– Выстрелил в нее он из нагана, – услышал Борис. – Не видать теперь ей Магадана. А наутро в рапорте писали – зэчку при побеге расстреляли. Прапорщик погиб героем в битве, в камере у смертника на бритве.
«Ромео и Джульетта отдыхают!» – улыбнулся Борис.
«Скоро буду дома, – думала Вера. – Виктор соскучился, звонил часто. А завтра на работу…» – Вера посмотрела в темное окно и, накрывшись простыней, печально вздохнула.
Москва
– Я не понимаю, – говорил седой мужчина, – какого черта вам нужно от Вулича?! Все предельно ясно – он осужден за то, что совершил. И не надо забывать, что свой первый срок Вулич получил ни за что. Ничто не указывает на то, что Буратино в Тверской области убит Вуличем и Вихревым. Не доказано и то, что Вулич участвовал в нападении на Луганова. Дело, я считаю, закончено. И вообще я ухожу на пенсию. С заказными убийствами, совершенными Вихревым, все ясно. Попутно мы накрыли две группы наркоторговцев, взяли Луганова и его приспешника участкового.
– Рано тебе на пенсию, Семен Петрович, – улыбнулся прокурор. – А в деле Вулича много неясностей. Получается, что у него на свободе остались сообщники, которые помогли ему от Плещеева озера перебраться на трассу Москва – Воронеж незамеченным, хотя претензий к работе…
– А я считаю, что в деле все ясно, – перебил Семен Петрович. – И от дальнейшего расследования я отказываюсь.
– А следствия и не будет, – покачал головой прокурор. – Вулич получил восемнадцать лет, и мы поставили отметку для оперативной части колонии, чтобы…
– Они добывают сведения от стукачей, – засмеялся Семен Петрович. – Повторяю – я отказываюсь…
– Хватит, – недовольно произнес прокурор. – В конце концов, он сдался именно тебе.
– Вы забыли, что он говорил в последнем слове, – вздохнул Семен Петрович. – «Я хотел, чтоб меня убили». И вспомните, какие показания дали большинство заложников. Он вел себя достойно.
– Все, – закончил разговор прокурор. – При малейшей серьезной зацепке по делу об убийстве Буратино дело принимаешь ты, Петрович. И без возражений. Кстати, Солнцев уже извещен и тоже принял это с большим неудовольствием.
– Как внук? – входя в комнату, спросил пожилой мужчина.
– Улыбается, – ответила молодая миловидная женщина с ребенком на руках. – Как я счастлива, папка! – Подойдя, она поцеловала отца. – И как он всем нравится.
– Еще бы им мой внук не понравился! – Отец осторожно взял ребенка. – Небось Остоцкий он, а не какой-то там Петров. Почты не было, Лена?
– Нет. Я надеялась, что ответят сразу, а прошло уже столько времени…
– Может, не знают, куда его отправить. А может, снова сбежал. Когда я мимо милиции прохожу, рассматриваю плакаты «Внимание: розыск». Борис сидеть не будет. И знаешь, после суда он вроде как ожил, даже улыбаться начал. – В дверь позвонили. – Ну и дело будет, если я открою дверь, а там Борис. Честное слово, я не удивлюсь. Кто там?
– Почта, Игорь Петрович.
Ярославская область, Тутаев
– Кировская область, – прочитала молодая женщина. – Котчиха ЮН-83 дробь один, второй отряд. – Она посмотрела на сидевшего в кресле мужчину с маленьким мальчиком на руках. – Наконец-то адрес узнали. Надо написать и выяснить, что ему можно переслать и…
– Тут перечислено, – взяв листок, перебил ее муж. – Только не думаю, что он что-то примет. После суда не взял же ничего. И отматерил еще, сказал – вам самим жрать нечего, а кто тезку растить будет? Конечно, он прав.
– Я обязательно устроюсь на работу, – сказала женщина.
– Ты должна быть с сыном, ты же мать, Зоя, а на мою пенсию мы долго не протянем. – Он поднялся и, постукивая костылем, вышел из комнаты.
– Миша, – Зоя бросилась за ним, – все будет хорошо. Я обязательно устроюсь на работу, вот увидишь.
– Рано тебе работать. Борьке всего три с половиной года. Почему все так вышло? – Он бросил костыль. – Устал я быть никем и ничем. Понимаешь? Устал! Я больше так не могу. А что делать, тоже не знаю. Мы живем за чертой бедности.
В этот момент послышался стук в дверь.
