— Живет твой трефовый король на чужой стороне… Галя видит, Галя знает, Галя никогда не обманывает… — Цыганка на мгновение зажмурилась, словно хотела получше представить «трефового короля». — Ой, что я вижу! Одни пиковые карты вокруг. Аж в глазах рябит. Одни враги у него и смерть за плечами висит… Ох, трудно теперь королю треф, ох, тяжело! И никакого просвета не видно… Дай денежку, я тебе дальше скажу, что будет! Дай, сколько не жалко, — наворожу, и все хорошо закончится!
Оксана вновь расстегнула застежку бумажника…
— Дай, дай Гале, не жалей! Всю жизнь потом Галю вспоминать добрым словом будешь, всю жизнь судьбу благодарить, что ее на пути-дорожке встретила! Галя все знает, Галя все видит, Галя ворожить умеет… Все у трефового короля образуется. Вернется из казенного дома по светлой дороге, богатым будет, счастливым будет…
И вновь стеганула Оксану взглядом, как палкой.
Удивительно, но каких-то пяти минут, которые девушка провела рядом с вымогательницей, оказалось достаточным, чтобы воля ее была полностью парализованной. И потому, когда грязная рука с ногтями, крашенными ярко-алым лаком, как бы невзначай выхватила у девушки кошелек, она не сразу поняла, что произошло…
— Мои деньги! — вскрикнула Оксана, когда кошелек исчез в складках Галиной юбки.
— Иди, дорогая, иди, жди своего короля, — негромко затараторила цыганка, поднимаясь со своего места и забирая лежавшего рядом запеленатого ребенка. — Я тебе всю правду сказала, что было, что есть, я тебе наворожила, чтобы все хорошо закончилось. Иди и никому не рассказывай, что я тебе говорила. Не рассказывай, иначе ворожба не сбудется, наоборот, только хуже станет!
— Но вы… все мои деньги забрали! — повторила девушка, медленно осознавая, что денег у нее больше не осталось ни копейки, и вскрикнула тоненько: — У меня больше ничего нет! Мне домой не на что уехать! Мне жить не на что!
А цыганка, прижимая к груди завернутого в грязное одеяло младенца, уже спешно пробиралась через толпу. Оксана, вне себя от досады и обиды, последовала за ней. Миновав людный участок у входа на рынок, Галя, расталкивая прохожих массивными плечами тяжеловеса, торопливо двинулась в сторону мусорных контейнеров. Еще метров тридцать-сорок — и она окажется в бесконечном лабиринте пятиэтажек-«хрущевок», зайдет в первый попавшийся подъезд, и ищи потом… Оксана прибавила шагу. Оглянувшись через плечо, цыганка небрежно сунула сверток с ребенком под мышку и, подобрав полу длинной юбки, побежала.
До ближайшей пятиэтажки оставалось не более десяти метров, когда в проходе между домами неожиданно вырос знакомый мужской силуэт. Девушка вскрикнула: это был Илья…
Оксана даже не удивилась тому, что он оказался в нужном месте и в нужное время, — таково было ее безграничное доверие к Дембелю, таково было ощущение надежности, которое он внушал…
— Дорогая, зачем ты от той девушки убегаешь?! — Решительно шагнув навстречу Гале, Дембель крепко взял ее под локоть.
Цыганка попыталась было вырваться, но тщетно — незнакомец сдавил руку словно стальными клешнями.
— Чего надо? — окрысилась ворожея, безуспешно пытаясь вырваться.
— Ничего… Постой пока тут, — приказал Корнилов, улыбаясь мертвой улыбкой; скулы его заострились и побледнели.
Спустя несколько секунд запыхавшаяся Оксана подбежала к Корнилову и цыганке, плененной им.
— Илья?
— Ксюш, чего это она от тебя удирала так быстро? — щурясь против солнца, поинтересовался Дембель с подчеркнутым спокойствием.
— Она деньги мои украла! Все, что были! — запричитала девушка безо всякой надежды получить деньги обратно.
— Врет она все! — с вызовом в голосе затараторила цыганка, прижимая одеяльный сверток к бесформенной груди. — Первый раз эту девушку вижу, никаких денег я не брала, ничего не знаю!
— Слышь, ты, Земфира гребаная… Деньги давай! — В голосе Ильи послышались металлические нотки. — Деньги верни. Я тебя просто так не выпущу! Не дергайся, тетя, не дергайся — в городе красные!
