– Даже очень умные мозги. А если пальнуть из этого в голову, так и получится. – Ева быстрым жестом достала из-под журнала «браунинг» и осмотрела его. – Заряжен, но неухожен. Не любите оружие, профессор?
– Не люблю. Тут вы правы. Это ирония судьбы, учитывая специфику моей профессии, но знаете, как это бывает в жизни? Открытие – вещь непредсказуемая. Трудно предсказать будущее и то, как это открытие будет использовано. Выйди, Костик.
– Дед!..
– Выйди. Мне нужно поговорить с этой… учительницей. – Старик дожидается, когда Костя прикрывает за собой створки двери, и смотрит на усевшуюся напротив него с другой стороны стола Еву грустно и устало. – Вы верите в вечность? – спрашивает он вдруг.
– Нет. Я не верю в то, что не могу представить. Я верю в себя, разве это менее важно?
– В себя, в партию, в идею. Это чушь. Если человек не верит в вечность, его существование бессмысленно, поскольку ему кажется, что жизнь кончится вместе с ним. Видели людей в подъезде?
Ева кивает.
– Если вас пропустили ко мне, значит – вы одна из них. Ко мне пускают только дочку с зятем, адвоката, домработницу и шофера. Что вам надо?
– Сейчас скажу. Сначала вопрос. Почему Костя живет с вами, а не с родителями?
– Дочка считает, что я – старый маразматик, которому не помешает общение с внуком. Зять надеется, что я оставлю в завещании все Косте. Домработница считает, что Костик сбежал от замучивших его нотациями родителей. Сам внук использует деда, как он выражается, «по полной программе» и вдобавок к этому учит меня жить. Я, оказывается, этого не умею. Мнение шофера вам тоже интересно?
– Нет. Вы так и не сказали своего мнения.
– Почему он со мной? Это банально. Я его люблю. Он – мое продолжение. Так что же вам надо?
– Я хочу узнать почему.
– Что – почему.
– Просто – почему?!
– А-а-а, почему – вообще?.. Хороший коньяк, да?
– Хороший, – соглашается Ева.
– Потому что не понимаю, правильно ли делаю. И чтобы больше этого не делать, хочу все прекратить.
– Очень туманно, – вздыхает Ева.
– Ну, извините.
– Чего вы боитесь?
– Я боюсь сделать больше, чем надо в жизни. Вот все боятся чего-то не успеть, а я – переборщить. Все. Разговор окончен.
– Можно это забрать? – Ева встает и показывает на «браунинг».
– Вам – можно все. Меня что, так ценят в этом вашем ведомстве, что прислали вас? – Профессор уже борется с дремотой.
– Я учительница вашего внука. – Ева берет плед и укрывает его.
– Тогда я – фонарный столб, – бормочет еле слышно старик.
В коридоре Ева говорит Косте, что оружие заберет с собой. Костя пожимает плечами.
– Знаете, – вдруг начинает говорить он, торопясь и сбиваясь, – есть такой вид существования – виртуальный. Например, вам показывают по телевизору определенный подбор кадров и информации, предлагают в магазинах определенную еду, набор предметов в квартирах – тоже определенный, отступить от этого навязанного существования невозможно – прослывешь сумасшедшим. А мой дед всю жизнь выбивался из навязанной определенности, как бы это объяснить…
– Говори, я понимаю. – Ева накинула куртку и присела на тумбочку для обуви у зеркала.
– Я всегда мог на него положиться. Какой бы фортель я ни выкинул – для него я оставался нормальным мальчиком, просто пробующим жизнь. Я только хочу сказать, что одну и ту же вещь разные люди могут понимать по-разному. Он что-то там нарушил или передал секретную информацию, я знаю, но это все не так. Я не могу сейчас объяснить, но это не так. Вы живете в своем мире, в нем свои законы, а мы с дедом – совсем в другом.
– Так не бывает, – покачала головой Ева.
– Ну вот, и вы не поняли, – вздохнул Костя.
– Я не знаю, насколько ты в курсе происходящего, но твой дед передал особо секретную информацию агенту американской разведки.
– Ну и бред! – Костя вдруг захохотал, а когда ему не стало хватать воздуха, Ева ударила его по щекам.
