Десантникам медлить было нельзя. Но и идти напролом, не зная, сколько боевиков за укрытием, тоже. Капитан Сомов лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Только он мог принять решение о действиях отделения. И от него зависело, удастся ли уничтожить противника или предстоит погибнуть в темноте среди мрачных развалин. Капитан прекрасно понимал, что боевики связываются с командованием, и был уже готов отдать приказ на прямой штурм линии обороны чеченцев, как обстановка резко изменилась в пользу десантников. И изменил ее раненный в живот рядовой Георгий Лукрин. Превозмогая дикую боль, находясь на грани потери сознания, он все же сумел привести к бою гранатомет и выпустить выстрел в забор. Раздался взрыв, рассыпавшийся на тысячи ослепляющих искр, а следом – вопли раненых боевиков. Капитан Сомов мгновенно воспользовался изменением обстановки, крикнув бойцам:
– Бросок вперед десять метров, метание гранат за ограждение, залегание и завершение атаки после разрывов. Отделение, вперед!
Десантники вскочили с земли, бросились к забору, на ходу доставая мощные оборонительные гранаты Ф-1. Через десять секунд гранаты полетели к противнику и взорвались за забором. Бойцы рухнули на землю, дабы осколки не посекли их, находящихся в зоне поражения Ф-1. Забор принял на себя часть осколков, часть прошла выше солдат, но б€ольшая их часть ударила по незащищенным боевикам. Ворвавшиеся на позицию дудаевцев десантники увидели страшную картину: разбросанные в разные стороны, дергающиеся или застывшие в неестественных позах, изуродованные тела сепаратистов. Казалось, все, бой закончен, но опытный Сомов приказал рассредоточиться в близлежащих руинах некогда большого дома. И вовремя. Не всех боевиков поразили осколки гранат. Двое бандитов успели прыгнуть за валуны и теперь поднялись, чтобы накрыть огнем штурмующие силы. Останься личный состав на позициях, эти двое могли спокойно положить десантников из автоматов или в ответ забросать гранатами. Решение Сомова спасло жизнь молодым ребятам. А поднявшиеся озверевшие наемники сами стали прекрасными мишенями для русских парней. Две очереди срезали боевиков. И наступила тишина. Никто не стрелял. Не было слышно и звуков отхода кого-либо с места боя. Сомов, укрывшийся в канаве, прислушался. Или ему показалось, или где-то справа доносился слабый стон. Он повернулся к находившемуся рядом, за покореженной металлической емкостью, сержанту Руденко:
– Паша?
– Я, товарищ капитан!
– Стон справа слышишь?
– Так точно!
– Проверь, кто стонет.
– Есть!
Капитан тихо позвал:
– Никонов?
– Я, товарищ капитан.
– Видел, откуда стрелял Лукрин?
– Видел!
– Кто с тобой рядом?
– Тарасюк!
– Давай с Тарасюком к Лукрину.
– Есть!
Сержант и назначенные бойцы начали перемещение под прикрытием остальных бойцов отделения.
Вскоре Руденко крикнул:
– Товарищ капитан! Здесь у кустов дух! Похоже, старший, у него портативная рация. И один погон на плече.
– Что с ним?
– Ранен. Но долго не продержится, кровью истекает.
– В сознании?
– Вроде! Смотрит на нас. Моргает.
– Значит, в сознании. Вколите ему промедол, я к вам.
Капитан перебежал к последнему укрытию командира группы боевиков. Наклонился над ним:
– Кто ты?
Умирающий боевик проговорил:
– Пошел ты! Далеко не уйдешь.
– Я-то пойду, а вот ты останешься, и от меня зависит, как ты умрешь – спокойно, без боли, как воин, с оружием в руках или же в муках, разоруженный, прося Аллаха забрать тебя к себе.
– Что ты хочешь?
– Сколько вас здесь было?
– Со мной десять.
– Ты успел сообщить своим о нас?
– Нет. Осколки разбили рацию. Но это ничего не меняет. Шум боя был слышен далеко. Вас не выпустят из этого сектора.
– Посмотрим! Ты искал нас?
– Нет. У меня было другое задание.
– Так почему устроил засаду?
– Потому… пото…
Боевик неожиданно неестественно выгнулся, словно в спину ему вонзили нож, захрипел и рухнул на землю. Изо рта пошла кровь, тело пробили предсмертные судороги. Он умер.
