Остров сбывшейся мечты - Михалкова Елена Ивановна 8 стр.


Рыба смотрела прямо на Вику.

– Господи боже мой.... – сказала Вика, вглядываясь в золотистые глаза с красным ободком. – Рыба, как тебя зовут?

Игнорируя и ее вопрос, и стайку красноватых, пятнистая рыба с достоинством развернулась и поплыла в глубь вод. Стайка замедлила движение – и стремительно рассыпалась, словно лепестки цветка разметало ветром в разные стороны.

Солнце стояло высоко, и девушка ощущала, что топик прилипает к спине, а лямки бюстгальтера натирают плечи. Она вернулась к палатке, разделась до трусиков и в некоторой растерянности уселась на шорты, обдумывая свое положение.

Вику кольнула неприятная мысль, как только она вспомнила пятнистую рыбу.

– Есть ли здесь акулы? – спросила она вслух. – И как я буду купаться?

С одной стороны, Глеб предупредил ее, что никаких опасностей на острове нет. С другой, Вика не сомневалась, что океан должен кишеть самыми разнообразными созданиями, многие из которых могли быть ядовитыми или кусачими.

– Акулы, – вслух произнесла она, пробуя слово на вкус. – А-ку-лы... Медузы... Здесь должны быть медузы. Или нет?

Подумав о медузах, она внезапно поняла, что ужасно хочет есть. Порыскав в коробках, Вика достала жестяную банку с непонятной надписью, отлила из канистры воды в кружку и открыла упаковку тонких полупрозрачных хлебцев желто-серого цвета. Разложила все это на собственном топике, потянула за кольцо на банке. Издав громкое чпоканье, крышка отлетела, и перед глазами Вики предстали темно-розовые волокна в мутной жидкости.

– Тушенка? – протянула она с недоверием. Запах консервов быстро убедил ее, что она не ошиблась. – Отлично. Пять звезд, все включено.

Двумя пальцами она достала кусочек, отправила его в рот, запила водой и поморщилась. Тушенку Вика не любила с детства.

Пять часов спустя она поужинала тем же набором. Хлеб оказался безвкусным. Вика съела два ломтя старательно, уговаривая себя, что ей все нравится, но в действительности ей не нравилось ничего: ни привкус бутылочной воды, ни соленая тушенка, ни хлеб, по вкусу напоминающий уже пережеванную кем-то бумагу.

Все шло не так, как она себе представляла. Необитаемый остров – прекрасный необитаемый остров! – был в ее распоряжении на две недели: без людей, как она и мечтала, с теплым морем вокруг и ясным небом над головой. Но Вика не испытывала ни одного из тех чувств, которые, по ее мнению, должна была испытывать, – ни радости, ни наслаждения, ни упоения одиночеством. Только растерянность и легкий страх. Сейчас, когда солнце опускалось в море и пальмы казались вырезанными в небе силуэтами, она могла себе в этом признаться. Ей было не по себе.

За прошедшие часы Вика успела разобраться в своих чувствах и обругать себя всеми ругательными словами, какие знала, а также убедиться, что ругань не помогает. Оставалось решить, что делать дальше.

– Я переночую, – сказала себе Вика, зачем-то кроша на песок третий кусок хлеба, – а завтра нажму на кнопочку.

Девушка сняла со стоящей рядом коробки передатчик и повертела его в руках. Легкий... Тени от пальм удлинялись на глазах, но она успела найти в одном из ящиков мощный фонарик и теперь чувствовала себя спокойнее. Раскрошив хлеб до конца, она вздохнула и забралась в палатку, как следует застегнув за собой полог.

Через пятнадцать минут она выбралась обратно. В палатке было душно, Вика задыхалась. Звуки, на которые она не обращала внимания, пока сидела снаружи, внутри палатки стали отчетливыми до назойливости: шорох набегающей волны, поскрипывание дерева в глубине леса за пальмами и тихий раздражающий скрежет возле полога, словно кто-то пытался забраться в палатку и все повторял и повторял свои безнадежные попытки. Вика включила фонарик и посветила на песок. Маленький жучок скакнул вверх так неожиданно, что она вскрикнула и чуть не выронила фонарь, а жучок в несколько скачков пересек круг дрожащего света и исчез в темноте.