– Ты меня ударила!.. – Он очнулся и уставился на Еву, схватившись ладонями за щеки.
– Я хочу осмотреть твою комнату.
– Это еще зачем?
– Мне ваша семейка кажется несколько, как это сказать… беспокойной, что ли. Где твой дед взял оружие?
– Не знаю.
– Вот именно. Пошли к тебе?
Ева бегло осмотрела большую – метров двадцать восемь – комнату с явными признаками проживающего здесь бунтаря и борца с любыми навязанными нормами.
– Где ты спишь?
Костя дернул за свисающий у двери шнур. Откуда-то сверху свалился и повис в воздухе большой гамак.
– Не нравится? – поинтересовался он ехидно, заметив ее удивление.
– Как тебе сказать… Мои нормы относительно этого предмета должны предусматривать хоть иногда наличие партнера. Согласись, что вдвоем в гамаке трудновато. Или для тебя эта тема еще не подлежит изучению?
Она посмотрела в полыхнувшее лицо мальчика открытым длинным взглядом.
– Если ты скажешь, есть ли еще в доме оружие, это сэкономит твое и мое время.
– Вы же только что заявили, что не мешаете самоубийцам!
– Да. Не мешаю. Но только если это не перепуганный насмерть старый человек.
На улице у подъезда Еву встретил полковник Кошмар.
– Жив? – спросил он.
– Жив. Выпил грамм сто пятьдесят коньяка. Надеюсь, спит. Кстати, что там говорят врачи относительно его здоровья? Коньяк – можно?
– На пределе.
– То есть, – вздохнула Ева, – ему вообще ничего нельзя.
– Профессор вызвал к себе адвоката. В его присутствии он написал заявление, что отказывается от всех ранее данных им показаний. Что показания эти были даны им под давлением. Вот тут, Ева Николаевна, начинается то, что я иногда с благодарностью встречаю в своей профессии. Начинается интереснейшая партия, начинается загадка.
– Я ничего не понимаю, – уставилась на него Ева. В сумраке отступающей уже ночи лицо мужчины рядом с ее лицом вдохновенно светилось глазами и улыбалось. – Кошмар, вы же знаете, что я не дам себя подставить.
– Подставить? – искренне удивился Кошмар.
– А как еще я должна понимать весь этот балаган с арестом Коупа? Эти подводные торпеды производят с середины восьмидесятых. Последние два года их успешно продают. В продаже и дальнейшем усовершенствовании участвует совместное русско-американское предприятие. От русской стороны – научная лаборатория под руководством профессора Дедова. А от американской – некий бизнесмен Эдвард Коуп, работающий у нас в стране уже почти два года. Старик Дедов и бывший разведчик военно-морских сил США Коуп стали коллегами, у них один бизнес, и вот эти два старика, чтобы разыграть передачу секретной информации, встречаются в номере гостиницы? Да это же смешно! Коуп мог получить, что хотел, просто в процессе работы!
– Вы не правы. – Кошмар берет Еву за руку, призывая ее замолчать. Ева удивленно смотрит на руку, обхватившую ее кисть. – Во-первых, – скучным голосом говорит Кошмар, – работа – работой, а денежки, то бишь секретность, как говорится, врозь! Предприятие было совместным, да, но вот научные разработки проводились исключительно российской лабораторией.
– А финансировали эти разработки – американцы! Вы прочтите контракт! По документам этой совместной фирмы, американцы должны были инвестировать в научные исследования лаборатории миллион долларов! – Ева выдергивает руку и потирает ее. – Подумайте – миллион, а мы копаемся в деле о получении профессором Дедовым пятнадцати-двадцати тысяч?
– Я предлагаю вам покопаться в деле об убийстве. Кому было нужно убрать прямо во время встречи в театре предположительно курьера от американцев? Куда делся офицер Кабуров? Если вы еще не в курсе, пропал один из наших знакомых офицеров из отдела внешней разведки. Им последнее время с искусством категорически не везет: он пропал на спектакле. Уже завтра, нет… сегодня с утра нам грозит осмотр всех помещений театра.
Ева всматривается в сонные глаза Кошмара.
– И вы меня не подставите как нерадивого специалиста, завалившего важное государственное расследование?
Кошмар удивлен.