Капитан обернулся. Сзади, осматривая местность, на колене стоял командир отделения:
– Паша! Бегом пересчитать духов!
– Есть!
Никонов с Тарасюком принесли Лукрина. Никонов доложил:
– В живот ранен Жора. Без сознания.
– Дышит?
– Дышит, но тяжело, прерывисто.
Капитан взглянул на Тарасюка:
– Ты, по-моему, проходил курсы санинструктора?
– Так точно!
– Так чего бездействуешь?
– А что?
– Перевяжи раненого!
– Так перевязал уже, тампон на рану наложил. Промедол вколол. Пульс у Жоры учащенный, но стабильный, наполненный. Хреново, что пули внутри засели. Как бы не началось внутреннее кровотечение.
– Так вытащи пули!
– Вы что, товарищ капитан?! Я не хирург, у меня нет инструмента, да и невозможно здесь сделать операцию. Даже врачам!
– И что, пусть, значит, умирает?
– Но я не могу даже как следует осмотреть рану…
– Готовьте носилки! Понесете его на себе. И быстро, парни, быстро! Не забывайте, что мы в тылу у духов.
Вернулся сержант Руденко, доложил:
– За забором семь духов, глубже у развалин – двое; ну, и этот… – Командир отделения указал на умершего от ранения главаря банды.
– Обыскал боевиков?
– На скорую руку. Документы в сумке. Ребята магазины с патронами забрали, пригодятся. А что главарь сказал?
– По рации он сообщить о нас не успел, но шум боя был слышен далеко. Сейчас сюда наверняка идут духи.
– Знать бы, откуда… Закольцевать весь район они вряд ли смогут, ночью-то.
Капитан задумчиво произнес:
– Они выйдут сюда, увидят трупы своих. Поймут, что те нарвались на отходящее подразделение российских войск! А отходить противник может только либо на юго-запад, к парку Ленина, либо на юг, к привокзальной площади. А выйдут сюда они, скорее всего, от центра. Значит, что?
– Значит, нам надо сваливать на запад, – ответил сержант.
– Вот так же подумает и полевой командир, что поведет в этот сектор отряд поиска. У чеченов не идиоты командуют отрядами, а офицеры, прошедшие Афган, умеющие воевать и просчитывать обстановку. А посему духи организуют преследование как раз в западном направлении. И с запада вышлют поддержку, чтобы взять блуждающую группу противника в клещи. Поэтому, Паша, держим прежний курс на юго-запад!
– Понял!
– Проверь, сделали ли Никонов с Тарасюком носилки для Лукрина, и готовь отделение к продолжению марша. Выход отсюда, – капитан посмотрел на часы, – в 23.05.
– Есть!
– В дозор назначь Боброва и Павлова, в тыл поставь Алексеева. Никонов и Тарасюк понесут Лукрина, мы с тобой будем менять их!
Отпустив сержанта, присев на бревно, капитан закурил. Верное ли он принял решение? А может, следовало все же идти на запад? Пройти какое-то расстояние, запутать следы и укрыться в развалинах? Или вернуться к БМД и попытаться прорваться к своим через проспект? Но последнее не удастся точно: второй раз духи мимо себя БМД не пропустят. В развалинах заблокируют, если обнаружат, – а обнаружить смогут. Заблокируют и уничтожат. И на юго-восточном направлении прижать могут. Если пойдут следом, догонят быстро. Хорошо бы снежок выпал… Но – туман, а значит, снега ждать не приходится. В общем, куда ни пойди, везде можно напороться на духов. Так что менять решение смысла нет. Проблема с Лукриным. С ним отделение пойдет медленней, и его боевые возможности будут снижены вдвое. Встречный бой даже с малыми силами противника не выиграть. И оставлять бойца нельзя. Хотя… оставить можно. Одного, на время и в безопасном месте. Вопрос, где найти это место? Ближе к парку остались дома, из которых не ушли люди. Надо найти такой дом. Но опять-таки как встретят жители непрошеных гостей? Решатся ли спрятать у себя раненого русского солдата? Подобное сейчас карается смертью. Узнают сепаратисты, что в доме находится раненый, – всех положат, и раненого, и семью! Но с Лукриным к своим не прорваться. Придется рисковать. Да, рисковать, но только когда найдем подходящий дом. А его можно и не найти… Ладно, к черту мысли, так можно с ума спрыгнуть. Надо действовать, а там – как карта ляжет.
