– Все, малыш, – Роман покаянно приложил руку к груди, словно Настя могла его видеть. – Одна нога здесь, а другая уже там. Дай мне десять минут.
– Пришли за мной Вадика. Я совсем не умею ходить на этих дурацких шпильках. Хотя… Хотя поезжай с ним сразу к ресторану, я подъеду на такси. Все, целую! Жди!..
Она была очень отходчива, его Настюха. Отходчива и незлопамятна. Могла надуться, разругаться с ним и тут же, спустя десять минут, начать приставать к нему и тащить в спальню…
Славная она… Славная и родная. Поверить в то, что когда-то она не принадлежала ему, Роману, было трудно. Казалось, он рожден был с мыслями о ней. И с этими же мыслями согласился бы и умереть. Пускай будет только она, только его Настюха!..
До ресторана они добрались в рекордно короткое время. Он еще немного нервничал, когда Вадим заводил машину. Немного дергался, когда они втискивались в переполненную парковку. Но стоило ему войти в прохладный ресторанный зал, продуваемый насквозь кондиционерами, и усесться за заказанный заранее столик, как напряжение его начало понемногу отпускать.
Роман посмотрел на часы, сверил их с огромным циферблатом над ресторанным входом. Отпил воды из бокала и потянулся к меню. Посмотрит, пока Настя добирается. Из дома она уже выехала, домашний телефон не отвечал.
Стоило ему подумать о ней, как в кармане зашелся протяжным стоном мобильник.
Роман вытащил телефон, откинул крышку и с улыбкой поймал на табло Настин номер. Наверное, подъехала и требует его к машине. Она всегда стеснялась входить одна в ресторан. Ей казалось, что взгляды всех присутствующих обращены только на нее и никуда больше. И взгляды эти ее кололи, пугали и мешали сосредоточиться на походке и осанке. И она не могла тогда держать спинку, не могла высоко держать подбородок и не могла не спотыкаться. Ей непременно нужен был в таких случаях он – Роман. Она нервно тискала его рукав, опираясь на его руку, и, чтобы отвлечься, что-то болтала и болтала без умолку, а еще улыбалась ему. Улыбалась открыто и с обожающим огнем в глазах. Нет, пускай все-таки всегда будет у него Настюха. Всегда, до самой смерти…
Он быстро шел по залу, а потом по огромному ресторанному холлу, с улыбкой держа свой мобильник в руке. Он не хотел пока отвечать ей. Сейчас выйдет на ступеньки. Встанет под вывеской, тогда и ответит. Будет смотреть на нее, растерянно и беспомощно оглядывающуюся по сторонам, и будет говорить с ней. Она поймет, что он рядом, найдет его глазами и погрозит ему. Погрозит непременно…
Насти не было на том месте, где он ожидал ее увидеть. Она все еще сидела в такси – бежевой «пятерке» с ржавой левой дверью. Настя была как раз за этой самой дверью. Она сидела прямо за водителем, но его Роман не увидел. Он видел только Настю. Она была в том самом костюме из тонкого шелка, который он ей привез и за который отвалил целое состояние. Волосы… Она очень красиво подобрала волосы, открыв высокий лоб и лицо. Милое, родное лицо, которое отчего-то показалось ему сейчас излишне бледным. Оно маячило за грязным машинным стеклом, о которое упирались аккуратные ладошки его Насти. Так… А… а как же телефон?! Он все еще продолжал звонить в его руке, и там все также значился Настин номер! Но в ее руках не было никакого телефона!..
Прежде чем сообразить, зачем он это делает, Роман нажал кнопку и тревожно спросил:
– Настя?!
Нет, конечно, нет! Какая Настя, когда она по-прежнему продолжает смотреть на него испуганно и беспомощно и стучит ладонями по стеклу?!
– Алло!!! – закричал Роман и медленно пошел на зов широко распахнутых от страха глаз жены. – Алло!!! Что за черт, твою мать???
И вот тут… Господи, он, наверное, всю оставшуюся жизнь будет слышать и видеть это!..
За секунду до того, как небо обрушилось на землю, за крохотную секунду до того, как машина вместе с его Настей оторвалась колесами от земли, в ухо ему произнесли:
– Бай-бай…
Машины не стало. Ее просто не стало, и все. Не стало вместе с Настей, его милой, родной, ранимой, которая звала его и ждала его помощи и которая всегда стеснялась входить в ресторан в одиночестве…
Господи, разве можно жить после всего этого?! Жить, видеть что-то вокруг себя, слушать и осязать, разве можно после такого?! После того как столб огня поглотил бежевую «пятерку» с ее ржавой левой дверью, за которой ждала его жена…
Роман почти не почувствовал, как толкнула его в грудь взрывная волна. Не понял, что падает. И рядом с ним падает кто-то еще. Он с сумасшедшей силой все еще прижимал к уху трубку и слушал.