– Ладно, – задумалась Ева, – и не запечатаете это дело штампом секретных материалов, не спрячете под особую секретность, если я раскопаю что-то уж очень интересное?
– Ева Николаевна, – ласково говорит полковник, – это зависит не от меня. Гарантирую вам всяческую помощь, никакой утайки информации и полную безопасность со стороны внутренней службы.
– Мне нужен доступ к руководству военной разведки. И тот специалист, который готовил подложную пленку.
– А вот тут ничего не выйдет. Не помню точно, что вы им там устроили года четыре назад, но при вашем имени это самое руководство военной разведки хватается за кобуру и совершенно неадекватно переходит на ненормированную лексику. Так что взаимопомощи не будет, но некоторую информацию я могу получить неофициально, так сказать, в узком кругу.
– В бильярдной, – уточнила Ева.
– Точно. Ну а вообще, как профессор, на ваш взгляд?
– Тяжелый случай. Помогите с независимой комиссией.
– Та-а-ак, – удивился, а потом задумался Кошмар. – Начинаете нагнетать обстановку?
– Нет. Я хочу, чтобы независимая комиссия ученых подтвердила, что в передаваемой профессором информации есть элемент секретности. Что вообще устройство этой торпеды является военным секретом. И чтобы мне это сказали не военные, не специалисты Службы, а именно ученые-аналитики, которые хорошо знают расклад на военном рынке всех стран. И хочу я этого потому, что сомневаюсь как в вине профессора, так и в его невиновности. Он так странно со мной разговаривал, как с маленькой глупой девочкой. А с другой стороны – он испуган и дошел в своем отчаянии до попытки самоубийства.
– Ладно, – согласился Кошмар. – Будет вам эта ученая комиссия. Все равно, если дело дойдет до суда, без нее нам не обойтись. Подвезти вас?
– Спасибо, нет. Я знаю место, где готовят хороший глинтвейн ночью.
– Спасибо, нет, – чуть поклонился Кошмар, повторяя ее отказ. – Общественных мест не посещаю. Не знаю, как вы, а я не хочу, чтобы меня пристрелили ночью в кафе. Это неэстетично.
– Где вы хотите, чтобы вас пристрелили? – заинтересовалась Ева.
– На кладбище. Исключительно на кладбище. Я туда езжу каждую неделю и по полчаса гуляю между могилами.
– А вас никто не называл…
– Называл. Мой шофер называл меня извращенцем. Он позавчера сказал своей жене: «…Этот извращенец опять гулял по кладбищу. Не иначе, присматривает там себе молоденьких вдовушек».
Ева посмотрела на веселого Кошмара с нескрываемой грустью и поинтересовалась:
– В этом месте я должна рассмеяться?
– Боже упаси! Как вы уговорили старика не стреляться?
– Забрала оружие, когда он заснул после коньяка. А почему вы не вмешались? Ведь его квартира прослушивается, вы должны были знать о звонке Кости ко мне?
– Я очень рад, что вы со мной работаете, – заявил Кошмар. – Очень. Потому что вы не только умны, чувствительны, как, впрочем, и полагается женщине, но и логичны. Ваши действия подчиняются особой здоровой логике. А действия начальства Службы – нет.
– Вы хотите сказать…
– Да. Я хочу сказать, что руководство отдела внешней разведки с удовольствием бы поставило точку в этом расследовании именно пулей из «браунинга», выпущенной профессорской рукой. Это многое бы упростило и всех устроило. Но, естественно, до того, как Дедовым был подписан отказ от показаний.
8. Балерина
У входа в подъезд Надежда настолько ослабела от потуг мысленно решить проблему со скорейшим возвращением в театр, настолько устала, представляя покачивающегося на стойке упакованного брюнета, что стала падать, предупредив в накатившей пелене бесчувствия:
– Сейчас потеряю сознание…
Помреж подхватил ее сзади и держал, прижав к себе, пока нажимал кнопки на двери. Лестница извивалась зловещими клавишами, множась стократно, и Надежда не попадала ногами на ступеньки. Тогда помреж вдруг взял ее на руки, подкинув для более удобного уложения, и Надежда спокойно констатировала: «Так не бывает!..» – и повторяла эту фразу про себя, пока ее не усадили на пол в прихожей.
