– Яволь, пан Молочник, – шутливо отозвался Жерех.
– Тогда уж не «пан», а «герр», – поддержал шутку Вишневский.
Глава 4
Майора Войта, начальника объекта «Хоспис», в эту ночь терзали кошмары. Вишневский и Бунич укатили еще днем, вместе с ними убрался микроавтобус с автоматчиками, в тюрьме стало тихо.
Скотч кружил голову, и майору захотелось выпить еще. Он не отказал себе в маленьком удовольствии, опрокинул пару стопок, потом вызвал надзирателей и пообещал им, что если с него снимут шкуру, то он сделает то же самое со всеми, кто ниже его рангом, а то, что от них останется, под завязку набьет свинцом.
Угроза была не оригинальна, но надзирателей впечатлила. Войт был зол и страшен, налицо присутствовали все признаки алкогольного опьянения. Он брызгал слюной и орал как фюрер на трибуне. Мол, заключенных пальцем не трогать! Обо всех ЧП докладывать незамедлительно!
Майор вызвал Рысько и приказал от имени и по поручению полковника Вишневского отправляться на склады и получить новые матрасы с одеялами. Смету на ремонт захотелось пану полковнику? Будет ему смета, мать его за ногу!
В выпившем виде майор Войт не самым лучшим образом себя контролировал. Он уединился в своей комнате на первом этаже больничного здания, которая была ему и кабинетом, и спальней, и рюмочной, там и провел весь вечер.
Вроде кого-то привезли. Пришел Рысько, поморщился, увидев пьяного шефа, доложил, что автоматчики доставили еще одного заключенного.
– Сам разберись, – прохрипел Войт. – Посадить в камеру подальше от этих гавриков, чтобы не спелись. Давай, Коляша, чего уставился, ты сам все знаешь.
Он даже не вникал, кого и зачем доставили, прилег на кушетку… и проснулся, трезвый как богемское стекло, весь в холодном поту! Сон был такой, словно это происходило на самом деле, всего минуту назад.
Майор стоял у стенки, и несколько солдат целились в него из автоматов. Холодным блеском отливали глаза полковника Вишневского.
– За измену Родине, за трусость приговаривается…
Он хныкал, умолял пощадить, ползал на коленях.
Проснулся майор оттого, что телефон наяривал модный в этом сезоне хит «Никогда мы не будем братьями». Сон в руку! Войт похолодел. Звонил полковник Вишневский, тот самый отвратительный тип, который только что дирижировал его расстрелом!
– Просыпайся, майор, – с пренебрежением в голосе произнес полковник. – Через два часа в твои пенаты привезут важную птицу. Некий майор Борисов, новоиспеченный вражеский комбриг, бывший комбат. Он доставил нам немало хлопот. Обращаться со всей осторожностью. У этого парня сложный перелом ноги и большая кровопотеря. Добывай доктора где хочешь, но чтобы он к утру обработал парня. Помрет – вся ответственность на тебе. Я ясно выразился?
– Так точно, пан полковник.
– Подожди, ты что, пьяный? – Полковник насторожился, словно почувствовал удушливый запах перегара.
– Никак нет, пан полковник, – хрипло отозвался Войт. – Просто спал.
– Ладно. Бабу уже пристроили?
– Бабу?.. – Войт оторопел.
Ему на мгновение показалось, что он ослышался. Какую, на хрен, бабу?!
И вдруг до него дошло, что, пока он пьянствовал в одиночестве, в тюрьму доставили очередного сидельца. Рысько должен был его пристроить.
Ох, Леонид Васильевич, по краю ходишь, встанешь когда-нибудь к той самой холодной стенке! В наше время для этого не надо ни суда, ни следствия, практика повсеместная.
– Простите, не сообразил, пан полковник, – быстро нашелся Войт. – Все в порядке. Все заключенные находятся в своих камерах, спят.
– Да? – как-то недоверчиво проворчал полковник. – Ладно, майор, надеюсь, сегодня ночью твоя тюрьма не взлетит на воздух. Об ответственности я тебя предупредил.
Войт таращился на замолкшую трубку. В нем закипала злость.