Галя решила пойти ва-банк. Сплюнула жвачку и, раскрыв рот пошире, набрала полные легкие воздуха.
— Люди добрые, помогите! Бедную беженку грабят, последнее отымают!
— Деньги верни, скотина! — Рука Ильи еще сильней сжала локоть цыганки.
— Люди добрые, этот бандит несчастную женщину ограбить хочет! — продолжала надрываться Галя и, неожиданно обернувшись к Оксане, сделала страшные глаза: — Скажи своему хахалю, чтобы меня отпустил… А то сглажу!
И быстро-быстро забормотала бессвязную чушь:
— Два валета налево, два валета направо, две десятки над головой, две шестерки в ногах… три луны в небе взошли, три собаки с цепи сорвались, полынь горькая в поле расцвела, дама пик бьет короля червей, дама пик всех сильней…
— Илья… — на выдохе прошептала девушка с явным испугом.
— Люди добрые! Помогите! Спасите! — Поняв, что молодой человек вряд ли поверит в «сглаз», Галя заголосила еще истошней: — Убивают! Грабят! Насилуют! Милиция! Что же вы стоите, молодой человек, милицию скорей позовите! Пожилую женщину, такую, как ваша мать, ограбить и изнасиловать хотят, а вы стоите!
А неподалеку уже собирались первые любопытствующие, привлеченные скандалом. Пожилая тетенька с помятым молочным бидоном в руке, кряжистый мужик в дешевой турецкой кожанке, несмотря на утро, уже явно выпивший, вертлявый юноша в ондатровой шапке, с красными, словно накрашенными губами…
А цыганка, продолжая бить на сочувствие охочей до зрелищ публики, причитала с интонациями трагической актрисы:
— Люди добрые, чего же вы стоите! Меня грабят, насилуют, кошелек хотят отобрать, последние деньги, ребенка кормить нечем! Шла себе тихо, сыночка в ясли несла, никого не трогала, а тут эти вымогатели налетели…
Кряжистый отреагировал первым. Приблизившись к Корнилову, он осторожно, словно боясь нарваться на мгновенный отпор, тронул его за плечо.
— Слышь, мужик, отпусти бабу. На хрена она тебе сдалась?
Илья взглянул на подошедшего через плечо.
— Чего?
— Бабу, говорю, отпусти.
— Она у меня деньги украла! — в сердцах выкрикнула Оксана в сторону густеющей толпы.
— Эта шалава подзаборная все врет, не брала я у нее никаких денег!
— Мужик, иди куда шел, — посоветовал Дембель сердечно.
— Милицию надо позвать! — осенило тетеньку с помятым молочным бидоном.
— А вон и менты! — Повертев головой, красногубый юноша заметил идущий по другой стороне улицы наряд милиции и закричал, замахал руками: — Товарищи милиционеры, сюда, быстрей!
К счастью, товарищи милиционеры были слишком далеко, чтобы услышать этот призыв.
А нахальная цыганка, ощущая все возрастающую поддержку, извлекла свой последний козырь:
— Мне и так жить не на что! Я беженка, из Чечни, сюда с трудом пробралась…
— Из Чечни, говоришь? — высек Дембель зло.
— Везде русских людей обижают! — вконец обнаглев, заявила цыганка.
— И где же ты в Чечне жила, а? В каком городе? — Илья был донельзя рассержен такой наглой ложью.
Любопытствующих становилось все больше. Однако никто не спешил помочь обираемой «беженке из Чечни». То ли потому, что по крайней мере половина собравшихся уже видела сегодня этого «русского человека» рядом со спиртзаводским рынком, то ли потому, что не терпелось узнать, чем все это закончится…
— Так где ты в Чечне жила? — с ледяными интонациями повторил Дембель.
— В этом… как его… — не учившаяся в школе Галя замешкалась, она явно не знала ни единого населенного пункта Ичкерии.
— В этом — в чем?
— Контуженная небось… Совсем память отшибло! — предположил из толпы некто.
— Да это жена того самого цыгана с трубкой, который на машине нищих по городу развозит! — заявил кто-то очень осведомленный.
— Житья от них нет… Честное слово! — отозвалась тетенька с помятым молочным бидоном.