– Кто-то приехал. – Приподнявшись, Михаил посмотрел в окно и увидел стоящий у калитки «мерседес» и троих крепких мужчин. Один открыл заднюю дверцу, и из машины вышел пожилой мужчина в очках. Посмотрев вверх, он пошел к дому. – Кого еще принесло? – Михаил взял костыль и вышел на террасу. Зоя направилась навстречу мужчине. Тот остановил двинувшегося за ним телохранителя.
– Вы Арсеньевы? – спросил он.
– Да, – ответила Зоя.
– Василий Иванович Шугов. Ваш друг был с моим зятем, они вместе бежали из колонии. Да вы и сами все знаете. Скажите, где сейчас Борис Вулич?
– А вам это зачем? – спросил Михаил.
– Дочь Вихрева, моя внучка, просит найти его. Борис был последним, кто видел Виктора. И Оля хотела бы помочь Борису чем можно.
– Он ни у кого ничего не возьмет, – сказал Михаил.
– Дайте мне его адрес, – попросил Шугов. – Оля съездит к нему и поговорит об отце. Нам даже похоронить Виктора не дали. А Оля очень хочет узнать о последних днях отца. Ведь они спасли и ее, и меня. Получается, что они и бежали для того, чтобы нас спасти. Спасти в полном смысле этого слова. И еще… Я не знаю, как это сказать, чтоб не задеть ваше самолюбие. Я… – Он вытащил пачку сигарет.
– А это еще кто? – Михаил кивнул на подъезжавшую «вольво».
– Вот чертовка! – Шугов покачал головой. – Обещала не приезжать, но вот она. Внучка моя, – гордо представил он идущую к ним стройную девушку. – Оля Вихрева, мой компаньон! – Он засмеялся.
Кировская область, Котчиха
– Подъем! – крикнул, включая свет, плотный высокий заключенный.
По радио передавали марш «Прощание славянки». Вулич, спрыгнув с койки второго яруса, быстро оделся и выскочил на улицу. Музыка прекратилась, по радио стали передавать утреннюю гимнастику. Вулич, не обращая внимания на насмешливые взгляды и короткие ехидные реплики, делал зарядку. Движения были медленные, плавные.
– Зря скалитесь, – усмехнулся коренастый мужчина. – Видели бы вы, как он машется, сами бы стали так делать. Семь дубаков в пересылке ярославской не могли его уделать. Так он их и не трогал сначала. Начал, когда его зажали в углу. И то просто так, несильно. Мы обалдели. С тех пор его и начали в браслетах везде водить. Хотели статью пришить, но кто-то из начальства видел, что дубаки сами начали. Да и досталось Афгану прилично.
– Доброе утро! – Вера вошла в палату.
– Здравствуйте, – нестройно отозвались четверо лежавших на койках мужчин.
– В чем дело? – недовольно посмотрел на крепкого молодого мужчину полный человек лет пятидесяти в легкой куртке. – Почему до сих пор нет учетчика? Сколько можно говорить, Алин?
– Никак найти не можем, – ответил тот. – Рабочих с намотки снимать не хочется. С обивки тоже невыгодно. План большой, да вы и сами знаете, Антон Викторович.
– Чтоб через час ты мне учетчика представил. – Антон Викторович пошел к своему кабинету.
– Да где его найдешь? – пробурчал Алин. – Или блатота, или работяга классный. Снимешь со станка, и плана не будет. Черт бы побрал вас всех! – Он плюнул.
– Женька, – подошел к нему коренастый мужчина, – слышал я твой базар с мастерюгой. Ты Вулича учетчиком поставь. Ему и блатота по хрену, никому ничего не припишет. А то мужики роптать начали. Эта шобла не пашет, но сто процентов имеет. А Вулич им хрен чего припишет. Он на станках не волочет ни хрена.
– А что, Жека, – обратился к Алину другой заключенный, – это идея. Борис подойдет. Тем более он побегушник, и в случае аврала его не оставят на вторую смену.
– Надо поговорить. – Евгений направился к станку, наматывающему проволоку на большой барабан.
– Ведет он себя нормально, – сообщил по телефону майор. – Конечно, мы задействовали нашу агентуру. Но разговоров о побегах он не поддерживает, ведет себя спокойно. В так называемые семьи не входит, держится особняком. Наверное, таким поведением и заставляет всех относиться к нему нормально. По крайней мере явных врагов у него нет, хотя и друзей тоже. Но работяги уважают Вулича. В азартные игры он не играет. В свободное время читает. Вообще, как говорят в наших местах, один на льдине ломом подпоясанный, – засмеялся он. – То есть живу один, не подходи. Тронешь – лом сниму, и мало не покажется. С администрацией никаких конфликтов. О делах также ничего не говорит. Как только начинается разговор о совершенных на воле преступлениях, сразу отходит. Похоже, ему есть что скрывать.
