том, что вам нужно то, о чем вы до этого и не подозревали. Могла бы сделать неплохую карьеру в рекламном бизнесе, если бы не недостаток честолюбия. Вместо этого она привела в мир российской рекламы двоих мужчин.
Их было трое… Да, первоначально Сергей Иванов с Кириллом Легейдо составляли в институте стойкий, неподвластный времени и ветрам научный тандем. Потом к ним присоединился третий, точнее, третья – и все разрушилось. Хотя, по идее, треугольник – фигура устойчивая, в данном случае она стала для них роковой… Для них? Да нет, Кирилл Легейдо от этого уж точно ничего не потерял. Лена тоже довольна собой и жизнью. Единственный, кто остался в проигрыше, – это он, Сергей Иванов. Сколько ни опровергай печальную истину, ничего не изменится.
Лена воплощала собой тип, противоположный их нынешней соседке и, как ему казалось в те годы, противоположный всему, что он так не терпел в женщинах. Лена была женственна именно потому, что в ней не было ничего бабьего. Она совсем не походила на курицу, скорее на куницу – гибкого длиннотелого зверька. Быстрого, как ум Лены, коричнево-блестящего, как ее продолговатые карие глаза и темно-каштановые волосы… О том, что куница – хищный зверь, Сергей не задумывался. По крайней мере, на ранних этапах их взаимоотношений…
Потягиваясь своим гибким куньим телом, Лена вышла – точнее, вытекла – в прихожую. Лениво, оправдывая свое имя. В чем-то полупрозрачном, дразнящем, стесненном завязочками в груди и расширяющемся книзу: белье не белье, халат не халат. Наверное, это и называется кружевным словом «неглиже»… Сергей тоскливо прищелкнул языком. Другие женщины к сорока годам дурнеют, расплываются или, наоборот, превращаются в тощие палки, в любом случае теряют молодую красоту – на Лену этот закон не распространялся. Даже морщинки возле глаз и губ ей шли. Да, в сорок она красивей, чем в двадцать. Сергей гордился ею и грустил оттого, что она так красива. Это исключало возможность развязаться с ней…
– Муж пришел голодный, – произнес Сергей с намеренной, хотя и недостаточной суровостью, – а дома жрать нечего.
Лена картинно повела плечами – остренькими, но при этом покатыми. Суровый тон мужа ее не пугал. И тем не менее она блестящей ртутью потекла в сторону кухни, где наверняка бросит на едва разогретую сковороду что-то полуфабрикатное. Персонально для Сергея, по его многочисленным просьбам. Такое впечатление, что сама она не нуждалась в еде. Потому за все истекшие годы и не растолстела. Правда, и не худеет, когда Сергей перестает за ней следить и она, сама по себе, ни черта не жрет. Воздухом, что ли, питается?
Это презрение к быту когда-то пленило Сергея Иванова… Пленило оно и Кирилла Легейдо. Впрочем, кроме этой поразительной безбытности, субтильности самого вещества, составлявшего Лену Судобину, в ней было еще немало такого, что заставляло мужскую часть психолингвистов терять голову. Ее азартная непредсказуемость. Ее живость, скрытая под маской томности. Ее умение одеваться – без погони за модными тряпками, но так, что все достоинства фигуры оказывались подчеркнуты, взвинчивая мужское желание. Ее интеллект… Да, знаете ли, ученые – такие вот привередливые мужчины: одной красоты для них мало, они любят поговорить. А уж одержимые своей специальностью психолингвисты и подавно предпочитают тех, с кем можно поговорить на одном языке… И Лена удовлетворяла всем требованиям.
Правда, вот примечательное обстоятельство: успешно продвигаясь в перспективной малоисследованной области науки, Лена не была честолюбива. Она не хотела достигать научных степеней, титулов и регалий. Зато она намеревалась облагодетельствовать своей милой персоной того, кто их достигнет… Ну или достигнет успехов в любой другой области. «Женщина должна вдохновлять героев и гениев», – не однажды повторяла Лена, находя свой идеал в подруге Сальвадора Дали, прославленной Гала. Причем Лена была уверена, что, в отличие от Гала, приземистой толстоватой тетеньки со старомодно поднятыми надо лбом волосами, она по-настоящему прекрасна – и, значит, гений, который ей подвернется, будет покруче самого Дали. И, по мнению Сергея и Кирилла, она имела право на эти бешеные притязания…