Вика опустилась на песок. Тяжелый фонарь приятно грел руку, а в другой был пульт с кнопочкой, и на секунду ей показалось, что все будет хорошо, просто отлично, нужно только провести здесь самую первую ночь, и она привыкнет. Ведь она мечтала об острове чуть ли не с шестнадцати лет, и вот ее мечта сбылась... Нужно всего лишь привыкнуть, потому что вот так, с ходу получить мечтой по башке – такое не каждый может выдержать.

Она сидела на теплом песке, смотрела на поблескивающую лунную дорожку и продолжала уговаривать себя, уже понимая, что все закончено. Неважно, о чем она мечтала, – важно, что место, где она очутилась, не соответствует ее ожиданиям. И она ощущала себя не соответствующей ожиданиям острова, как будто прекрасный белый песок, омываемый синей водой, ждал героя, первопроходца, да просто храбреца, на крайний случай, а получил ее – Вику Стрежину, двадцати шести лет, пугающуюся всего, что было вокруг, – непривычных звуков, непривычных запахов, непривычной красоты.

Прошло какое-то время – она не знала, сколько точно, потому что телефон остался в сумке, а сумка улетела вместе с вертолетом. Звезды над ее головой висели так низко, словно только что поднялись в черное небо с пальм и не успели пока взлететь выше. Вика залезла в палатку, вытащила спальный мешок, за ним – плед, обнаруженный ею в той же коробке, где был фонарик, и улеглась на мешок, накрывшись пледом. Можно было и не накрываться, ночь стояла теплая, но она и так чувствовала себя не в своей тарелке, и ей хотелось сохранить хотя бы видимость нормального ритуала укладывания в постель. Повернув голову к морю, девушка разглядела почти на самой его поверхности небольшие светящиеся пятна, то тускнеющие, то опять загорающиеся ярче. В первую секунду она чуть не закричала, но потом поняла, что светящиеся существа всего лишь опускались и поднимались в воде.

– Спокойной ночи, – вслух пожелала им Вика. – Увидимся утром.

Она закрыла глаза и сказала себе, что спит. Две минуты спустя она начала считать до ста. Досчитав, начала до тысячи. Когда счет пошел на третью, она села, откинула одеяло, тяжело выдохнула. И медленно вдавила красную кнопку на коробочке, лежащей под правой рукой.

Спустя долгое время Вика все еще продолжала прислушиваться к гулу океана, надеясь различить в нем звук приближающегося вертолета. Она даже подошла к воде и начала всматриваться в ту сторону, куда днем улетел Глеб. Светящиеся существа исчезли, и вода стала черной. Постояв возле нее, Вика подняла коробочку и с отчаянием нажала – один раз, другой, третий... И еще раз.

Тишина.

Стараясь растянуть минуты, чтобы дать тем, в вертолете, дополнительный шанс, она вытряхнула из спальника песок, проверила, хорошо ли застегнута «молния» на входе в палатку, подергала колышки, крепко вбитые в песок. И снова обернулась к океану с надеждой и затаенным страхом.

Тишина.

– Где же вы, ну где же вы?.. – пробормотала Вика, изо всех сил сопротивляясь панике. – Почему вы не летите? Вдруг я ногу сломала?

В ее голове мелькнула спасительная догадка о том, что она, должно быть, слабо надавливала на кнопку, и Вика поспешно схватила фонарик и посветила на передатчик, хотя его можно было рассмотреть и без фонарика. Она нажала на красный кружок пять раз подряд и убедилась, что он опускается до конца.

– Проводки отсырели! – громко предположила Вика, бросив взгляд в темное небо и убедившись, что вертолета по-прежнему нет. – Вот в чем дело!

Бросилась в палатку, вытащила из настенного кармашка раскладной нож и, установив фонарь на полу, поддела острием черную полоску на боку передатчика. Вика ожидала, что ей придется выкручивать какие-нибудь шурупы, долго разбирать сложное устройство, но все оказалось неожиданно просто. Коробочка крякнула и развалилась на две части.

Не веря своим глазам, Вика смотрела на пустую внутренность передатчика. Ни проводков, ни схем не было в нем – простая пластмассовая коробка с ограничителем, который не давал кнопке провалиться внутрь. Дрожащей рукой Вика нажала на кнопку и с ужасом смотрела, как та выдвигается с обратной стороны коробочки – игрушечной коробочки, пустой и никчемной.