Симпатия к «незаслуженно обиженной беженке» мгновенно сменилась насмешкой, о поддержке, даже моральной, больше не могло быть и речи. Для Корнилова это означало одно: чтобы возвратить деньги, необходимо окончательно повергнуть расположение толпы в свою сторону.
Неожиданно Дембель отпустил Галин локоть. Но ненадолго: видя, что цыганка пытается скрыться, Илья ловко выхватил из ее рук сверток с «ребенком» и, сбросив в лужу талой воды одеяльные лохмотья, поднял над головой большую куклу.
— Так какого ребенка ты в ясли несла, беженка ты моя? — спросил он.
Увидев, что ребенок — никакой не ребенок, а всего лишь детская кукла, публика отреагировала на редкость весело.
— И от кого это она таким чадом забрюхатела, а? — давясь от смеха, спросил красногубый юноша.
— Наверное, цыгану своему с резиновым хером изменяет, вот от кого! — предположил кряжистый мужик в турецкой кожанке.
— Что делается, что делается! — искренне поразилась тетенька с молочным бидоном. — А я-то думала — действительно несчастная женщина, ребенка кормить нечем… Сама ей час назад два рубля дала. А она…
— В милицию надо сдать, — посоветовал сочный мужской бас, — пусть ей за попрошайничество и приставание по полной программе вкатают!
— Думаешь, она с мусорами не делится?
А Дембель, бросив ненужную куклу себе под ноги, резко завернул Галину руку ей за спину, да так сильно, что цыганка взвизгнула от боли.
— Где деньги?
Положение мошенницы было проигрышным, даже она сама осознала это отлично. Сунув свободную руку куда-то в бесчисленные складки юбки, цыганка медленно, словно нехотя, извлекла потертый дерматиновый кошелек.
— Твой? — резко обернувшись к Оксане, спросил Корнилов.
— Ага…
— Держи.
Девушка выхватила кошелек из рук ворожеи так, будто боялась ожечься.
— Деньги пересчитай, — последовала команда.
Оксана зашелестела купюрами.
— Ой, как же я забыла… Она у меня еще до того, как кошелек забрать, шестьдесят рублей выцыганила!
— Где остальное? — Резкость движений Корнилова не оставляла Гале никакой надежды.
— Ой, руку не крути, больно же! В юбке, в левом кармане… Сверток целлофановый.
— Достань.
Спустя несколько секунд Галя, страшась, чтобы не случилось чего похуже, протянула Илье сверток. Пакет был тяжелый — видимо, за счет металлической мелочи, которую сердобольные граждане надавали «несчастной беженке» под ребенка.
— Ксюха, забери, — кивнув девушке, приказал Корнилов.
Та засмущалась.
— Так ведь она мне только шестьдесят рублей должна…
— Все забирай.
— Илюша, нехорошо брать чужое. Я свои шестьдесят рублей возьму, а остальное…
— А я сказал — все! — с командными интонациями произнес Дембель.
Галя немного осмелела — недавняя пострадавшая оказалась слишком совестливой, и это могло сыграть на руку цыганке.
— Грабите? — чуток повысила голос Галя.
— Экспроприируем, — отозвался Илья.
— А вот за это ответишь, — с неожиданной агрессией окрысилась та.
Глаза Дембеля загорелись озорным весельем — он уже знал, чем именно заткнет хлебало этой грязной мегеры.
— Короче, так. Если чего не нравится — к Сникерсу своему обращайся. Я от него. Все, Кармен, вали отсюда, и чтобы я тебя больше тут не видел…
Через несколько минут Илья и Оксана, даже не оглядываясь на любопытствующих, по-прежнему окружавших место происшествия, двинулись в ближайший дворик. Дорожка, протоптанная в подтаявших сугробах, была узкой: Корнилов шел впереди, девушка — за ним. Взгляд Оксаны прожигал затылок Ильи. Несомненно, Димина сестра искренне осуждала последний поступок Дембеля…
— …Как ты там оказался?
— Как, как… Перед тем как в центр ехать, решил все-таки к нашему дому подскочить. Хотя бы на окна взглянуть — висят шторы, не висят… Если не висят — значит, стариков моих те гады уже выгнали.
— И что?