– Я попрошу вас, – сказал Семен Петрович, – не провоцировать Вулича. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Солдаты-конвоиры нередко любят демонстрировать свою власть и делают это в большинстве случаев необоснованно. Да и другие контролеры не любят независимых зэков.
– Понял. Но это может показаться подозрительным. Среди контролеров, к сожалению, есть и такие, кто из работы делает бизнес. Продает чай, реже спиртное. Или просто помогает блатным выявлять стукачей. Но мы будем держать Вулича в поле зрения и постараемся не допускать произвола по отношению к нему.
– Значит, будешь работать учетчиком? – спросил сидевший за столом Алин.
– А чего ж не работать? – улыбнулся Борис. – В конце концов, это гораздо легче, чем…
– А не боишься блатных? Ведь они любят…
– Я буду честно вести учет продукции.
– Правда, что ты был офицером?
– Офицер – это не звание, а образ жизни навсегда.
– Тебе не предъявляли за погоны?
– Я не пытаюсь нарушать закон зоны. Когда начинать?
– Сейчас.
– Есть! – Вулич вышел.
– Как сказал хорошо, – покачал головой мастер. – Офицер – это не звание, это образ жизни. А ведь верно.
– Хороша шкура! – Плотный зэк проводил взглядом стройную фигуру вышедшей из палаты Веры Георгиевны. – Покувыркаться бы с такой ноченьку. Было бы что вспомнить…
– Базарок среди медбратьев катит, – усмехнулся пожилой зэк, – что у нее с Либертовичем роман. Трахаются они изредка. Ее муж, начальник санчасти, часто ночами дежурит. Вот Либертович и ловит момент. А она, в натуре, ништяк. И главное – неизлагерилась еще. Не то что остальные шкуры.
– А зубничка, – вмешался в разговор лысый толстяк, – очень даже ничего дамочка.
– По сравнению с Чепурных, в натуре, ничего! – хохотнул плотный. – Вера Георгиевна Либертович – баба в полном смысле этого слова. Жалко, испортит ее лагерь.
– Да вот увидите, – усмехнулся мускулистый молодой мужчина, – недельку пролежу, и все, она мне начнет чифу носить. Сколько больничек в зоне прошел, во всех шкуры в белых халатах на меня с улыбочкой начинали на третий день смотреть. И чаще других меня к себе в кабинет звать. Вроде как для осмотра, – подмигнул он слушавшим его соседям по палате. – Вот и с этой все пучком будет.
– Не думаю, – возразил крепкий мужчина лет пятидесяти. – Вера Георгиевна и человек хороший, и врач путевый. И не надо к ней липнуть, можешь себе лапти сплести.
– Да все пучком будет, – самоуверенно повторил мускулистый.
– А что? – хмыкнул лежавший на койке смуглый здоровяк. – У Кота, в натуре, сколько романов на зонах было. Даже с начальником санчасти на «шестерке» в Краслаге. Из-за этого и перевели его сюда. А там все было – грев приличный и вышел бы раньше. У него…
– Хорош, Мулат, – остановил его Кот. – Я все равно скоро выйду. Напою ей, что с собой заберу, и ноги раздвинет…
– Так бы и все делали, – усмехнулся сидевший у окна парень. – Верунчик хрен на это купится. Не пытался бы ты, Кот, а то нарвешься на неприятности.
– Неделя сроку, и сами все увидите, – ответил Кот.
– Слышь, Афган, – трое крепких парней подошли к сидевшему на нижнем ярусе койки Вуличу, – тебя Бурлак зовет.
– Если нужно, пусть сам идет, – намазывая на кусок черного хлеба маргарин, спокойно ответил тот.
– Да ты что, мужик, – шагнул к нему один из парней, – не заблатовал ли, случаем, погонник? А то с ходу сейчас масть поменяем, и будешь под…
Взметнувшаяся нога угодила ему в низ живота. Издав сдавленный стон, он осел и ткнулся лбом в матрац. Двое других отскочили назад. Находившиеся в помещении заключенные затихли и с интересом наблюдали за происходящим. Вулич продолжал намазывать маргарин на хлеб. Парни осторожно подошли к мычащему третьему и вытащили его в коридор.