– Я решил повременить с тобой, – просто пояснил ему его ночной мучитель. – Ты должен понять меня. Понять и прочувствовать…
– Что??? – Он не помнил, говорил ли он это или в бешеном крике надрывался лишь его мозг. – Что я должен прочувствовать???
– Ты забрал у меня то, что никак не должен был забрать, и я забрал у тебя то, на что никак не имел права. Бай-бай…
Телефон отключился. Роман не сразу это понял. Он все еще продолжал тискать трубку и вжимать ее в ухо. Все еще надеялся услышать хоть что-то. Когда догадался, что не услышит уже ничего сегодня, уронил руку с телефоном прямо на ступеньки и в изнеможении закрыл глаза.
Он забрал ее у него… Он забрал…
Он забрал у него его Настюху. Милую чудачку, которая, может быть, когда-то и состарилась бы, но никогда бы не смогла повзрослеть. Так и осталась бы босоногой девчонкой, шлепающей по утрам по изумрудной траве в их саду.
За что??? За что??? За кого?.. За кого он платит такую дорогую цену, господи???
Он ведь так ни о чем и не догадывается. Ни о чем…
Глава 6
Они вернулись с Николашиной дачи, когда уже совсем стемнело.
Рита весь вечер проторчала на балконе, вслушиваясь в затихающий городской гул и пытаясь отфильтровать в нем утробный урчащий звук, издаваемый машиной Кораблева. Их не было. Она несколько раз уходила с балкона на кухню и готовила себе кофе. Возвращалась с огромной кружкой в руке. Усаживалась в старенькое кресло-качалку, натягивала на голые коленки бабкину растянутую кофту и снова слушала.
Нет… Их все еще не было…
Она искупалась. Постелила себе постель. Влезла в ночную сорочку в бабочках и кружавчиках и улеглась поверх одеяла, все еще продолжая вслушиваться.
Почему-то ей было очень важно дождаться их возвращения. От того, как эти оба поведут себя по возвращении, многое зависело. Ну, например, то, каким будет начало истории, что она намеревалась придумать про Кораблева.
А они все не возвращались и не возвращались.
Ближе к одиннадцати ночи по еловым лапам мягко зашуршал дождик, и в открытую балконную дверь потянуло влажной прохладой.
Рита поежилась, промчалась на цыпочках к балкону и, откинув в сторону тюлевую шторку, захлопнула дверь. И вот тут-то… Тут-то Кораблев и подъехал на своем низком хищном автомобиле.
Забыв о том, что она в одной ночной рубашке, а на улице достаточно свежо, Рита выскочила на балкон и свесилась через перила.
Приехали! Точно приехали!
Видеть их она, конечно, не могла. Мешали елки и темнота, но вот слышать их ласковую перекличку смогла беспрепятственно. Ночная тишина уснувшего двора была прекрасным проводником. Она очень доходчиво и внятно преподносила вниманию Маргариты Жуковой и томное похохатывание Зиночки, и мужественный рокот Эдика Кораблева. Когда до нее донеслось его «детка», обращенное, разумеется, к Зине, Рита с балкона ушла.
Вот, собственно говоря, и все! Вот вам и история готова. Можно было и не заморачиваться особо, и не напрягаться в поисках сюжета. Все прозаично и незатейливо, как кусок банного мыла.
Она – Зиночка – охотница. Он – Кораблев – жертва.
Она весьма уверена в себе, неплохо подготовлена, достаточно умна и искушенна.
Он красивый, преуспевающий, подающий надежды и как начинающий юрист, и как чей-то будущий муж. В данном случае на роль супруги претендует Зинаида.
Она наверняка добьется своего. Он наверняка уступит, поскольку устанет сопротивляться.
Все! Хеппи-энд им обоим уготован.
Зина переедет в его «двушку», если у него уже где-нибудь не заложен фундамент будущего семейного гнезда. И станут они жить-поживать и добра наживать…
Рита поморщилась. Скучно, противно, и совсем ей не нравится. Не нравится потому, что мало похоже на правду и совсем не похоже на Кораблева.
Для чего-то все же он ее целовал в той сосновой посадке. И для чего-то приглашал с собой, и если бы не Зинка, как знать, кого бы сейчас именовал деткой Эдик.