«Перед кем пресмыкаешься? – спросил он самого себя. – Ты же целый майор СБУ, весьма важная персона! Непогрешимых людей нет, и полковник Вишневский не может быть белым и пушистым. Мы еще проверим, чем он занимался до Майдана! Это ты, майор, чист и светел, рулил исправительной колонией для особо опасных заключенных в Николаевской области, политикой не занимался, делал нужное для страны дело, преступному режиму, может, и подчинялся, но не прогибался под него! А кто ему не служил? Разве что бомж дядя Вася. А полковник Вишневский как пить дать молился на Януковича, душил ростки свободы и демократии, а теперь рядится в своего! Мы еще проверим, как он пережил люстрацию!»
Злость взывала к действию. Скотч в бутылке иссяк. Войт извлек из шкафа неприкосновенный запас коньяка и приложился прямо к горлышку, чтобы не делать лишних движений.
«Измельчал ты, майор, трусливым стал после Майдана, а ведь раньше был невозмутимым и вальяжным, да и пил меньше», – подумал он, плюхнулся за стол, озаренный светом лампы, и, пока не подействовал коньяк, набрал Рысько. Нечего храпеть в другом конце здания!
– Это Войт. Подъем, Коляша! Бери машину и дуй в Байдак или куда хочешь, хоть к черту на рога! Звонил Вишневский. Через два часа к нам доставят нового пациента. У него открытый перелом ноги, потеря крови. До рассвета здесь должен быть грамотный эскулап, а лучше бригада, со всеми необходимыми аксессуарами. Запугай их, пусть подпишут бумагу об ответственности за разглашение государственной тайны. – Войт прекратил разговор, не дожидаясь реакции подчиненного.
Парень исполнительный, все сделает. Он снова приложился к бутылке, для улучшения остроты зрения, так сказать.
Странное дело, оно действительно стало лучше. Во всяком случае, именно сейчас майор обнаружил тонкую папку, лежащую на краю стола. Она прибыла вместе с новым заключенным, Рысько бросил ее туда, а Войт даже ухом не повел.
Он придвинул поближе лампу, раскрыл папку. Сопроводительный документ был оформлен небрежно, о процессуальных нормах даже думать не приходилось. Некогда писать бумаги на врагов – они на каждом шагу.
Тепленко Татьяна Викторовна, тридцать четыре года, уроженка города Киева, там же и зарегистрирована. Отец – коммерсант среднего пошиба, работает в России. С патриотическими порывами неважно, возвращаться не собирается.
Протоколы допросов Войт просматривал бегло. Так, с отцом не общается. Ага, конечно, не рассказывайте нам сказки. Активистка одиозного пророссийского движения «Наш выбор». Имеются сведения, что была напрямую причастна к кассе этой гнусной конторы, в курсе поступлений денежных средств из России, заведовала бухгалтерией на пару с одним типом, которого нашли повешенным сотрудники СБУ, пришедшие за ним.
Войт усмехнулся. Теперь понятно, откуда у Вишневского такой интерес к арестантке и почему он определил ее именно сюда.
Майор невольно заинтересовался, быстро пробегал глазами по закорючкам и еле пропечатанным буквам.
Отрицает все обвинения, считает их наветами. В организацию вступила по глупости, после того как муж погиб на Майдане от шальной пули. Быстро одумалась, хотела выйти из нее, но это было как секта: шквал угроз, предостережений, ночные телефонные звонки. А то, что она заведовала какой-то кассой, – это вообще глупость!
Тем не менее дамочку взяли в Сумской области, когда до границы с Россией ей оставалось семь десятков километров. В ранце за ее спиной обнаружили увесистый брикет валюты.
При задержании она показала, что едет к брату, который живет в приграничном селе Гранитное. Родственник у Тепленко в указанном селе действительно имелся, но был весьма удивлен заявлением, сделанным ею. Сестру он не видел много лет, встречаться не планировал, патриот своей страны, представитель прогрессивного населения Украины, с предателями не общается, пусть они и близкие родственники!
У Тепленко от всех этих передряг, похоже, сдвинулась крыша. Периоды подавленности сменяются истерикой. Она по-прежнему все отрицает.
С фотографии на полупьяного майора СБУ смотрела миловидная особа с пухлыми щечками и пепельными кудряшками. Внизу живота у Войта что-то заурчало. Жена, с которой он худо-бедно прожил двенадцать лет, не заведя детей, сбежала от него три месяца назад. Просто поставила перед фактом, написав из Польши, мол, не ищи, не вернусь и вообще ступай к черту, мразь. Квартиру можешь оставить себе. Но если будешь дергаться, я ее заберу.