Сержант доложил, что отделение готово к продолжению марша. Сомов, осмотрев уставшие, грязные лица солдат, приказал:
– Вперед, орлы! Живы будем, не помрем!
Колонна прошла примерно метров триста, когда дозорный Бобров доложил:
– Товарищ капитан, справа впереди по соседней улочке сохранившийся дом! В одном окне тусклый свет.
– Отделение, стой! – приказал Сомов. – Носилки с Лукриным на землю, все ко мне!
Десантники окружили офицера.
– Как Лукрин? – спросил Сомов у Тарасюка.
– Живой! В себя пришел. Может, и без хирургического вмешательства продержится сутки-другие; из раны пошла кровь, значит, внутреннее кровотечение ему не грозит. Но все одно тяжелый…
– Понятно! Я нахожусь возле него, Алексеев с Никоновым прикрывают тыл, дозор вперед на пятьдесят метров, занять там позиции обороны. Руденко с Тарасюком – к обнаруженному жилому дому. Поползать там, посмотреть, что к чему, себя не обнаруживая. Собак нет, и это хорошо. Вопросы есть? Вопросов нет. Вперед!
Солдаты разошлись. Сомов присел на поваленный забор, прислушался. Отделение, судя по могильной тишине в секторе, никто не преследовал: духи или еще не вышли к месту боя, или ушли на запад по ложному следу. Пока все идет нормально. Надолго ли это «пока»?
Разведка вернулась через двадцать минут. Сержант доложил:
– Осмотрели и усадьбу, и все вокруг дома – постройки, гараж. Заглянул в светящееся окно. За столом старик, перед ним керосиновая лампа.
– Что, вот так просто сидит?
– Да. Думает о чем-то, а может, задремал. Похоже, в хате, кроме него, никого нет.
– А рядом жилых домов нет?
– Поблизости нет. А дальше не ходили.
– Ладно! Бойцам сбор, идем к этому дому.
Рассредоточив бойцов вокруг усадьбы, капитан Сомов с рядовым Никоновым вошли в небольшой дом. Двери оказались открытыми. Странно, но старик не удивился, увидев десантников. Только подкрутил фитиль лампы, прибавив света. Затем проговорил:
– Гости? Давненько ко мне никто не заходил.
Капитан поздоровался. Чеченец кивнул седой головой:
– Здравствуй, капитан!
– Вы хозяин дома? – спросил Сомов.
– Да.
– Кроме вас, здесь есть кто-то еще?
– Нет.
Сомов взглянул на Никонова:
– Проверь!
– Ты не веришь мне, капитан? – усмехнулся старик.
– Я не в том положении, чтобы верить на слово.
– Да? Заблудились, что ли?
Вернулся Никонов:
– Чисто!
Капитан присел напротив старика:
– У нас проблема! Солдат раненый, тяжелый! С ним мы к своим не выйдем.
Старик кивнул:
– Вы хотите оставить раненого мне?
– Да! На время. Мы вернемся за ним.
– Тяжелый, говоришь? – вздохнул чеченец.
– Да.
– Молодой?
– Двадцать лет.
– Совсем мальчишка! А не боитесь оставлять его?
– С вами кто-нибудь проживает? Или боевики заходят?
– Живу я один; боевики кружат по сектору, но ко мне не заглядывают. Знают, наверное, что мои сыновья ушли к ним.
– Ваши сыновья служат у Дудаева?
– Да.
– Понятно! Значит, вы нам помочь не сможете.
– Погоди! Мы люди и должны всегда оставаться людьми, даже на войне. Дудаев принес чеченцам только горе. Он обманул нас, забрал наших детей и бросил погибать за свои бредовые идеи. Оставляйте солдата. Кормить буду, поить буду, смотреть буду; если что, спрячу, но медицинскую помощь оказать не смогу. Я не врач. Да и лекарств у меня нет. Только аспирин да валидол.
– Мы оставим вам боевую аптечку, объясним, как пользоваться ею. Но если домой заявятся ваши сыновья? От них вы солдата не спрячете. А они убьют его.
– Мои сыновья сюда больше никогда не вернутся.
– Они погибли?
– Живы, здоровы! По крайней мере вчера еще были живыми и невредимыми. Не в этом дело. Я сказал, что мои сыновья сюда больше не придут, значит, не придут. И не спрашивай меня, капитан, почему. Это моя личная трагедия.
– Ясно! У меня к вам еще одна просьба будет.
– Что за просьба?
