– А ты как ушел-то? По-хорошему или с выкрутасами?
– Не твое собачье дело.
Он сцапал очередную сигарету, жадно затягивался, держа их под дулом автомата. Сморчок был – соплей перешибить, но автомат есть автомат, успеет изрешетить всех троих, прежде чем его достанешь в прыжке, грязный палец на спусковом крючке так и дрыгается…
– Может, разойдемся? – нарочито безразличным тоном предложил Эмиль. – Мы тебя ловить не собираемся, у самих забот выше крыши.
– Ага, а потом вы им меня заложите? – осклабился солдатик. – С потрохами?
– Кому ты нужен, закладывать тебя…
– Нет уж! – заявил беглец с чрезвычайно хитрым видом. – Один вот позавчера тоже расстилался мелким бесом – мол, и пожрать дам, и на мотоцикле довезу, а потом как начал автомат вырывать… Ну и пришлось… – Он спохватился, ерзнул на лавке. – Кончай мне лапшу на уши вешать!
«Скверно», – подумал Вадим. Очень похоже, что уходил не просто так, а с хар-рошими выкрутасами вроде расстрелянного караула. Даже отсюда чувствуется, что автомат шибает пороховой гарью так, словно потрудился на совесть…
Ситуация создалась нелепейшая – и выходов из нее что-то не видно. Незваный гость напряжен и агрессивен до предела, и терять ему, такое впечатление, нечего…
Дезертир заерзал на жесткой лавке. Вадим видел его вполоборота и сразу определил по маслености взгляда, что мысли беглеца приняли несколько иное направление.
Он с толком, с расстановкой оглядел Нику, старательно прикрывавшуюся бушлатом, распорядился:
– Иди сюда! Кому говорю? Сюда иди, коза!
Она отчаянно замотала головой.
– Иди сюда, хуже будет… – Беглец всецело поглощен был новой идеей и отступать не собирался. – Я тебя не съем, Красная Шапочка, только потрахаю малость… Отсосешь – и свободна. Да ты не бери в голову, я мужик захолустный, у нас СПИДа пока что нету…
Ника отползала в угол. Дезертир, рассердившись, рявкнул:
– Сюда иди, тварь!
И навел на нее автомат в целях дальнейшего устрашения.
Кое-что из армейской жизни Вадим помнил хорошо, поневоле въелось. Чтобы автомат выстрелил, надо снять с предохранителя, чего дезертир делать не собирался.
Они с Эмилем, так получилось, бросились одновременно. Солдатик еще успел пискнуть, дернуть стволом, до железного хруста нажимая спусковой крючок, но автомат не выстрелил.
Трое рухнули на пол, беспорядочно молотя друг друга. То есть, это Эмиль лупил, а Вадим озаботился в первую очередь автоматом, вырвал-таки из грязных рук, выкрутил. Отскочил к стене.
В два удара приведя дезертира в бесчувственное состояние, Эмиль упруго выпрямился. Перехватив его взгляд, Вадим вновь убедился, что был прав и у бывшего друга намерения на его счет насквозь нехорошие: Эмиль смотрел так, словно заранее ждал подвоха от в р а г а. Одними воспоминаниями о несостоявшемся повешении такого взгляда не объяснишь…
Подмывало нажать на курок самому, длинной очередью угостить всех троих. Благо неожиданно объявился субъект, на которого можно все и свалить: напал дезертир, завязалась беспорядочная схватка, после которой в живых остался один из четырех, прикончивший беглеца после того, как тот успел-таки, сволочь, застрелить двух мирных странников…
Его остановило, если честно, чувство страха и малодушия.
И Вадим по мгновенному наитию поступил иначе: перехватил автомат за ствол, размахнулся хорошенько и грохнул им об стол так, что приклад мгновенно отлетел, с лязгом вылетела крышка затворной коробки, за ней – ударник с пружиной…
– Ты что, идиот? – рявкнул Эмиль. – Что наделал?
– Да не сообразил как-то… – виновато ответил Вадим, всем видом выражая раскаяние.
Только автомата в руках Эмиля не хватало. Особенно когда на полу валяется бесчувственный беглец, на которого многое можно списать…
Эмиль замахнулся, но не ударил, отвернулся и занялся тощим рюкзачком. Отстегнул клапан, взял за углы и вывалил содержимое на пол. Невольно отпрянул – как и Вадим. По полу, глухо стуча, раскатились три гранаты со вставленными запалами. Опомнившись, Эмиль быстро собрал их, сноровисто выкрутил запалы и бросил в угол. Солдат постанывал, не открывая глаз.
