Торопился отчаянно: сразу двумя ногами нервически тыкался в одну штанину, обе руки пытался просунуть в узкий рукав рубашки — все под шипение Далилы и треск рвущейся ткани. Потом, крадучись, заспанный, неумытый — не одетый, а собранный на живую нить — пробирался в прихожую своей же родной квартиры. Далила, косясь на дверь комнаты сына, сопровождала Матвея тычками-пинками. У вешалки, увидев новую куртку Дмитрия, она не совладала с нервами и в отчаянии зашипела:
— Ну что ты возишься, черт возьми, давай поскорей, поскорей!
Матвей виновато развел руками:
— Как поскорей? Не пойду же раздетым.
— Так одевайся и уходи, — едва не плача, приказала она.
Матвей рассердился:
— Во что одеваться? Моей куртки-то нет!
— А где же она?
— А фиг ее знает!
— Куда ты ее засунул?
— Я ночью повесил на вешалку.
Зная аккуратность Матвея, Далила заподозрила неладное и на цыпочках проследовала к детской. Осторожно просунув нос в дверь, она изумленно воскликнула:
— И куртки нет, и Димки нашего нет!
Матвей мгновенно прозрел:
— Значит, Димка и ушел в моей куртке.
Она поразилась:
— Зачем?
— Видимо, спешил и в темноте перепутал.
— Куда о" спешил?
— Не хотел нас смущать, решил дать нам свободу, неужели не ясно, психолог, — раздраженно отмахнулся Матвей и горестно вопросил:
— Лучше скажи, в чем я теперь пойду на работу?
Не замечая вопроса, Далила схватилась за голову и испуганно запричитала:
— Ужас какой! Димка нас видел! Лежащих в постели! Голых! От стыда подальше ребенок из дому ушел!
В дождь! Ночью!
— А она убивается! — подивился Матвей. — Нашла, квочка, время. Можно подумать, я не ночью к тебе пришел, и не в дождь. И совсем не растаял. Лучше скажи, что делать с курткой?
Она рявкнула:
— Знаешь что, обзывай квочкой Ирину свою долговязую, а меня уже все, отобзывался!
Он деловито кивнул:
— "Понял, а с курткой что делать?
— А с курткой нечего делать, у тебя ее нет!
— Вот именно! Так в чем я пойду?!
— Димкину старую надевай, — зло предложила Далила и снова загоревала:
— Ужас какой, Димка нас видел!
Матвей, обреченно вздохнув, потянулся к вешалке:
— Придется в старой Димкиной топать.
Потом они долго смеялись над тем, как потешно сидела на крепком Матвее куртка стройного сына.
— У тебя изумительный пузик торчит, — тыча пальцем в его слегка раздобревший живот, заливалась Далила.
— Какой пузик? Я строен, как кедр, — поспешно вытягиваясь, не соглашался Матвей.
Но в конце концов, покрутившись у зеркала, он сделал неутешительный вывод:
— Да-а, тяжелею, старый я мерин.
Далила вдруг перестала смеяться и с обидой ему возразила:
— Мерин, да, но вовсе не старый.
Матвей спохватился:
— Прости, я забыл, что мы как бы ровесники.
— Какие ровесники! Ты старше меня на целых три года, — проговорила она и указала на дверь:
— Все, уходи. Больше видеть тебя не желаю, глупого и скандального.
Выходил он с сентенцией:
— Видеть она не желает. А зачем тогда позвала?
Далила отрезала:
— Чтобы дождаться, когда ты уйдешь, и снова почувствовать себя до жути счастливой!
И, показав Матвею язык, захлопнула дверь.
Проводив бывшего мужа, она, разбитая и помятая (не выспалась катастрофически!), поплелась на кухню: завтракать и сочинять историю сыну.
"Скажу, что у Матвея ночью поломалась машина, — лениво прожевывая бутерброд, закручивала сюжеты Далила. — Нет, лучше скажу, что он проходил мимо и на него напали разбойники…
Ночью? Мимо? Матвей? Проходил?
Тем более что я не знаю, когда Димка лег спать.
Вдруг прямо перед моим приходом? Нет, про разбойников не годится".
Творческий процесс завершить не удалось — помешал телефонный звонок.
Далила встрепенулась, почему-то подумав: «Это Андрей!»