Укрывшись одеялом с головой, Рита принялась считать до сотни и обратно. Обычно ей это помогало, и где-то на четвертом десятке обратного отсчета она благополучно засыпала. Сегодня это не помогло. Хотелось ей этого или нет, но уши упорно ловили звуки, раздающиеся из подъезда. Ей было слышно, как работает лифт, поднимающий сладкую парочку на их четвертый этаж. Потом хлопнула одна из дверей, попробуй разберись – чья именно. Потом снова звук открываемой и закрываемой двери, и снова, и еще раз.
Чем, интересно, занимаются эти двое, разозлилась она где-то минут через десять беспрестанных блужданий ее соседей. Дел больше нет, как в полночь мотаться из одной квартиры в другую. Людям, между прочим, завтра с утра на работу. Кораблеву, кстати, тоже. Так что тогда происходит…
Рита выбралась из постели и побрела в кухню. Включила свет, проводила неприязненным взглядом улепетывающего таракана-одиночку и потянулась к чайнику. Зажечь газ она так и не успела, в дверь позвонили.
На площадке стоял Кораблев с бутылкой вина, коробкой торта и изящным букетиком белых гиацинтов.
– Привет, Марго! Спишь, что ли?
Весь его вид источал такое благодушие, такое непередаваемо нахальное самомнение, что Рита еле сдержалась, чтобы не захлопнуть дверь у него перед носом.
– Пытаюсь, – уклончиво ответила она, обнимая себя за плечи и тихонько презирая себя же за дурацкую ночную рубашку такой непрезентабельной расцветки. – Уже вернулись?
– Ну да, а ты чего удрала? Ни с кем не попрощалась. Нехорошо, Марго. Совсем нехорошо. – Эдик вдруг потеснил ее и без приглашения переступил порог ее квартиры. – Не возражаешь?.. Стало скучно, решил вот зайти, по-соседски чайку попить. Ах, кстати, это тебе.
Кораблев втиснул букет гиацинтов куда-то почти ей за пазуху, пристроил бутылку вина и коробку с тортом прямо на пол и принялся развязывать шнурки на ботинках. При этом он несколько раз очень сильно наклонялся, пытаясь сделать вид, что заглядывает ей под подол, совершенно по-идиотски хихикал и даже отпустил ей что-то вроде комплимента. Рита на эту его возню не клюнула, продолжая с напряженным вниманием ожидать развязки. Предчувствие ее не обмануло, потому что где-то минуты через три после того, как Эдик обосновался в ее кухне, в дверь снова позвонили.
– Ага! – делано обрадовалась Рита. – А вот и главные действующие лица!
– Кто это? – Эдик замер с занесенным над тортом ножом, подозрительно окинул хозяйку с головы до ног и попенял ей. – Зайди вот в гости к соседке!.. Кто это может быть, Марго?
Никем, кроме Зины, разумеется, это быть не могло.
Она стояла – с большим трудом, кстати, стояла – у дверей квартиры Маргариты Жуковой и без паузы жала на кнопку ее звонка.
– Здрассте, – поприветствовала Зину Рита, убирая ее холодные пальцы со звонка.
– Привет. Он у тебя? Я зайду…
Рита отошла в сторону, пропуская Зину. Закрыла дверь и пошла за ней в кухню. Там, по ее личным предположениям, сейчас должна была завязаться и идти по нарастающей банальная сцена ревности.
Зиночка предъявляет, Кораблев обороняется, Маргарита… Маргарита, если честно, не знала, что она должна делать в данной ситуации. Вроде бы и интересно понаблюдать, но в то же время – скучно и предсказуемо.
Она села на свое любимое место напротив окна, пристроила подле левого локтя крохотный букетик, подперла подбородок кулачком и уставилась на этих двоих.
Зина сидела на шаткой табуретке Жуковой и высверливала взглядом дырки на тщеславном челе Кораблева Эдуарда. Последнего, судя по всему, это нисколько не занимало. Он нарезал торт на аккуратные прямоугольные кусочки, разложил их на три блюдца, что самостоятельно отыскал в Ритиных шкафах. Выкрутил острием ножа пробку из бутылки, потому что отчаялся найти еще и штопор, и вопросительно потряхивал теперь бутылкой, призывая Риту помочь ему со стаканами. Рита показала ему глазами все на тот же навесной шкаф, где у нее хранился Анькин подарок к прошлому Новому году. Белая картонная коробка, а в ней пять хрустальных фужеров. Шестой разбил кто-то из Анькиных отпрысков все на тот же Новый год. Шалил с лимонадом и разбил…
Кораблев и на этот раз справился с поисками. Плеснул понемногу в каждый из трех фужеров. Поднял свой повыше и произнес:
– За мирное соседство, барышни!