Кроме гранат, ничего особенно интересного в рюкзаке не оказалось – новехонький комплект полевой формы, пара пачек майской «Примы», неведомо зачем прихваченная беглецом офицерская фуражка и два автоматных рожка. Судя по содержимому, дезертир то ли не планировал бегство заранее, то ли, пока блуждал по лесу, прикончил скудные запасы съестного.
– Держи, – Эмиль бросил форму Нике. – Одевайся в темпе. И уходим. Этот придурок подкинул дельную мысль – нас и в самом деле могут принять за зэков, нужно искать нормальную одежонку…
Дезертир застонал, пошевелился. Эмиль нагнулся, точным ударом вновь отключил его, выпрямился:
– Живее!
Отошел к Нике, уже переодевшейся, старательно подвернул штанины – брюки ей, конечно, оказались длинноваты, как и рукава рубашки, пытливо оглядел лежащего, словно снимая взглядом мерку, с сожалением пожал плечами:
– На меня не налезет… – Оглянулся на Вадима: – Да и на этого козла тоже… Собирай, что осталось, и пошли.
– Интересно, мне идет? – Ника повертелась, оглядывая себя.
– Идет-идет, – нетерпеливо бросил Эмиль, мимоходом поцеловал ее в щеку, нагнулся и сгреб в горсть запалы. – Поживее!
Запалы он выкинул в ручей.
Они перебежали на тот берег по влажному бревну и углубились в лес. Вадим уже привычно занял место замыкающего, поглядывая на торчавшие из кармана Эмиля ножны, – кухонные ножи тот оставил в избушке, прихватив взамен штык. Ну конечно, им не в пример удобнее и легче списать бывшего босса… Учтем.
– То ли Каразинский район, то ли Мотылинский… – задумчиво сказал Эмиль, обращаясь, естественно, к Нике. – Мог и напутать, конечно, но все равно привязочка…
– Ты эти места знаешь?
– Немного. Поточнее бы привязаться…
И не выдержал, скот, – снова оглянулся на Вадима с нехорошим прищуром, поторопился побыстрее отвести глаза. Вадим же притворился, что ничего не заметил. Наган увесисто и обнадеживающе постукивал его по бедру. В конце концов, против нагана никакой штык-нож не пляшет…
– Слушай, – сказала Ника. – Его же ищут…
– И наверняка старательно. Тут в старые времена была раскидана куча точек…
– Кого?
– Точка – это такая военная микробаза, – терпеливо пояснил ей Эмиль. – Ракетная установка, где-нибудь на высотке, локатор, склад горючки… Потом их здорово подсократили, но все равно осталось немало. Ну, и зольдатики временами бегут… А искать его, наверняка, будут старательно. Но нам-то какой толк?
– Самый прямой, – сказала Ника. – Если они на нас наткнутся, все моментально образуется. Солдаты там или милиция, какая нам разница? Главное, будем в Шантарске…
– Умница ты у меня, – Эмиль наклонился, чмокнул ее в щеку.
И, Вадим мог поклясться, в самый последний момент подавил в себе желание оглянуться. Ну конечно, в его наполеоновские планы ничуть не входит столь быстрая встреча с милицией или поднятыми на поимку дизика солдатами. Сначала надо избавиться от босса, да и Нику подготовить.
Отсюда следует незатейливый вывод: едва покажутся те, кто ищет беглеца, нужно к ним бежать что было мочи. Не осмелится, гад, при таких свидетелях… А уж в Шантарске придумаем, как с б ы в ш и м коммерческим директором разобраться…
…Очень скоро этот незамысловатый, однако суливший спасение план полетел к чертовой матери.
Охотничков они увидели первыми, выйдя на опушку густого сосняка: перед ними раскинулась широкая прогалина, в дальнем ее конце стояли два армейских «ГАЗ-66» с брезентовыми тентами, возле кучками стояли вооруженные солдаты, виднелись офицерские фуражки, колышущиеся антенны заплечных раций. До машин было метров сто, все видно, как на ладони, – похоже, отцы-командиры дают детальные инструкции, все напряжены и злы…
Вадим приготовился сорваться с места.
