– Вы так пишете, словно нахулиганил кто-то! – выкрикивали недовольные.
– Да впервые, что ли? – разорялся другой. – Никто и выяснять не будет, кто по нам лупит, спишут на войну! А нам тут жить дальше! Эх, граждане, вот и получается, что наша жизнь копейка, ломаной гривны не стоит!
– А что прикажете делать? – обиженно горланил молодой офицер в защитном. – Отправлять петицию хохлам на передовую? Мол, так и так, разберитесь, накажите виновных, почему они стреляют по мирному селу?
Ополченцы цепью прошлись по возвышенности, потом по обратной стороне. Потом разделились, часть пошла по домам, другие стали осматривать поле. Обнаружилось место с характерной вмятостью и десятком окурков – гнездо корректировщика. Отыскать следы не удалось – за дорогой все терялось, в пыли остался лишь слабый след велосипедного протектора. Упустили время!
Все службы, как могли, выполнили свою работу. Тлеющие развалины потухли сами. На руинах церквушки несколько старушек отбивали поклоны. Женщины плакали, причитали – в какую сторону сегодня смотрел Господь? За что он их подверг такому наказанию? Уехала милиция, машины «Скорой помощи». Сматывали удочки спасатели: поступил сигнал о поджоге универмага в Ждановке, туда стягивались все силы. Отделение ополченцев еще раз осмотрело местность, для очистки совести обшарило давно не функционирующую водонапорную башню. Несколько человек заглянули на заброшенную ферму, поворошили ржавыми вилами задубевшие груды сена.
– Всем к машине! – приказал командир. – Нечего тут куковать. Все и так ясно.
Машина с вооруженными людьми, вздымая пыль, запрыгала по колдобинам. В деревне стихийно продолжалось сборище, какая-то женщина ревела горлицей. Люди трясли председателя местного сельсовета: кто несет ответственность, что делать? Как теперь жить? Рыть бомбоубежища? Мужчина растерянно отбивался – мол, отстаньте, он уже дозвонился до штаба в Аметисте (звонил в Проклов, но отфутболили в Аметист), скоро прибудут важные люди, им найдется, что сказать. Люди расходились…
Имелся еще один наблюдатель снаружи обросшего бурьяном амбара. Он почти сливался с мусором и сорняками под крыльцом. Выбрался из-под гниющих опор, закутанный в пятнистую мешковину, подал условный звуковой сигнал. Зашевелился пол в углу амбара, сдвинулась крышка, увенчанная глиноземом с редкими пучками травы, стали выбираться страшноватые создания со снайперскими винтовками в руках. Лохмотья сливались с антуражем, лица были измазаны сажей.
– Все в порядке, Вадим? – голосом Хардинга спросил один из леших.
– Все отлично, господа, – уверил Паскевич. – Эти идиоты не замечают, что у них под носом. Гости разъехались. Крикун сообщил, что Шубину уже доложили о случившемся. Он намерен немедленно сюда выехать. Действуйте, господа, не буду вам мешать. Если не возражаете, буду в леске поблизости от машины.
– Отлично, Вадим. Действия вас и ваших людей достойны похвалы. Джерри – ползешь в кусты под холмом, Томас – к водонапорной башне. Я буду рядом с фермой, здесь тоже выгодная позиция. Полное внимание, себя не выдать, работать только по команде. В случае задержки ждать. Пошли, коллеги…
Ох уж эти досадные недоразумения! Они едва не выдали себя! О том, что рядом с фермой проходит тропа, отходящая от дороги и взбирающаяся на холм, Хардинг знал. Но до сей минуты он не видел на ней ни одной живой души. Тропа почти не выделялась, петляла по полю. Вадим не успел далеко уйти, негромко свистнул. Сигнал опасности! Не успели разлететься – черт бы побрал эти случайности! Девушка ехала по полю на велосипеде – торопилась, развевалось платьишко, трепетали волосы цвета спелой соломы. Видимо, съехала с дороги, решила срезать через поле, чтобы быстрее добраться до деревни. Она вывернула из-за фермы, в этот момент Паскевич ее и обнаружил. Она увидела, как он замер в растерянности, увидела остальных в странных одеяниях. Глаза расширились от удивления и страха. Она невольно затормозила, когда Паскевич заступил дорогу, оперлась ногой о землю. Она была совсем юная, почти девчонка, еще не выросла из школьного возраста.
«Хорошенькая, – машинально отметил Паскевич. – Подрастет – парни табунами будут бегать».