Мысленно поправив себя: «Не Андрей, а Верховский», — она поспешно схватила трубку и остолбенела.
Это был не Верховский, а его сестра, Наташенька Замотаева.
— Простите, я вас не разбудила? — фальшиво смущаясь, спросила она.
— Нет, а почему вы так рано звоните? — удивилась Далила. — Что-то случилось?
— Да.
— Что же?
В ответ длинная пауза. И еще раз:
— Да.
И еще одна пауза, а после протяжного вздоха манерная жалоба:
— Ах, я всю ночь не спала, ах, я так волновалась, переживала…
Далила сердито ее перебила.
— Андрей сегодня звонил вам? — спросила она.
И снова подумала: «Ну почему же Андрей? Для меня он Верховский. И точка! Ну, в крайнем случае Андрей Викторович».
Замотаева тем временем переполошилась. Демонстрируя истинные чувства, а не бутафорские, она завопила:
— Звонил? Андрюша должен был мне позвонить?
Почему? Что с ним случилось? Вы его видели? Когда?
Как он?
«Значит, не обманул», — вздохнула с облегчением Далила.
Расставаясь, она взяла с него обещание, что никто не узнает об их поездке за город — даже родная сестра.
И Верховский обещание выполнил, хотя теперь уже точно знал, что Наташа ему лгала: в леске за дачей Морковкиной тайком от него стреляла из пистолета, который якобы давно утонул.
Далила подумала: «Представляю, сколько вопросов у него появилось в связи с этим открытием, а он, расставаясь, был спокоен».
Ах, какое там «спокоен»! Ах, как они расставались!
У него вертелось на языке «я вам позвоню», у нее — «ни в коем случае не звоните, не надо». Он хотел проводить ее до квартиры, она не позволила, демонстрируя холодность, он задохнулся, дышал…
Не дождавшись ответа на обойму вопросов, Замотаева прервала ее размышления.
— Далила Максимовна, я к вам взываю, как к последней надежде, нам нужно встретиться, срочно, — с манерной мольбой попросила она.
— Как срочно?
— Прямо сейчас.
— Я согласна. Где?
Наташенька помялась и жалобно попросила:
— Пожалуйста, приезжайте ко мне.
— Немедленно еду, — пообещала Далила.
Глава 26
Возвращая трубку на телефон, Далила с усмешкой подумала: «Здорово моя Елизавета Наташеньку напугала».
Выходя из квартиры, она поежилась: «А что, если это ловушка?»
И мгновенно отбросила мысль: «Ерунда».
И тут же себя успокоила: «На всякий случай позвоню Женьке, сообщу, куда направляюсь».
Уже в дороге, набирая номер племянника, Далила вспомнила про пули, лежащие в сумочке, и звонить передумала — изменила маршрут.
«Заскочу к Женьке на Просвещения, разбужу собачонка, а потом — к Замотаевой», — решила она.
Евгений, против ее ожиданий, не спал, но и тетке он не обрадовался.
«Ее „светлость“ принимает в постели», — догадалась Далила и со зловредной уверенностью (подспудная ревность — и у психоаналитиков есть подсознание) проследовала в гостиную.
Бонд почапал за ней, не зная, как остановить нашествие родственницы.
— Ты почему без звонка? — бубнил он, старательно прикрывая перед любопытным взглядом Далилы дверь спальни.
— А что? — с вызовом спросила она.
Евгений пожал плечами:
— Я не один.
— У меня к тебе срочное дело, касающееся Наташеньки Замотаевой, — громко (специально «ее светлости») произнесла Далила.
Бонд испуганно шикнул: «Тише ты!» — и потащил тетку на кухню.
— Ты что, нарочно вопишь? — спросил он рассерженно, старательно прикрывая облупленную дверь.
— А что за секреты? — удивилась Далила. — Впрочем, если у тебя в спальне Морковкина…
Бонд возмутился:
— Сколько можно?! Тебе не надоело?!
— Ладно, не злись, — рассмеялась она, осторожно извлекая из сумочки пули. — Лучше посмотри, какая из них от «ТТ»? Я не очень-то разбираюсь.
Евгений выбрал нужную пулю и скептически сообщил:
— Эта. И что из того? По-прежнему в «пинкертонов» играем.
— Да ладно, — подмигнула ему Далила, — не беспокойся, я не только за этим приехала.