– Раздевайтесь, – приказал помреж.
Надежда сидя стала расшнуровывать кроссовки. Потом стащила куртку. Она осторожно поднялась с пола и заглянула на шум в кухню. Помреж возился у стола. Он был в фартуке. На фартуке устрашающе розовыми мордами скалились три поросенка.
– Можете осмотреть квартиру, – сказал он.
Надежда осмотрела две комнаты, посетила таулет и пересчитала бутылочки с шампунем, банки с кремами, гелями, ароматическими солями, пеной для ванн, тюбики с кремами для и после бритья. Всего двадцать шесть. На зеркале – ни пятнышка.
– Большая ванная, ты заметила?
Надежда уставилась на помрежа, пытаясь понять, что означает это «ты».
– Я говорю, что ванная большая, потому что сделана некоторая перестройка. Вот эта стена выдвинута в комнату. Комната, правда, стала на полтора метра меньше. Не шестнадцать квадратных, а четырнадцать и три. Ты меня понимаешь?
«Ничего не понимаю!» – с отчаянием подумала Надежда, но послушно кивнула.
– Ты можешь переночевать в этой комнате. Я сплю в большой. Но сначала сделаешь мне кое-что.
– Что?
– Сними свои идиотские очки.
Надежда сняла очки. Теперь глаза прятать стало трудней.
– Теперь сними резинки с хвостов.
Надежда освободила волосы. Помреж осторожно погладил ее рукой по голове – совершенно естественным жестом. Голубовато-синие, оранжевые и зеленые концы смешались, и казалось, что каштановые волосы просто отливают неестественными цветами, как в ярком свете уличных реклам.
– И что теперь? – вздохнула Надежда.
– Иди в ванную и вымой ноги.
– Ноги?..
– Да. Именно ноги. Потому что именно твои ноги мне нужны.
Пошатываясь, Надежда бредет в ванную. Она пытается обдумать, какой такой вид сексуального извращения предполагает участие только ног. Но ее воображение, вероятно, от сильной усталости, полностью атрофировалось. Не вытираясь, босиком, с закатанными у щиколоток джинсами, она ищет помрежа и обнаруживает его лежащим на полу в большой комнате. Он лежит на животе, чуть расставив руки в стороны и повернув голову набок.
– Ты должна стать мне на спину и потоптаться там. Пятками вдоль позвоночника, с двух сторон. Ты меня понимаешь?
– Не-е-ет…
– У меня очень болит спина, если ты по ней не потопчешься, я не смогу двигаться, потому что ущемился нерв. Это понятно?
– Я что, должна стать на вас ногами?!
– Именно ногами. Ты весишь не больше пятидесяти килограммов, ты ничего не повредишь.
– Откуда вы знаете, сколько я вешу?
– Я тебя только что тащил на руках. Приступай.
Кое-как определившись с равновесием на узкой белой спине помрежа, Надежда осторожно переступила пару раз ногами с расставленными в сторону носками.
– Ближе к позвоночнику. Хорошо. Теперь попрыгай. Хорошо. Теперь топчись туда-сюда, как будто ты давишь виноград.
– Что я давлю?
– Виноград!
– А вы живете один?
– Один. Не волнуйся. Я совсем один.
– Я не волнуюсь. Я просто думаю, кого вы обычно зовете потоптаться на спине?
– Никого не зову. Вызываю «Скорую», они меня увозят в больницу и лечат уколами. Я первый раз решил так попробовать, мне врач советовал, но пока не попадался никто подходящий.
От нереальности происходящего кружилась голова, но уже через десять минут Надежда, подпевая себе и балансируя, топталась в ритм и даже плавно играла руками чуть слышную мелодию, откидывая и притягивая ее к себе, словно невидимую волну.
– Спасибо. Очень хорошо, – пробормотал еле слышно помреж.
Надежда спрыгнула на пол.
– Можно я пойду, если это все? – поинтересовалась она робко.
– Нельзя. – Помреж медленно сел, вслушиваясь в себя с каждым движением. – Сейчас будем есть. Потом я тебе подробно объясню, зачем привел к себе домой.
Наденька уныло посмотрела на напольные часы. Почти час ночи. А ей, оказывается, еще не сказали, зачем она нужна.