И остался стоять: от крайней справа кучки, не так уж и далеко от него, вдруг отделились двое солдат, резко развернулись к лесу и начали лупить длинными очередями по какой-то им одной видимой цели, чуть ли не в том направлении, где стояли беглецы из концлагеря.
– Назад! – Эмиль подтолкнул Нику и первым кинулся в лес, свернул влево, по широкой дуге обходя прогалину с грузовиками.
Ника кинулась следом, не рассуждая. Пришлось и Вадиму рысью припустить следом. Когда отбежали метров на триста, Ника на бегу удивленно спросила:
– А почему бежим?
– Ты же видела, – пропыхтел Эмиль, подхватывая ее, чтобы не запнулась о корневище. – Лупят на малейшее шевеление. А мы все в армейском. Может, и успеют рассмотреть, что взяли на мушку вовсе не того салажонка, но что-то меня не тянет экспериментировать. Продырявят сгоряча без всякой пользы для бизнеса и всего прогрессивного человечества, потом с того света уже ничего не объяснишь. Ну, может, и объяснишь через спиритическое блюдечко, только какой толк?
– Нет, серьезно?
– Малыш, тут не красивый город Шантарск. И ты не в импортном платьице плывешь по проспекту. Жизнь вокруг незамысловатая и суровая… Очень похоже, этот сопляк успел натворить дел. И есть уже командочка – хоть живым, хоть мертвым… А живым его брать никому не интересно, благо закон за охотников.
– Подожди-подожди… Это, значит, и нас могут принять черт знает за кого… Не только эти, но и другие…
– Умница, – вяло усмехнулся Эмиль. – «Принца и нищего» помнишь? Вот и мы примерно в таком положении – то ли бичи, то ли вообще непонятно кто. На положении, пардон, быдла. Ты это учитывай и не спеши первому встречному бросаться на шею с радостным визгом. И уж тем более великосветские ухватки оставь на потом. Нам еще долго доказывать, что мы – это мы…
– Ужас какой, – искренне сказала Ника.
Глава третья
Цивилизация
Шагавший впереди Эмиль вдруг остановился, внимательно, сторожко огляделся. Шумно, с облегчением выдохнул, вытащил из нагрудного кармана сигареты и обернулся к Нике, улыбаясь во весь рот:
– Поздравляю, малыш. Цивилизация замаячила.
На взгляд Вадима, признаков цивилизации вокруг было самую малость поменьше, чем на поверхности Луны – там как-никак попадаются всевозможные посадочные ступени, отслужившие свое луноходы и всякие спутники, да вдобавок отпечатки американских космических ботинок. Здесь же в пределах видимости не имелось и ржавой гаечки – сплошная первозданная природа, успевшая уже осточертеть…
Точно так же и Ника удивленно завертела головой:
– Какая цивилизация?
Хмыкнув с видом нескрываемого превосходства, Эмиль сделал пару шагов, вошел в невысокие заросли какой-то светло-желтой травы, пошевелил ладонью верхушки:
– А вот, малыш. Сие называется – пшеница.
Ника с сомнением оглядела заросли травы. Вадим полностью разделял ее недоумение: по его смутным впечатлениям, основанным на случайно увиденной кинохронике, полотнам Левитана и Шишкина, а также кадрам из кинофильмов о тружениках села, настоящая пшеница должна была золотиться, расти густо, колосок к колоску, и колоски повинны быть большущие, однотипные, толстые. Здесь же не было ничего даже отдаленно похожего: чахлые стебельки росли вразнобой, ничего похожего на пресловутую золотую ниву, вовсе они не золотистые, бледные какие-то, смахивающие цветом на выцветшую под дождем пачку «Кэмела», враскосяк стоят, одни гнутся к земле, другие вовсе полегли, колосья при вдумчивом рассмотрении удается узреть, но они какие-то хилые, меленькие…
– Самая настоящая пшеница, – сказал Нике Эмиль, сорвал один колосок, потер в ладонях. – Такая она в наших широтах и бывает. Настоящая. Не штат Айдахо, вообще-то. И не Кубань… Вот из этого и делают булочки, малыш.
– Надо же… – Ника, глядя по сторонам с неподдельным интересом, пригнула несколько колосьев. – Интересно как… Я и не знала.
– Корова – это животное с четырьмя ногами по углам, – хмыкнул Эмиль. – Из коровы делают котлеты, а картошка растет отдельно…
– Нет, ну картошку-то я знаю, ее из земли копают… Значит, деревня где-то близко?