Майор не дергался, хотя пылал жаждой мести. Квартира была хорошая, в трех минутах от Крещатика, стоила бешеного бабла.
Позднее он выяснил, что его законная супруга захомутала богатенького польского коммерсанта, торговца подержанными автомобилями. Денег у того куры не клевали. Тетенька вполне могла обойтись без киевской квартиры, использовать ее в качестве гаранта собственного спокойствия.
Велик был соблазн обвинить эту суку в государственной измене, но коллеги не поняли бы такого тонкого хода. Майор смирился. Его зарплаты хватало на проституток. Но их не имелось в этой глуши, где он безвылазно сидел вот уже несколько недель.
Войт отхлебнул еще. Угрозы полковника Вишневского сделались далекими и расплывчатыми. Он вышел из комнаты, миновал коридор, холл, озаренный бледным электрическим светом. С обратной стороны напротив окна колыхался силуэт часового.
Майор спустился в подвал, где на посту перед тюремным отделением страдал от безделья и заразительно зевал невысокий и пухлый надзиратель Лемех. Тот встрепенулся, обнаружив спускающегося начальника, собрался что-то доложить.
– Открывай! – Войт махнул рукой.
Надзиратель с завистью потянул носом, отпер подвал. Загорелась лампочка над дверью, но толку от нее не было, и майору пришлось вооружиться фонариком.
Он приказал Лемеху остаться под дверью, а сам побрел по проходу. Журналист и бывший депутат Верховной Рады спали. Один стонал во сне, другой хрипел и кашлял.
Войт подавил в себе желание поднять их и надавать тумаков, поволокся дальше. Алкоголь ударил не только в голову, но и в ноги. Его постоянно куда-то заносило. Хрюкнул Лемех за спиной. Какое-никакое, а развлечение. Войт огрызнулся через плечо, схватился за решетку, чтобы не упасть.
Женщину поместили в последнюю камеру слева. Он добрел до места, направил луч света на решетку. Прозвучал прерывистый вздох. Зашевелилось одеяло на нарах, показались испуганные глаза, спутанные волосы. Женщина хотела привстать, но передумала и снова закуталась в одеяло.
Войт ухмыльнулся. Его настроение, как ни странно, поднималось. Он продолжал светить фонарем. Женщина уже понимала, что этот тип пришел по ее душу, а не просто проходил мимо.
– Тепленко Татьяна Викторовна? – немного спотыкаясь, но в целом вполне разборчиво сказал Войт. – Поднимитесь, если не сложно.
Женщина поднялась. Она продолжала кутаться в одеяло, натянула его на голову наподобие платка. Сходство с фотографией имели только ее глаза, большие и жалобные. Она дрожала, обняла себя за плечи. Щеки ввалились, кожа была серой, как у покойницы, волосы висели спутанной паклей. Но в целом фигура ничего, и лицо претендовало на симпатичное, пусть и с натяжкой. Женщина выглядела потрясенной, так и не могла свыкнуться со своим теперешним статусом.
– Пожалуйста, – пробормотала она. – Я ничего не сделала…
Ей не дали переодеться. Она была в мятом, перепачканном джинсовом костюме со следами засохшей крови. Видимо, в этой одежде ее и взяли.
– Трудно вжиться в новую роль, Татьяна Викторовна? – спросил Войт и улыбнулся. – Вон куда занес вас ветер перемен. Сами виноваты. – Он продолжал поедать ее глазами.
Женщина съежилась под плотоядным взглядом, слезы заблестели в красивых глазах.
– Пожалуйста, я ни в чем не виновата, – прошептала она. – Я давно во всем раскаялась, все сказала.
– Вот об этом, Татьяна Викторовна, мы с вами и поговорим, – вкрадчиво пробормотал Войт. – Сколько вам нужно времени, чтобы прихорошиться? Пяти минут хватит? Мы просто побеседуем, не пугайтесь. – Он повернулся и начал удаляться по коридору.
Обескураженная женщина, подрагивая, смотрела ему вслед.
– Через пять минут приведешь эту сучку ко мне, – буркнул майор, проходя мимо Лемеха.
– Понял, пан капитан. – Надзиратель похотливо подмигнул. – Что, хочется с хорошенькой девушкой куда-нибудь сходить?
– А ты найдешь мне здесь такую? – осведомился Войт. – Отставить разговорчики! Заняться больше нечем?