– Ну, Афган, – раздался голос, – нашел ты себе проблемы. Бурлак сейчас костоломов пришлет, и будешь ты похож на…
– Не боись, земляк, – поднявшись, усмехнулся седой мужчина, – не дергайся, я сейчас разберу этот рамс.
– Барон сможет, – тихо проговорил мужчина с койки напротив. – Он в козырных ходит, его слово вес мает.
– Спасибо, – усмехнулся Борис. – Но защита мне не нужна. Я сам…
– Спасибо в зоне не говорят, – покачал головой Барон. – Спаси свою задницу, – он засмеялся, – так обычно отвечают на подобную благодарность.
– Я его, суку, – застонал, приходя в себя, избитый Вуличем, – раком поставлю и…
– Бурлак, – парень подошел к сидевшему по-турецки на нижнем ярусе койки плотному мужчине, – тебя Барон кличет.
– Где он? – недовольно спросил Бурлак.
– У локалки.
Проворчав что-то, Бурлак сунул ноги в тапочки и вышел.
– Короче, ты понял, что делать, – говорил невысокому парню смуглый мужчина. – Тебе только режим поменяют. Да и то навряд ли. Двадцатку имеешь, отсидел год. Ну вот и получишь двадцатку назад, и все дела. Зато везде будешь все маять. И долг спишется, и бабки получишь. В любой зоне грев будешь получать. Конечно, если ментам стуканешь, долго не проживешь, на этапе завалят. И…
– Да все путем, Исмаил, – перебил его парень. – Сделаем мы этого падлу. И не возьмут никого. Не впервой такие дела…
– Удачи!
– Завтра на промзоне мы его и замочим, – парень усмехнулся, – производственная травма.
– Короче, прекращай, Бурлак, – посоветовал Барон. – А то Афган запросто твоему баклану предъявить может. Надеюсь, ты помнишь, кого и за что раком ставят?
– Да просто блатанул Валет, – ухмыльнулся Бурлак. – Я с ним сам почирикаю. А чего это ты за Афгана мазу держишь? Он погоны носил и сейчас учетчиком стал. А ты…
– Он мужик по масти и выше положенного не лезет. У тебя вот Лупатый в бригадирах ходит, и ты с ним вроде как кентуешься. А бригадир – порода сучья. – Барон усмехнулся и пошел в барак.
– Слышь, Барон, – остановил его куривший у двери невысокий молодой мужчина, – зря ты…
– Граф, – посмотрел на него Барон, – ты помнишь статьи, за которые сидишь? Базар есть – скоро на дальняки братию погонят. Там тебе это запросто предъявить могут. Родичи далеко будут и подогреть не смогут. Так что лучше не лезь. Шаха скоро уберут, а настоящий вор придет и наверняка спросит, как это ты с такой статьей…
– Да подставили меня! – воскликнул Граф.
– Я не народный суд, – засмеялся Барон, – и с тобой не кентуюсь. Другие твой грев получают, а я обхожусь. Ты Шаху подогревы хорошие даешь, поэтому и блатуешь. Живи по жизни, Саша. – Барон вошел в здание.
– Значит, ты была у Ирки? – переспросил высокий молодой мужчина в форме капитана медицинской службы МВД. – А я думаю, что-то моя милая задерживается! – Он обнял Веру и поцеловал. – Почему я не чувствую твоего темперамента?
– Знаешь, Витя, – вздохнула Вера, – к сожалению, все складывается не так, как я хотела. Ты в свое время говорил совсем другое…
– Но сейчас я начальник медсанчасти. Пять лет проработаем и уедем отсюда куда-нибудь поближе к центру. Деньги будут.
– Я это слышу с тех пор, как ты уговорил меня поработать в колонии, – вздохнула Вера.
– Но ты же согласилась. А я предлагал тебе устроиться в поселковой больнице.
– Скорее бы прошли эти пять лет. Скажу откровенно, мне очень неприятно работать в колонии. Но я все выдержу. Главное, мы вместе.
– Я люблю тебя, – вздохнул Виктор. – И у нас все будет хорошо.
«А это мой шанс», – лежа на втором ярусе, думал Борис. Он услышал, как открылась дверь. В секцию вошли контролеры в сопровождении дневального.
– Он тут, – прошептал дневальный, подводя прапорщика и солдата к двухъярусной койке. Прапорщик осветил лицо Вулича.
– В чем дело? – делая вид, что его разбудили, проворчал Борис.
– На месте. – Отметив в списке галочкой его фамилию, прапорщик вернулся к двери.