– Вот именно, – сказал Эмиль, но что-то в его голосе Вадим не услышал надлежащей веселости. – Только погоди визжать от счастья, малыш. Про дезертира не забыла? Наверняка тут о нем уже наслышаны – а то и наследил…
– Но по нам же сразу видно, что никакие мы не солдаты…
– Классику надо читать, милая. Крестьянин, знаешь ли, во все времена одинаков и меняется с течением веков не так уж сильно. Подденут сгоряча на вилы – и будьте здоровы. Говорю тебе авторитетно, как бывший крестьянин, – тут следует с оглядочкой… Крайне дипломатично. Власть в таких местах – понятие абстрактное, она где-то далеконько, и никто ее толком не видел.
– Ты серьезно?
– Я серьезно, – кивнул Эмиль. – В общем, к деревеньке будем подбираться осторожненько, как диверсанты к немецкому гарнизону. Повторять подвиг Зои Космодемьянской и поджигать колхозную конюшню не рекомендую… – он ласково взъерошил Нике волосы. – Я тебя обязан доставить к цивилизации в целости и сохранности…
И снова, скоты, слились в нежном поцелуе, ничуть не смущаясь присутствием Вадима. И не подозревали, их счастье, что он решает в уме простой вопрос: а не достать ли наган, не положить ли обоих, таких красивых, в эту хилую пшеницу?
То ли осторожность пересилила, то ли не смог… Стоял на краю пшеничного поля, гадая, чем же можно разжечь в себе столько ненависти и злобы, чтобы решиться наконец?
…Вскоре признаки пасторальной цивилизации стали попадаться чаще, не в пример более наглядные: сначала они увидели какой-то странный агрегат, два огромных железных колеса, а между ними вал с длиннющими кривыми зубьями, нечто вроде великанских грабель, снабженных колесами. Эмиль объяснил Нике мимоходом, что марсианский агрегат именуется бороной, но она не выразила особенного желания узнать подробнее, для чего эта штука предназначена. Потом обнаружилась узкая, разбитая колея с довольно высоким земляным валом посередине.
– Совсем хорошо и понятно, – прокомментировал Эмиль для Ники. – По-здешнему это именуется «автострада».
– Тут же ни одна машина не пройдет, на пузо сядет…
– Зато трактор пройдет. Как раз для «Беларуся». Близится цивилизация, вон пустые бутылки валяются, это уж самый что ни на есть классический признак…
Местность вновь стала повышаться, колея вела вверх. Они так и шагали по широкому земляному валу посреди колеи – было довольно удобно. Понемногу колея становилась все более неглубокой, а там и вовсе пропала. Эмиль чертыхнулся:
– Забрели… Какая-то старая дорога…
– И что делать?
– Вперед идти, малыш, – бодро ответил Эмиль. – Хоть дорожка и подвела, ясно теперь, что деревня близко. Будем искать… Откровенно говоря, это не иголка в стоге сена, деревня, как ни крути, штука заметная….
Вообще-то, деревня оказалась не такой уж и заметной – зато искать ее не пришлось, прямо на нее и вышли, перевалив гребень очередной сопки. Впереди тянулся отлогий склон, поросший густыми кучками сосен, он спускался прямо к деревушке.
Больше всего она напоминала очертаниями горизонтальную половинку свастики – десятка три домов, соприкасавшихся огородами, и еще несколько помещались наособицу. Огороды были огромные, выделяясь на фоне окружающей зелени темными прямоугольниками взрыхленной земли. Вокруг – лес, и сосны, и еще какие-то неизвестные Вадиму деревья с сероватыми стволами, не березы и не хвойные – вот и все, что он мог о них сказать. Там и сям – горушки с полосами голого камня по бокам, словно злой сказочный великан ободрал с них шкуру. Из деревни выходила светло-желтая укатанная дорога, почти сразу же разделялась на три, выгнувшиеся в разные стороны, скрывавшиеся где-то меж сопками, за горизонтом.
Они сидели на самом гребне и смотрели вниз. В деревне стояла совершеннейшая тишина, только порой для порядка побрехивала какая-нибудь особо бдительная собака. Из труб не шел дым, на единственной кривой улочке не было ни души.
– Может, тут и нет никого? – зачем-то шепотом спросила Ника.
– Глупости, – сказал Эмиль. – Вон, картошку только что выкопали, ботва кучами валяется. Собаки гавкают. Во-он курица прошла. Просто все при деле, тут не город, фланеров не бывает…