Глава 5

За окном опять полил дождь, и Макар, любящий хандрить в такую погоду, ежась, закрыл форточку.

– Задохнемся, – буркнул под нос Бабкин, изучавший на полу карту Соломоновых островов.

– Простудимся, – парировал Илюшин, возвращаясь на диван. – Ну что, мой закаленный друг, выяснил что-нибудь полезное для нас?

За последние десять минут Бабкин выяснил, что Соломоновы острова, находящиеся в юго-западной части Тихого океана, занимают площадь около тридцати тысяч квадратных километров и включают в себя около девятисот островов.

– Большая часть из которых необитаема... – повторил он вслед за справочником. – Макар, большая часть из девятисот – это ведь немного, правда?

– Не очень, – согласился тот. – Если ты наконец-то восполнил свои пробелы в знании географии, предлагаю заняться делом.

Бабкин сложил карту по сгибам. Девятьсот островов, больших и маленьких, представились ему в виде клякс, между которыми лавировали акулы. Из самой большой кляксы торчала пальма в кадке, а на пальме висела гроздь бананов.

– Почему она не вернулась? – спросил он скорее у самого себя, чем у напарника. Вопрос был глупым, Сергей понимал, но нужно было с чего-то начать. – Куда она уехала из гостиницы?

Они уже знали, что Виктория Стрежина благополучно прошла таможенный контроль в Хониаре. Оперативники сработали профессионально, быстро выяснив, кто получал визу для Виктории Стрежиной в британском посольстве, а именно оно занималось выдачей виз на Соломоновы острова. Но на этом расследование встало: визу получал сотрудник туристического агентства, к которому обратился мужчина, предложивший за срочное оформление двойную оплату. Мужчина умел договариваться, потому что перепуганный сотрудник признался, что деньги он получил наличными, через бухгалтерию не провел, и никаких данных визитера у него нет. Имелось его словесное описание, но Макару с Бабкиным достаточно было услышать о густой бороде и усах, чтобы махнуть на него рукой.

К обратному рейсу Стрежина не вернулась.

– Ты задаешь вопросы, а нужно строить гипотезы. Наша основная версия была, как выяснилось, не просто неверна, а в корне ошибочна. Предлагаю плясать от этого.

– Ладно, – согласился Бабкин. – Давай предположим, что все, о чем рассказывала Стрежина, – чистая правда. Она действительно встретила девушек, вытянула билетик, ей сообщили о выигрыше, оформили визу и отправили ее на Соломоновы острова – заметь, совершенно бесплатно. В таком случае где девочка должна находиться сейчас?

Макар коротко глянул на него и поморщился. Ответ был очевиден обоим.

– На необитаемом острове, по всей видимости, – нехотя выговорил Илюшин.

– Одном из той большей части от девятисот, – напомнил Сергей. – Кто мог ее туда отправить? А главное – зачем?!

– Нет, главное – не «зачем», а именно «кто», – Макар вскочил с дивана и принялся ходить вокруг Бабкина. – На вопрос «зачем» может быть дюжина вариантов ответов. А по поводу организатора есть некоторые ограничения.

Сергей подумал пару секунд, затем понимающе кивнул:

– Деньги.

– Именно. Они же средства, они же финансы. Если мы с тобой берем за рабочую гипотезу, что Стрежина никому не дурила голову, а искренне верила в свой выигрыш, значит, она жертва. Сюда же вписывается случай с Липатовым, которого просто постарались убрать с дороги, как только он попытался вмешаться и подключить третьих лиц, то есть нас с тобой. Но осуществить такой розыгрыш, да еще и с поездкой черт знает куда, на край мира, можно только обладая приличным запасом банкнот в кармане. А лучше – весомым банковским счетом.

– Наем актрис, всучивших ей билет, – принялся считать Бабкин, загибая пальцы, – виза, перелет, гостиница.... И, вероятнее всего, аренда необитаемого острова.

– Не обязательно, – возразил Макар. – Соломоновы острова – это тебе не Соединенные Штаты, у которых каждый островок описан, оприходован и занесен в толстую синюю книгу под инвентарным номером. У них там полный бардак, они никак с государственным строем определиться не могут. Местным папуасам вообще не до того, чтобы острова считать, тем более что их там как грязи.

– Папуасов?