Рита погасила свою улыбку, уткнувшись в вино. Зина злобно и громко фыркнула и, поспешно расправившись с вином, потребовала еще.
– А тебе не хватит, детка? – Ничего доброго или теплого в голосе, металлическая жесткость и непримиримая холодность, но он все же налил ей.
– Я сама решаю, что, с кем и когда мне хватит, – проговорила Зина, покручивая фужер перед глазами, будто любуясь рубиновыми зайчиками, вспыхивающими в хрустальных изломах. – Сейчас вот напьюсь и…
– И??? – Кораблев заметно напрягся.
– И все мы будем… будем… будем искать десять отличий, твою мать! – Зина странно взвизгнула и зашлась истерическим хохотом, без конца повторяя: – Десять отличий!.. Найди десять отличий и выиграй… Твою мать, десять отличий!!! Марго!.. Кстати, тебе нравится, как он тебя называет?.. Марго!.. Рыжекудрая, неприступная Марго!.. А что, Марго, станем искать десять отличий, а?.. Ты меня понимаешь, Марго? Понимаешь, о чем я?
Рита давно поняла, о чем она.
Что-то все же пошло у них не так этими выходными. Не помогло и ее личное бегство. И потрясающе эффектная внешность Зиночке не помогла. Потому и напилась она, и снова лезла меж ними без приглашения.
Ай да Кораблев!.. Ай да молодец! Неужели устоял?! Как же можно устоять против таких-то прелестей…
Десять отличий, ага, щас, разбежится она и подпрыгнет. Ей хватит и одного: она в глазах Зинаиды была, есть и будет ржавой крысой. Не хватало еще, чтобы она наскребла дополнительные девять и озвучила их под одобрительное молчание Кораблева.
– Так, соседи! – Рита отставила фужер и легонько пристукнула по краю стола. – Мне завтра на работу. Так что…
– А как же десять отличий? – все никак не унималась Зиночка, заходясь смехом до икоты. – Марго, уверяю, тебе понравится.
– Зи-ина! – перешла на угрожающий тон Рита и встала в характерную позу у дверей кухни. – Всем пока!!!
Кораблев поднялся. Подошел к окончательно захмелевшей Зиночке и, выдернув ее с табурета, потащил в прихожую. Голова у той болталась из стороны в сторону то ли от хмеля, то ли от смеха. Она ведь так и продолжала смеяться. И смеялась все то время, пока Эдик отпирал Зинину квартиру, втискивал ее за порог и закрывал затем за ней дверь.
– Вот достала, а! – пробормотал он, положил Зинины ключи Рите в ладонь, слегка сжав ее. – Отдашь завтра утром. Мне с ней видеться не хочется.
– Отдам, без проблем. – Рита пожала плечами и пошла к себе.
Она устала, продрогла в одной ночной сорочке и устала ощущать на себе странный, какой-то ускользающий взгляд Эдика. Пора было в кровать и поспать. Завтра будет понедельник, один из самых нелюбимых ею дней. Ночной дождь, если он затянется до утра, обещал эту нелюбовь укрепить в своих позициях. И нужно постараться хотя бы сделать над собой усилие выспаться и к утру хоть как-то выглядеть. Но у Кораблева, видимо, были на этот счет свои собственные планы. И про понедельник про ее он ничего не знал. И про дождь, что развезет хмурое утро в огромные очереди на остановках и преподнесет сюрпризом истоптанные в автобусе туфли. Не знал он об этом ничего. Он поймал ее за ночную сорочку и вошел следом за Ритой в квартиру. Толкнул спиной дверь, захлопывая. И как только Рита повернулась к нему, изумленная, растерянная и немного – совсем чуть-чуть – злая, Эдик поцеловал ее. Он целовал Риту очень долго и умело. Целовал и трогал ее под тонкой ночной сорочкой в дурацких бабочках и тонких ленточках дешевого кружева. И говорил еще что-то. Говорил тоже очень умело и долго. А Рита… Хладнокровная, умненькая Рита, всегда способная додумать до конца чужую историю, вдруг окончательно потерялась под его умелым натиском. Она совсем забыла, что история про Кораблева у нее выходила банальная и неинтересная. Так себе выходила про него история с заведомо известным финалом про загс с Зиночкой под ручку. И даже забыла о том, что недавние его поцелуи почему-то не произвели на нее почти никакого впечатления, почти…