– Нам бы план местности. Вы здесь давно живете?
– Давно.
– Могли бы начертить план?
– Заблудились? Понятно!
Старик встал, прошел к комоду, достал из ящика свернутый лист бумаги. Им оказалась карта. Он развернул ее, объяснив:
– Это карта Грозного девяностого года. С тех пор в городе мало что изменилось, не считая последствий правления Дудаева, бомбардировок вашей авиации и действий войск. Вот это, – он обвел карандашом крестик на карте, – мой дом. Дальше сами определитесь, как и куда вам идти. Но прямо не советую. Безопасней идти вправо, там меньше дудаевцев. Это все, чем я могу вам помочь.
– Спасибо, отец! Мы вернемся за солдатом, обязательно вернемся.
– Постарайтесь забрать его быстрее. – Чеченец вздохнул. – Повторяю, я не врач. И показать его кому-либо даже из знакомых не смогу.
– Постараемся! Куда нам положить раненого?
– Заносите его, а я подготовлю постель в комнате.
Оставив Лукрина у чеченца, передав старику две боевые аптечки, перевязочный материал и объяснив, как пользоваться препаратами, отделение покинуло усадьбу. Отошли недалеко. В соседнем дворе Сомов разрешил бойцам перекурить, подозвал к себе сержанта и, развернув полученную карту, сказал ему:
– Давай теперь, Паша, подумаем, что делать дальше. Впереди самое трудное…
Глава 4
Подумав о своих затерявшихся в городе подчиненных, Голубятников решил пойти спать. Боевики с вечера проводят перегруппировку, значит, с утра ударят. А посему следовало выспаться, сил набраться. Он прошел в комнату отдыха. С улицы доносились одиночные выстрелы: вновь начали свою кровавую работу снайперы. К ним в батальоне уже привыкли – если можно привыкнуть к тому, что жизнь твоя ежеминутно подвергается смертельной опасности. Комбат прилег на спальник. Буржуйка нагрела комнату, можно раздеться. Уснул Святослав мгновенно. И приснился ему сон. Мирный сон. Поле, усыпанное цветами, мягкая трава, теплая, безветренная погода. Приветливое солнце в ореоле огромных белоснежных облаков, невдалеке сосновый лес. Он стоит, подняв руки к солнцу; рядом супруга, собирающая цветы. Стрекот кузнечиков. На душе спокойно, радостно. Подбегает Галина, восторженно кричит:
«Как хорошо-то, Слава!..»
«Да! – отвечает он. – И почему мы раньше здесь не были?»
«Потому, что такое существует только во сне», – улыбается Галя.
«В каком сне, родная? Разве мы спим?»
«Да! Хороший сон, правда?»
И убегает к речушке, что прячется в неглубоком овраге. Святослав смотрит вокруг. Нет, это не сон, это не может быть сном. Он бежит за женой. Она пускает по воде венок:
«Смотри, если венок прибьется к правому берегу, у нас родится дочь, если к левому, то сын».
«А если уплывет?» – спрашивает он.
«Нет! Он обязательно куда-нибудь прибьется».
Течение медленно несет венок и наконец прибивает его к правому берегу.
«Дочь, Слава, у нас будет дочь!» – кричит Галина.
И, сбросив легкое платье, бросается в воду. Речушка небольшая, но глубокая. Галя плывет за венком. Святослав тоже снимает рубашку, джинсы. Играющая бликами солнца вода тянет к себе. Он подходит к воде. И вдруг гремит гром. Неожиданный, сильный. Святослав смотрит на небо, оно вдруг быстро затягивается свинцовыми тучами. Молния бьет в одинокую березу у леса. Дерево загорается. Святослав смотрит на речушку – и не видит Галины. Откуда-то появляется – почему-то в зимнем обмундировании – связист батальона сержант Выдрин. Форма грязная, лицо уставшее. Он кричит:
«Товарищ подполковник! Батальон атакован духами!»
Какой батальон, если роты в гарнизоне? Какие духи, война в Афгане закончилась!.. Вновь грохот грома. Выдрин хватает Голубятникова за плечо:
– Товарищ подполковник!
– Ты, Выдрин, откуда здесь взялся?
– Как откуда? Я никуда не уходил.
– А где Галина?
– Ваша супруга? Дома, наверное, в Рязани.
– А…
И тут Голубятников пришел в себя:
– Что? Что ты сказал? Духи атакуют батальон?