– Островов! Папуасов тоже, кстати. Только там не папуасы, а куча разных племен из меланезийцев. Короче говоря, вполне может быть, что для жизни на одном из островов ничего не требуется: ни бумажек всяких, ни разрешений. Приплыл на остров – и живи сколько влезет. Но в любом случае организация всего процесса требует больших затрат.

– Зачем? – упрямо повторил Бабкин. – Зачем кому-то отправлять девушку на необитаемый остров? Слушай, а может, она просто умерла? – вдруг осенило его. – Сама по себе! Представь: богатый поклонник решил сделать любимой женщине сюрприз, обыграл все так, чтобы Стрежина точно не отказалась. Привез ее на остров, а там – бац! – змея.

– Или голодный папуас, – безо всякого воодушевления отозвался Макар, глядя на напарника сверху вниз. – Может быть, конечно, почему бы нет? И должен я тебе сказать, мой пессимистичный друг, что для нас с тобой это была бы самая простая и хорошая версия.

– Что же в ней хорошего?

– То, что в ней не имеется сбитого машиной Антона Липатова. То, что над ней не нужно ломать голову и требуется всего-навсего найти богатого поклонника. Но интуиция подсказывает мне, Серега, что все совсем не так просто. Мы с тобой сделали две ошибки подряд: первый раз, когда не придали значения визиту Липатова; второй – когда не поверили словам Стрежиной. Мы пошли по самому удобному пути. Та версия, которую предлагаешь ты, – точно такой же удобный путь, и уже потому я полагаю, что он неверен.

– Убедил, – неохотно согласился Бабкин. – В задницу папуасу ядовитую змею. Но тогда нужно поднимать весь круг общения Стрежиной, отсеивать тех, кто не мог оплатить такое дорогостоящее развлечение... Выяснять мотивы...

– В общем, отрабатывать гонорар, – подытожил Илюшин. – Для начала нужно понять, почему именно Стрежина. Почему не кто-то другой? С семьей будешь ты беседовать или я?

– Давай я.

– Хорошо, тогда я отправляюсь к Каморкину. Пусть рассказывает во всех подробностях, с кем общалась его любимая племянница.

* * *

Сказать, что двадцать лет назад семья Стрежиных бедствовала, было бы неверно. Сергей Иванович Стрежин работал завхозом на небольшом деревообрабатывающем предприятии, его супруга Галина Михайловна трудилась швеей, и оба вполне могли прокормить как себя, так и двух дочерей.

Вика поняла, что с родителями что-то не так, когда ей было около восьми лет – до того она искренне полагала, что всем детям при рождении выдают таких кривобоких маму с папой, и с этим ничего не поделаешь. В тяжелых случаях с ними в комплекте идет старшая сестра, но нужно радоваться хотя бы тому, что не брат. И что одна сестра, а не две.

Отец и мать Вики Стрежиной отличались потрясающей экономностью. Даже, пожалуй, и экономностью-то их странную черту можно было назвать с натяжкой – скорее тягой к сбережению всего во всех возможных сферах. С работы оба волокли все, что можно было уволочь без риска для жизни. В квартире из ящиков вываливались обрезки досок, торчали обрывки грязно-серых клочков ткани, в туалете могла попасться вата, а в кухне – винты и шурупы.

Стрежины использовали все. Шелуха от очищенного лука не выбрасывалась, а складывалась в отдельный пакетик: из нее Галина Михайловна делала отвар, которым красила волосы. На всех подоконниках в квартире стояла герань – не для красоты, а потому, что запах ее должен был отгонять моль. Чтобы герань лучше справлялась со своими обязанностями, ее тщательно удобряли: толкли яичную скорлупу в порошок, ссыпали в банку и по мере надобности подсыпали в горшки.

Однажды Вика, забывшись, выкинула скорлупу от съеденного на завтрак яйца. Однако старшая Стрежина имела обыкновение проверять ведро перед тем, как вывалить в мусоропровод: вдруг что-нибудь ценное случайно выбросили! Обнаружив скорлупу, Галина Михайловна выпучила глаза, моментально вычислила преступника и устроила показательное выступление. Выступление сводилось к тому, что когда-нибудь ее младшая дочь вырастет большая, станет зарабатывать много денег, а сейчас она сидит на шее у отца с матерью, которые все жилы себе выкручивают. И пока она так удобно устроилась, свесив ножки, пусть и думать не смеет о том, чтобы плевать на интересы семьи!

Назад Дальше