Он невольно обернулся. Слава богу, деревню не видно, угол фермы заслонял. Приблизились остальные.
– Ой, – сказала девушка, сглотнула.
– Тихо, милая. – Паскевич приложил палец к губам. – Ополчение Донбасса, проводится силовая операция против вражеских диверсантов. Ты кто такая? Куда путь держишь?
– О, боже мой… – Девушка испустила облегченный вздох. – А я так испугалась… Я Катя Щербакова, из Котовки, это в десяти верстах отсюда… У меня тетушка живет в Вордовке… Соседи позвонили, сказали, чтобы я приехала, мол, что-то случилось… Мы слышали, как снаряды рвались. Глухо, но слышали… Тетя Галя трубку не берет, волнуюсь очень. Мама тоже волнуется, она не смогла поехать, болеет…
– Ну, что ты, девочка, все в порядке, жива твоя тетушка, – ласковым голосом успокоил Паскевич.
– Правда? – Девчушка расслабилась. – Подождите, – она нахмурилась, – а откуда вы знаете?
– Нет среди погибших женщины по имени Галина. – Паскевич улыбнулся, скосил глаза на Хардинга, возникшего у девушки за спиной. Та заметила движение глаз, но повернуться не успела. Он обхватил ее горло предплечьем, сдавил. Катя задергалась, посинела, глаза стали вываливаться из орбит. Хардинг что-то заурчал. Вроде отпустил – и вдруг резко повернул ей голову. Паскевич почувствовал ком желчи в горле. Не к месту вспомнился анекдот: «Если жена вдруг захрапела, поверните ей голову. До щелчка». Хрустнули шейные позвонки. Голова девушки безвольно упала на грудь. Подскочил Янг с какой-то плотоядной ухмылкой, подхватил велосипед. Хардинг поволок покойницу к амбару. Шикнул на застывшего Фуллертона – помоги. Вдвоем сгрузили жертву в яму, где еще недавно сами прятались. Янг принес велосипед, бросил сверху. Вернули крышку на место, побежали обратно. Досадный инцидент – не то слово! Но вроде обошлось. Больше никого в округе. Хардинг шикнул на коллег: – Чего уставились? Был приказ – выполнять! Выходим на позиции!
Какое же море подготовительной работы надо сделать, чтобы потом все закончить одним выстрелом! Трое стали расползаться, четвертый побежал, пригнувшись, к дороге…
Глава 6
Капитану Турченко эта история сразу показалась подозрительной. Он не мог понять, в чем подвох, но чувствовал, что он есть. Майор Шубин был бледен, цедил ругательства. Несколько минут назад ему сообщили, что в Вордовке погиб его родной дед. Гром и молния! Тысяча чертей! Этот достойный человек прожил образцовую жизнь, героически воевал в Великую Отечественную, полный кавалер ордена Славы, неужели он заслужил такую зверскую участь?! Комбат метал молнии и даже не обращал внимания, что мечется по гостиничному номеру босиком (хотя и при форме), а сквозь приоткрытую дверь спальни выглядывает кусок кровати и симпатичная женская пяточка. Никита торчал перед ним навытяжку. В таком гневе он комбата еще не видел.
– Выезжаем через десять минут, Никита, – отрезал Шубин. – Будешь сопровождать. Одна машина, два человека охраны. Шумни Максиму Агранову, чтобы подготовился.
– Минутку, Вячеслав Георгиевич, – опомнился Турченко. – Вы забыли, о чем был разговор с Пороховым? А если это ловушка?
– К черту ловушки! – взревел Шубин. – Вернись на землю, капитан! Хохлы ударили из САУ, похоже, с выступа в Кушнарах! Решили просто так пострелять, развлечься! Может, пьяные были, хрен их знает! Может, провокация, а завтра вылезут во всех СМИ – мол, наркоманы-террористы сами утюжат свою территорию! Не метили они в одинокого девяностолетнего старика! Разрушили церковь, где были люди, взорвали несколько частных домов вокруг церкви, в одном из которых жил мой дед! Не морочь мне голову, Никита, собирайся! Пойми, не могу я не поехать, это мой дед, отец моего отца, – сбавил тональность Шубин. – Давай, помощник, шевелись. В миссию ОБСЕ я уже позвонил, поедут с нами, чтобы зафиксировать обстрел. Трусы, конечно, те еще, но поедут, куда денутся?
Вроде прав был Шубин, но оставалось неприятное «послевкусие». Бронированный джип уверенно покорял просторы района. Две белые машины с аббревиатурой ОБСЕ едва поспевали за ним. Шубин на заднем сиденье пыхтел от злобы. Охранники настороженно смотрели в окна. Максим Агранов – горбоносый субъект с вьющимися волосами, мастер спорта по дзюдо, КМС по боксу – напряженно вертел баранку, подавшись вперед. Иногда на прямых участках дороги он утапливал педаль в пол, и машина неслась с такой скоростью, что так и подмывало разрешить взлет! Сзади сигналили белые машины – видно, пассажиры страшно боялись, что их бросят посреди этой нелюдимой местности. Турченко был весь в напряжении, ведь чувствовался подвох! Но в пути ничего не случилось. Таща за собой густые клубы пыли, колонна проследовала развилку, понеслась к возвышенностям, на которых раскинулась Вордовка. Через несколько минут они уже взбирались на холм. Остановка возле церкви, подходили какие-то люди, прибежал председатель сельсовета – взмыленный, взволнованный, с колтуном на голове, что-то зачастил. Высаживались представители ОБСЕ, что-то фотографировали, писали в блокнотах, с деланным участием покачивали головами – дескать, что поделать, обстрелы в наше время носят ритуальный характер. Джип покатил дальше – в медчасть, спрятанную в глубине дворов. Оттуда комбат вышел окончательно разозленный и подавленный. В бессильной ярости он сжимал и разжимал кулаки. Забрался в машину, следом за ним запрыгнули охранники. Снова Максим взял в карьер, промчался через всю деревню. Джип лихо затормозил у развалин церкви, где люди обступили тружеников ОБСЕ и едва не били им морды.
– Сволочи! – кричала женщина средних лет, потрясая кулаками под носом растерянного болгарина Кранчева. – Записывать приехали? Что ты там пишешь, ирод?! У меня сестру сегодня убили! Ты знаешь, что это такое – потерять родную сестру! Ишь, блокнотик у него!
– Мужики, гоните прочь этих лоботрясов! – орал кто-то из мужчин. – Они лишь для «галочки» на места обстрелов выезжают, неизвестно что фиксируют, а отчеты для своих хозяев все равно фабрикуют так, словно бы ничего и не было! Что, парни, свои по своим бьют?!
Женщина в белой каске с опухшим лицом и обесцвеченными волосами хрипло доказывала собравшимся на ломаном русском, что организация всегда проводит беспристрастное расследование и виновные обязательно будут наказаны. Люди злобно хохотали над ее словами, они не верили ни одному слову.
– А ну, ша, народ! – прокричал Шубин, врываясь в толпу. – Не обижайте этих добрых людей в гламурных белых касках! Они не виноваты, что такие ущербные! Виновные будут наказаны – это обещаю вам я, майор Шубин, командир батальона спецназа! У меня у самого тут сегодня деда убили, вы все его прекрасно знали!
Люди одобрительно загудели, стали подходить. А Турченко, мнущийся в отдалении, вдруг почувствовал неприятное жжение под лопаткой. Что за черт? Вновь гадкие предчувствия. Что-то не так. Он отступил за обломок вынесенной взрывом апсиды, начал сканировать глазами местность. Деревенские жители – человек тридцать, в основном бабы, но есть и мужчины, пара любопытных мальчишек (из тех, что любят разбирать неразорвавшиеся снаряды, чтобы посмотреть, что у них внутри). Белые каски нервно жались в кучку. Осанистый майор что-то вещал собравшимся жителям – Никита уже не вслушивался. Те же ритуальные заклятья – найдем, накажем, судить будем народным судом! В стороне стояли машины. Максим Агранов, дабы не тратить время, подкачивал колеса. Комбат в его услугах телохранителя пока не нуждался. Хватало двоих парней, они обступили Шубина и настороженно косили глазами, оберегая вверенное тело. С высоты, на которой располагалась церковь, просматривалось поле, заросшее всякой всячиной, за ним дорога. Старая ферма, чересполосица мелких лощин. Торчала водонапорная башня, при достатке воображения способная сойти за Пизанскую. Явно что-то выбивалось из контекста, интуицию не обманешь. Он вспотел, волнение зашкаливало.
– Майор, зачем вы с этими лжецами приехали? – спрашивал Шубина кто-то из мужчин, презрительно тыча подбородком в наблюдателей из уважаемой европейской организации. – Вы же знаете, они игнорируют то, что наши люди гибнут под обстрелами и бомбежками!
Шубин собрался возразить, мол, не все так плохо. И в этот момент в поле рядом с башней что-то блеснуло, и сразу все стало на свои места, Турченко прозрел! Какого черта! Именно ради Шубина, зная, что он приедет к погибшему деду, эти нацисты загубили десяток ни в чем не повинных душ! Эх, майор, столько воюешь, а еще не поверил в человеческую жестокость! Он рванулся к комбату.
– Майор, на землю! – взревел он страшным голосом. Выстрелов не слышал. Пуля вошла майору в теменную часть – он дернулся, взмахнул руками и рухнул ничком. Отпрянули стоящие рядом люди. Истошно завопила женщина, прижав к груди руки. Всполошились охранники. Они скинули с плеч АКС-74. Жители бросились врассыпную. Снайперы тоже не спали, их было как минимум трое, и они решили одним махом избавиться от возможной головной боли. Сначала выстрелил один – и охранник Шура Брянцев, рослый бородач, служивший в пограничном управлении ФСБ России, схватился за шею, словно оса ужалила, закачался и повалился боком. Второму – бывшему постовому из Артемовки Олегу Царицыну – не хватило мгновения, чтобы проделать спасительный прыжок. Он уже отрывался от земли, чтобы нырнуть за машину – пуля пробила висок, и ополченец кубарем покатился по земле, ломая кости, чего уже не чувствовал.
Ласточкой прыгнул к машине Максим Агранов, схватил АКС и тоже покатился, но, в отличие от Олега, живой и невредимый. «Пока перезарядят», – мелькнула мысль.
– Максим, за мной! Возьмем гадов!
Никита стряхнул с плеча свой АКС, рванул вниз по склону. Злость хлестала вместе с адреналином. Ну почему не взял с собой своих проверенных ребят?! Он перепрыгивал через канавы, буравил заросли бурьяна. Что-то свистнуло рядом с головой, он отбросил голову в сторону, машинально отметив, что пронесло, эти люди тоже ошибаются. Он петлял, стараясь это делать бессистемно, чтобы не попали с упреждением. Он видел, как ворочались в поле фигуры. Нечто бесформенное, сливающееся со средой, отползло от водонапорной башни, покатилось, подминая траву. Подобное образование отделилось от кустарника под холмом, бросилось бежать. На ферме что-то шевелилось.
«У них машина на дороге припрятана, – сообразил Никита. – Туда и намылились…»
– Максим, не дай им уйти! – проорал он через плечо. – Стреляй!
Быстро обернулся – Максим Агранов был парень башковитый, рухнул на колено, начал бить прицельными очередями. Хоть немного, но задержит их отход. Никита тоже стрелял на бегу, но без эффекта, для острастки. Он был уже в поле, уже путался в высокой траве. Временами паника пронзала – он не видел врага. Где эти упыри?! Но те снова возникали в поле зрения – бежали, пригибаясь, в маскировочных одеяниях, увертываясь от автоматных очередей. Турченко задыхался, ноги вязли в податливой глине. Но расстояние сокращалось, он был неплохим бегуном. Как почувствовал выстрел – нырнул в сторону, и пуля промчалась, едва не пропоров ему живот. За спиной Агранов методично выстреливал патроны. Трое в накидках уже сворачивали за угол заброшенной фермы. Вот мелькнуло лицо одного из них – мужик в годах, серьезный, сосредоточенный, морда, хоть тресни, не русская! Он запомнил эту морду на всю жизнь, впечаталась несмываемой печатью. Этот дядька обернулся, вскинул винтовку. Он действительно был опытным мастером. Сухо грянул выстрел. Никита пригнулся. Но стреляли не в него – в другой источник раздражения. Раздался вскрик – Турченко обернулся. Подстрелили Максима! Он даже бронежилет не надел, спешил! Выронил автомат, держался за грудь, вытаращив глаза, тужился, не мог продохнуть. Потом переломился, отправился со склона головой вниз… Никита завыл от отчаяния. Пять человек было в машине, он один остался! Твари!!! Выбил пустой магазин, вставил полный, побежал дальше, стреляя. Но наемники уже скрылись за фермой. Выскакивать из-за угла на открытое пространство глупо. Даже снайпером можно не быть, чтобы выстрелить в упор. Он бросился в траву, покатился по ней, пока не открылся нужный вид. Трое шустрых стрелков уже выбегали на дорогу, а из канавы водостока с ревом выбиралась пятидверная «Нива», заляпанная грязью. Номера не видно, нужно дважды обладать орлиным зрением, чтобы его прочесть на таком расстоянии.