Надзиратель доставил арестантку через семь минут. Он явно не удержался, прислонил где-то в коридоре к теплой стеночке, но волю дал только рукам. Трезвая голова надавила на тормоз. Лемех втолкнул ее в помещение, скабрезно ухмыльнулся и был таков.
Внимательный глаз мог бы подметить, что на кушетку в дальнем углу майор набросил относительно чистую простыню. На столе появились два стакана, наполненные бесцветной, но очень пахучей жидкостью.
Женщина переминалась, тоскливо смотрела себе под ноги.
– Присаживайтесь, Татьяна Викторовна, не стесняйтесь. – Войт кивнул на стул по другую сторону стола.
Он делал вид, что увлеченно изучает содержимое папки, а сам украдкой поглядывал на узницу и уже заводился. К черту полковника Вишневского с его нелепыми приказами! Он же не собирается убивать эту сучку! Пусть порадуется змеюка, подрывающая территориальную целостность и суверенитет Украины!
Женщина села, продолжая обнимать себя за плечи. Скромница, надо же! Ее личико побледнело от страха. Она исподтишка косила глазами по сторонам.
– Давайте знакомиться, Татьяна Викторовна. – Войт вальяжно откинулся на спинку стула. – Можете звать меня Леонид. Для друзей – Леня, но мы еще не подружились. Вы же хотите заручиться моим расположением?
– А как? – Она вскинула голову.
«Кверху каком», – подумал Войт и прыснул, но тут же сделался серьезным и отодвинул папку.
Он соорудил максимально трезвый, сосредоточенный взгляд, насколько позволяло его состояние и время суток.
– Давайте побеседуем, Татьяна Викторовна. Из протоколов допросов следует, что при задержании у вас изъяли крупную сумму денег. Множество неопровержимых улик указывало на то, что вы знаете, где хранятся средства вашей организации. Возможно, это банковские счета, или же где-то под обрывом зарыта кубышка. – Губы майора стали невольно расползаться до ушей.
Неблагодарное это занятие – корчить из себя трезвого.
– Но я ведь все уже рассказала. – Личико женщины жалобно скуксилось. – Я ничего не знаю ни о каких деньгах. Сумма, которую у меня нашли, получена с продажи моей квартиры на Оболони. Все легко проверить.
– Вы хотели бежать с Украины? – Войт еще не решил, каким он будет полицейским, добрым или злым.
– Это было малодушие, слабость. – Женщина низко наклонила голову. – Мне угрожали, постоянно упоминали отца. Да, он работает в России, женился на жительнице Петербурга, но я не имею с ним ничего общего. Почему-то никто не вспоминает моего мужа, погибшего на Майдане. Он был в числе мирных демонстрантов на Банковской, когда в них с верхних этажей отеля стали стрелять.
– Стреляли ваши союзники, – вкрадчиво сказал Войт. – Сволочи из подразделения «Беркут».
– Не знаю, кто стрелял. – Татьяна вздохнула. – Илье попали в голову, он умер, не доехав до больницы.
– Ваш муж герой, – продолжал гнуть свою линию майор. – А вы – нет. Не надо прикрываться мужем, Татьяна Викторовна. Если уж на то пошло, неизвестно, с какой целью ваш муж вышел в те судьбоносные дни на Банковскую.
Женщина снова опустила голову, заплакала. Войт придвинул ей стакан:
– Пейте. Есть еще один способ добиться моего расположения.
– Что это? Какой способ?
– Неважно, Татьяна Викторовна, пейте. Это лекарство. Разберемся со способом.
Женщина поколебалась, поднесла к носу стакан, понюхала, передернула плечами.
– Залпом! – скомандовал Войт.
Он перестарался, черт возьми. Женщина ойкнула, разжались пальцы, держащие стакан. Вылилась горилка, разбилась вдребезги посудина. Ох уж эти безрукие бабы! Столько добра извести!
Раздосадованный майор залпом проглотил свою дозу, справился с огнедышащим выхлопом, занюхал рукавом и плотоядно воззрился на женщину. Она смотрела на него со страхом.
– Ну и все, крошка. Прелюдию мы прошли, хочешь ты того или нет. – Он вскочил со стула, обогнул стол и схватил Татьяну за плечи.
Она завизжала от ужаса, стала вырываться. А Войт уже чувствовал себя готовым на невиданные сексуальные свершения, перехватил ее одной рукой за волосы, другой за горло, сжал, дабы интереса больше было.