— Еще на месте…
Сидя на шаткой, темной от влаги скамеечке у подъезда облезлой «хрущевки», Илья сосредоточенно курил. Несмотря на то что история с цыганкой закончилась вполне благополучно, настроение было скверным — то ли потому, что закончиться она могла куда хуже, то ли потому, что Оксана по-прежнему втайне осуждала Илью…
— Папу с мамой предупредил?
— Почти. Встретил случайно соседа нашего, Сергея Михайловича. Хороший такой старик, отставной летчик-истребитель, в пятидесятых годах в Корее воевал. Я еще когда в младших классах учился, он мне модели самолетиков делал, — печально улыбнулся Илья. — Ну, и попросил, значит, чтобы он к матушке моей подошел, сказал, что я жив-здоров… А на обратном пути вижу: цыганка какая-то убегает и ты за ней. Я все и понял…
Докурив сигарету, Дембель бросил окурок в лужу. Поднялся, протянул Ксюше руку.
— Ну что — вперед?
…В тот день Илья и Оксана искали безногого Митечку почти до вечера. Они побывали на всех точках, о которых рассказывал Ковалев.
Но, увы, поиски оказались тщетными.
Мити не было ни у Петропавловского собора, ни на паперти Екатерининской церкви, ни у входа на кладбище, ни у Колхозного рынка, ни на вокзалах.
Это могло означать или то, что цыган решил избавиться от опасного инвалида, продав либо обменяв его на другого «батрака», или то, что Дима заболел и временно выбыл из обоймы Яшиных попрошаек.
— Неужели мы его не найдем? — сокрушалась девушка, с трудом сдерживая слезы.
— Главное — не отчаиваться. Главное — искать, — без устали повторял Илья, хотя и сам постепенно утверждался в мысли: слова эти — не более чем самоуспокоение…
Глава 11
Небольшой стильный коттедж на окраине города в то ясное морозное январское утро выглядел настоящим сказочным домиком. Алела из-под снега черепичная крыша, чугунная решетка отбрасывала на подтаявшие сугробы неестественно огромные тени, плакали под пригревшим солнцем причудливые сталактиты сосулек…
В старых, любимых с детства сказках в таких вот домиках живет или добрая фея, или хороший волшебник, которых можно попросить исполнить самое заветное желание.
Но это впечатление было обманчивым. В коттедже под черепичной крышей, обнесенном чугунной решеткой, жил не волшебник и не фея, а обыкновенный человек — правда, в понимании многих, достаточно всемогущий. И Сникерс, сидевший в рабочем кабинете этого человека вот уже полтора часа кряду, очень надеялся, что он пойдет ему навстречу и исполнит его желание — самое заветное на момент беседы…
Сергей Гладилин встретил Жору довольно приветливо. Несколько ни к чему не обязывающих вопросов о текущих делах, предложение выпить с дороги чаю или чего-нибудь покрепче, ритуальная фраза «чувствуй себя как дома»…
Но на самом деле визит гостя удивил и насторожил Шашеля. По крайней мере, еще перед встречей Гладилин сделал для себя некоторые предварительные выводы, и теперь по мере продвижения беседы к кульминации все больше и больше убеждался в собственной правоте.
Сникерс напросился на разговор сам, подчеркнув при этом, что представляет не интересы Злого, а свои собственные (в противном случае Шашель не согласился бы на встречу с человеком заведомо младшим по рангу и положению). Стало быть, отношения с Васей у него не ахти — это раз.
Гость приехал один, без пацанов, а это значит, что разговор будет строго конфиденциальным. Да и слова о том, что Жора хочет предложить нечто конкретное, говорят о многом…
Сведя первое и второе воедино, нетрудно догадаться, какого рода будет это самое предложение: по всей вероятности, правая рука Васи Злобина намерена сдать своего благодетеля с потрохами.
Что ж, все правильно — предают только свои…
Сперва разговор не клеился. Сникерс чувствовал себя явно не в своей тарелке. Мял толстыми пальцами шнуровку куртки, нервно затягивался сигаретой, грыз заусеницы, ерзал в кресле. Но Шашель и не торопил его — если уж приехал сюда, то сам рано или поздно начнет…
И Жора начал — правда, голос его сперва звучал очень тускло.
— Такое дело, Сергей… — с полным осознанием своей роли просителя произнес он, потупив взор. — Я к тебе сам по себе приехал, Вася не при делах, у него в жизни свой интерес, у меня свой.
— Вот как? — деланно удивился хозяин. — А я думал, интересы у вас общие…