Бонд хмыкнул:
— Я надеюсь, что тебя ко мне в восемь утра привело нечто серьезное.
— Серьезней некуда, — сообщила она. — У меня есть подозрение, переходящее в уверенность, что эта пуля была выпущена из того самого пистолета, из которого застрелили Машу Верховскую.
Евгений вытаращил глаза:
— А где ты пулю взяла?
— Долго рассказывать, — отмахнулась Далила. — Я хочу, чтобы ты срочно поднял свои милицейские связи и проверил, так ли это на самом деле.
Он поразился:
— Ну ты даешь! Сколько лет-то прошло?!
— Много, — уклончиво (чтобы его окончательно не испугать) сообщила Далила.
— Вот именно. Дело Верховской в архиве давно, или как там это у них называется. Думаешь, это просто, неофициально его поднять.
— Нет, я так не думаю. Было бы просто, обошлась бы своими силами. Да и не надо ничего поднимать;
Всего лишь найди пулю в «вещдоках», и сверь с той, что у тебя. Если обе выпущены из одного пистолета, значит, Замотаевой не отвертеться. Машу убила она.
— Что значит, сверь? Я не специалист.
— Найди специалиста.
Бонд подумал с минуту, с хрустом поскреб в затылке и нервно сказал:
— Сделаю, но будут расходы.
Далила потрепала его по вздыбленной шевелюре и ласково сообщила:
— Ты мой самый любимый племянник.
Он уточнил:
— Я твой единственный.
— Правильно, поэтому помоги мне, больше ведь некому. А расходы я оплачу.
Кивнув на дверь, Далила со змеиной улыбочкой пояснила:
— Оплачу расходы по пулям, конечно, а не по девочкам.
— Ну ты и язва, — добродушно отметил Евгений.
Далила напомнила:
— Мы с тобой одной крови: ты и я.
Бонд покачал взлохмаченной головой:
— Уж не знаю, радоваться мне или плакать.
Деловито поковырявшись в ящике стола, он протянул ей карандаш и блокнот:
— На, пиши.
— Что писать? — удивилась Далила.
— Все. Где это дело велось? Кем? Какие были «вещдоки»? Я что, бог?
— На последний вопрос пишу «да», — рассмеялась Далила.
— Пиши, пиши, не отвлекайся.
Закончив писать, она приказала:
— И не смей мне тянуть! Немедленно выполни!
Евгений шутливо отдал ей честь:
— Есть, господин генерал!
— Вольно, — скомандовала Далила, целуя племянника в щеку и стремительно убегая.
* * *Домашняя Замотаева напоминала подушечную болонку — этакий образчик буржуазного процветания: кокетливый халатик (безвкусный, но дорогой), яркие шлепки с пресловутым пушком, ленточка в волосах, бриллианты в ушах и на пальцах.
Лиза сказала бы: «Полный отстой!»
Целыми днями Наташенька возлежала на дорогущем восточном диване в гостиной. Утопая в роскоши, она готовила себя к редким встречам с богом, царем и супругом в одном лице — к встречам с самим Замотаевым.
Жизнь для нее наступала лишь в эти молниеносные, но знаменательные минуты, когда умотанный бизнесом Замотаев удостаивал женушку своим драгоценным вниманием.
Все остальное время Наташа прозябала и тосковала, хоть и дел было много. От скуки она жевала то шоколад, то орешки, то персики, а потом яростно изничтожала калории на тренажерах; сплетничала по мобиле с подругами — разговаривать по домашнему телефону (в ее понимании) невежество, жлобство.
Чем еще она занималась?
Да, в общем, ничем. Принимала в своем будуаре педикюрш, маникюрш, парикмахеров и массажисток, которые «впаривали» ей свои незначительные услуги по зверским расценкам.
Впрочем, в ее кругах вошло в моду хронически быть обобранным. Наташа ленивым голосом хвасталась своим ехиднам-подругам:
— Опять стилист меня ободрал.
И тут же притворно вздыхала:
— Ну и фиг с ним, что ж поделаешь, надо делиться с народом.
И получала от ехидны ответ:
— А за это народ нас ненавидит.
Далее шел поток взаимных жалоб. В этих кругах модно одновременно и хвастать, и жаловаться.
Чем еще занималась Наташа?
Ах да, если муж разрешал, выходила из дома: садилась за руль дорогого автомобиля и отправлялась на шопинг, в салоны, в тренажерные залы, в клуб к Лизе Бойцовой…
"Страшная судьба, — глядя на бледную от скуки и бесцельности Замотаеву, содрогнулась Далила. — Вот чего добился Верховский с его домостроевщиной.
У Наташи слишком много ума, чтобы она могла эту жизнь принять и не чувствовать себя абсолютно несчастной. Впереди у нее только хандра, которая закончится серьезной болезнью, а дальше — роскошная смерть, с дорогими врачами и позолоченным гробом".
Далила достаточно повидала таких загадочных, необъяснимых смертей, когда муж, смахивая скупую слезу, виновато вздыхает:
— Отчего она умерла? По схеме питалась, каждый год ей диагностика, профилактика, в рационе ананасы, клубника, пищевые добавки. Вот дворничиха наша, ничего этого не видит, недоедает, много работает, а глянешь на нее — кровь с молоком.
Да, он отлично ее содержал, свою дорогую болонку, но она заболела, потому что существовала, а не жила.
И теперь он хотел точно знать, как быть с новой болонкой, еще более дорогой.
— Вы ей слишком мало внимания уделяли, — поясняла Далила и добавляла:
— Она нервничала, тосковала, а все болезни от нервов.
И получала в ответ возмущение:
— Она нервничала, а я пахал! Я работал! Между прочим, и для нее!
Вот такая «красивая» жизнь, которую не запретишь.
Впрочем, в нашей стране болонки значительно чаще хоронят своих хозяев и сразу новых находят — вот такая «красивая» жизнь, которую тоже не запретишь.
— Ах, я сама не своя! — манерно воскликнула Замотаева, присаживаясь на свой восточный диван.
Она уже протащила Далилу по всей роскоши апартаментов и была довольна собой, несмотря на неприятности, которые, несомненно, имелись.
— Я сама не своя! Я всю ночь не спала!
— Чем же вы занимались? — холодно осведомилась Далила.
Ей только что показали, с какой опасной силой она имеет дело. Прекрасно осознавая, что ее хотели не столько унизить, сколько намекнуть: не суйся, знай свое место, Далила не обиделась, но и любовью к Замотаевой не воспылала.
Впрочем, было за что — на невинный вопрос та мгновенно окрысилась.
— Что вы Лизе наговорили вчера про меня? — раздраженно спросила она.
Далила изобразила безмерное удивление:
— А в чем дело? И что у вас, дорогая, за тон?
— У меня тон? — подпрыгнула Замотаева. — Это у вас, дорогая, тон! Я живу себе, никого не трогаю, не тревожу, а вы лезете, куда вас не просят!
— Простите, а куда не просят меня? — учтиво осведомилась Далила.
Замотаева выплюнула с ненавистью и злобой:
— Вы Бойцову натравливаете на меня! Вы флиртуете с моим братом!
— С чего вы взяли? Он вам все же звонил.
— Нет, не сегодня. Вы недавно с ним ночь провели! Он был у вас дома!
— А вам откуда это известно? — г спросила Далила, прищурив глаза.
— Андрей проболтался! — взвизгнула Замотаева и выдала:
— Что, стерва, положила глаз на богатенького? Ха-ха! Захотелось в Америку? Не выйдет!
Перед носом Далилы туда-сюда мелькнул наманикюренный указательный палец.
— Не выйдет, голубушка! Не там ищешь лошка!
Хищница! Стерва!
— Да как вы смеете меня оскорблять! — возмутилась Далила, решив про себя: «Ну все, теперь я ей устрою допрос по полной программе. И я еще, дура, собиралась жалеть эту чокнутую Наташеньку. То-то Лиза моя удивится, когда узнает, какой шумный мне был устроен прием».
А Наташенька не унималась.
— Это я смею тебя оскорблять? — вопила она, потрясая уже кулаками. — Это ты меня оскорбляешь!
После того как ты Андрюшу моего полечила, у него совсем крыша съехала! То в Америку рвался, а то вдруг передумал! Что у вас? Немедленно признавайся?! Или я космы твои сейчас выщипаю!
— У нас с ним сотрудничество, — невозмутимо сообщила Далила, — а вот у вас в связи с этим сотрудничеством возникли большие проблемы, про которые вы пока не знаете.
Замотаева вздрогнула, вытаращила глаза и испуганно выдохнула: