– Кто у нее в избранных? Банк, дом, Зяма… Секундочку.
Юра потыкал пальцами в экран.
– Мамуля? – спросил детский голос. – Ты где?
– Вы Зяма? – задал свой вопрос Юра, он включил громкую связь.
– Эй! Где вы взяли телефон моей мамы? – возмутилась девочка.
Александр Михайлович отобрал у Юрца сотовый.
– Полиция. Полковник Дегтярев беспокоит.
– Ой! – испугалась девочка.
– Все в порядке. Вашей маме стало нехорошо, «Скорая» отвезет ее в больницу.
– Ой!
– Сообщите ее паспортные данные.
– Не знаю, где паспорт, – всхлипнула малышка.
– Просто назовите ее имя, отчество, фамилию.
– Зиновьева Алевтина Михайловна.
– Полис у нее есть?
– Не знаю.
– Вы россияне?
– Да.
– Живете в Москве?
– Да. Не зовите меня на «вы», я маленькая, – заплакала девочка.
Я отняла у полковника трубку.
– Зяма!
– Да.
– Солнышко, не расстраивайся.
– Мама умрет?
– Нет, нет, все будет хорошо. Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
Я опешила. Пятнадцать?! Подростки в этом возрасте, как правило, не говорят «я маленькая», наоборот, изо всех сил стараются казаться взрослыми. Но на удивление времени не было.
– Где ты живешь?
– Не помню, – разрыдалась девочка, – ой, мне страшно. Папа умер! А у мамы голова два дня болела.
– Деточка, ты одна дома?
– Да-а-а!
– Сейчас я к тебе приеду.
– Да-а-а! Пожалуйста! Мне жутко!
– Зиновьева Алевтина Михайловна зарегистрирована в Красногорске, – сообщил Юра, который смотрел в свой ноутбук, – в поселке Солнечный рай.
– Зяма, – позвала я.
– Что? – спросила девочка.
– Слышала адрес?
– Да.
– Он ваш?
– Да.
– Скоро я приеду. Но не указан номер дома.
– В поселке имена. Наш коттедж «Снежинка», он стоит самым последним у леса, – прошептала девочка.
– Уже выезжаю, – воскликнула я.
– Мы ее оформили, – сказала Надежда Михайловна, увидев, что я прекратила беседу, – попросите дочь привезти паспорт и полис матери.
– Она в шоке, – заметила я, – не очень удачная идея просить ее приехать в клинику.
– Я великолепно управлялась с двумя маленькими братьями в тринадцать лет, – сердито сказала врач, – мать постоянно моталась в командировки, Петя и Толя на мне висели. Утром в садик их отведу, бегу в школу, после уроков домой, ужин готовлю, мальчиков приведу, спать уложу, ночью домашние задания делаю. Нынешняя молодежь изнеженная! Чуть что, у них депрессия. До тридцати лет они малыши, потом лентяи. Кто-то из ваших мужчин поможет больную в машину отнести?
– Конечно, – хором ответили все.
Глава 3
– Кто там? – спросил из домофона тихий голос.
– Зяма, это Даша, я говорила с тобой по телефону, – представилась я.
Замок щелкнул, я вошла в просторный холл. Похоже, Алевтина Михайловна ни в чем не нуждалась. Дом, в котором она живет, это таун-хаус на две семьи, находится он в поселке, расположенном в лесу. В прихожей, где я нахожусь, на полу уложен фигурный паркет, стоит дорогая вешалка, висит роскошное зеркало в бронзовой раме и люстра ему под стать. На дорогой консоли лежала толстая тетрадь. Я прочитала вслух надпись на обложке: «Дневник радостей Снежинки».
– Я записываю сюда все хорошее, что случилось за день, – объяснила Зяма, – если по-моему ничего замечательного не произошло, мама велит подумать, и хорошее всегда находится. Солнце светит – радость, дождик идет – радость. Мама жива?
– Да, не беспокойся, – сказала я, – она поправится. Ты, наверное, будущая балерина?
– Как вы догадались? – удивилась Зяма.
– Ты стоишь, вывернув ступни, и мне стало понятно, что ты каждый день занимаешься экзерсисами, – объяснила я, – если я попробую принять ту же позу, мигом шлепнусь.
– Я учусь в академии танцев Степана Лукина, – прошептала девочка. – Что вы от меня хотите?
– Найди, пожалуйста, паспорт и полис Алевтины Михайловны, – попросила я, – их надо отвезти в больницу.
– Да, – сказала девочка, – я уже нашла их. Где мама?
– В клинике на улице Шляпина, – пояснила я.
– Это где?
– На улице Шляпина, – повторила я.
– Как туда попасть? – спросила Зяма.
– Наверное, на автобусе или маршрутке, – предположила я.
– Там надо деньги платить?
– Конечно.
– У меня их нет, – шмыгнула носом Зяма, – вообще ни копейки. Мама не разрешает мне деньги трогать. Они грязные. Можно заразиться, заболеть и умереть. В общественном транспорте полно микробов. Сейчас бушует эпидемия гриппа. И в больнице можно вирус подцепить. Я одна из дома теперь не выхожу. Раньше ходила в академию, правда, пару раз ключи теряла. Хотите чаю?
Я кивнула.
– Умеете его заваривать? – задала совсем уж неожиданный вопрос девочка.
– Конечно, – улыбнулась я.
– Пойдемте в столовую, – пригласила Зяма.
Я пошла за ней и очутилась в большой комнате со столом, стульями, буфетом – мебель была дорогой, итальянского производства.
– Вот банка, – пролепетала Зяма, – и чайничек.
– Похоже, ты не любишь готовить, – заметила я, включая электроприбор.
– Мама не разрешает, – сказала Зяма, – я могу пролить кипяток, обожгусь, попаду в больницу, умру…
– Тебя, наверное, одну не выпускают в город? – предположила я.
– Нет! Мы с мамой всегда вместе.
– Алевтина Михайловна не работает?
– Она дома рисует. Мама иллюстратор детских книг. Отведет меня в академию и пишет картинку.
Я села за стол.
– Зяма, как тебя зовут?
– Зяма.
– Навряд ли так в паспорте написано.
– По документам я Светлана.
– Очень красивое имя, – сказала я.
– Маме не нравилось.
Глагол в прошедшем времени резанул слух.
– Света, твоя мама жива.
– Вы уже говорили. Я знаю.
– Почему тогда сказала: «Не нравилось»? Не нравится, – поправила я.
– Нет. Не нравилось, – возразила девочка, – мама так говорит: «Имя Светлана всегда мне не нравилось, но папа так тебя назвал. Противное имечко». Вот. Я Зяма. Можете мне чаю налить?
– С удовольствием, – ответила я, – у тебя есть какие-нибудь родственники?
– Нет. Папа умер. Вот. Бабушек-дедушек, тетей-дядей, слава богу, нет!
– Почему «слава богу», что нет родных? – удивилась я.
– Так мама говорит.
– Зяма, Алевтина Михайловна приехала к нам с пылесосом-роботом. Мы приняли ее за дилера, который ходит по людям и предлагает им делать покупки, получая за это процент от фирмы.
– Нет. Мама художник.
– Зачем тогда она привезла нам агрегат? И вела себя как коммивояжер?
– Слова этого ком… во… жер я не знаю. Простите. Мама вместо тети Липы отправилась.
– Значит, у тебя все-таки есть тетя? – обрадовалась я, давно поняв, что девочку нельзя оставить одну дома.
– Она не настоящая тетя, не по крови. Подруга мамы, они всю жизнь вместе, их родители дружили. Я слишком маленькая, чтобы звать ее просто Липой. Поэтому – тетя.
– Можешь ей позвонить?
– Нет.
– Почему?
– У меня нет мобильного. Только компьютер. Я пользуюсь им для уроков. Мама запретила соцсети. Я в них не хожу. А излучение от ноутбука вызывает рак. Если долго им пользоваться, в день по несколько часов, я заболею и умру.
– Здесь же есть городской аппарат?
– Да! Ой. Я не сообразила. Простите.
Зяма схватила трубку, которая лежала на буфете, потыкала в нее пальцем и дала мне. Через секунду я услышала веселый голос:
– Котеночек. Ура! Я все успела сделать. Эй, чего ты молчишь?
– Вы Липа? – осторожно спросила я.
– Боже! Что случилось? Кто это? Почему вы дома у Али? Авария произошла? Да? Господи!
– Все в порядке, – сказала я, – меня зовут Даша Васильева. Алевтина Михайловна приехала к нам в Ложкино с пылесосом.
– К вам? – перебила меня собеседница. – Она же отправилась к Глобусовой!
– А-а-а, – протянула я, – теперь понятно. Мы живем на Сосновой, семь. А Ирина и Михаил на Еловой, семь. Улицы параллельные. Нас постоянно путают. Молочник частенько привозит Глобусовым наши заказы, а нам их. И доставщики воды тоже невнимательны. Еловая – Сосновая. На мой взгляд, не очень похоже, но вот у почтальона другое мнение. Остается только смеяться, когда в очередной раз путаница происходит. У Алевтины Михайловны эпилепсия?
– Да вроде нет, – ответила Липа, – хотя в последнее время она не очень хорошо себя чувствовала.
– Я у Зямы, – начала я, – девочку нельзя оставить одну. И…
– Боже, боже, боже, – зачастила трубка. – Немедленно расскажите, что случилось?
– Вы далеко находитесь? – поинтересовалась я.
– Я тут, – закричали в телефон, – дверь открываю!
Я не успела сообразить, что происходит, как в столовую ворвалась женщина в джинсах и пуловере с изображением кошки. В волосах у нее сверкала заколка, более подходящая воспитаннице детсада: пластиковая собачка в стразах.
– Тетя Липа! – обрадовалась Зяма.
– Иди в свою комнату, – распорядилась Липа.
Девочка покорно двинулась к двери, но на пороге остановилась и показала на меня пальцем:
– Она говорит…
– Не «она», а Дарья, – тут же остановила Зяму Липа.
– Дарья говорит, – послушно повторила девочка, – мама в больнице, надо ей паспорт отвезти.
– Я разберусь, – пообещала Липа, – пойди отдохни, а потом садись за уроки.
– Можно пазл собирать?
– Пожалуйста.
– Новый!
– Да.
– Ой, спасибо! – захлопала в ладоши Зяма и убежала.
– Ей пятнадцать? – уточнила я. – Или девочка прибавила себе для солидности возраст?
– На днях будет шестнадцать, – сказала Липа. – Понимаю ваше недоумение. Но в связи с рядом обстоятельств Зяма и выглядит, и ведет себя как десятилетка. Теперь рассказывайте, что случилось с Алей.
Глава 4
– Где ты пропадала? – спросила Маша, когда я вошла в дом.
– Сначала я поехала к Зяме, потом отправилась в больницу к Алевтине, – ответила я. – А как Дунечка?
– Похоже, у нее зубы режутся, – вздохнула Манюня, – капризничает весь день, я на террасу ее в коляске выкатила, она там спит. Свежий воздух девочку вмиг угомонил. Прямо боюсь ее в дом вносить, проснется и снова закричит. Афина ее караулит. Наша собакопони лучше всех радионянь. Стоит малышке закряхтеть, как Афина ко мне несется и тянет на веранду. А зачем ты в больницу ездила?
Я села в кресло.
– В двух словах не описать. Зиновьева так боится за свою дочь, что никуда ее от себя не отпускает…
Маруся некоторое время слушала мой рассказ, потом вдруг встала.
– Мусик, подожди, я кое-что принесу.
Я переместилась с кресла на диван, легла на него, подсунула под голову подушку, накрылась пледом и начала шарить рукой по столику. Отлично помню, что утром положила на него новый роман Смоляковой…
– Вот, смотри, – сказала Манюня, входя в комнату с двумя книгами. – Я собираю для Дуняши библиотеку. Ищу добрые издания с красивыми картинками. Монстры, всякие ужасы сразу отвергаю. Это сказки о стране, в которой живут кошки. Посмотри на иллюстрации.
Я начала перелистывать страницы и пришла в восторг:
– Какая прелесть! Очаровательно.
– А во второй книге речь идет о стране собак, – сказала Маша, – она соседствует с землями кошек, никто не воюет, все дружат. Картинки еще лучше. Мне так понравились иллюстрации, что я посмотрела, кто их автор: Алевтина Зиновьева. Это она к нам приходила.
Я натянула плед до подбородка.
– Очень талантливая и, похоже, добрая женщина, жаль только, что ей в жизни мало счастья досталось. Все хорошее, что она получала, у нее отнимали. Ее подруга Липа…
– Странно называть человека, как дерево, – перебила меня Маруся, – Липа.
– Сокращенное от Олимпиада, – пояснила я, – раньше очень популярное имя, а нынче почти забытое. Липа Маркина и Аля Зиновьева считают себя сестрами. Их родители дружили, работали на одном заводе, вместе построили дачу и славно там проводили лето, никогда не ругались. Когда у Али умер отец, а потом мать, Маркины не позволили забрать девочку в детдом, оформили над ней опеку, воспитали ее как родную дочь. Жизнь Зиновьевой текла гладко, Маркины ее любили, они разглядели у девочки талант, отправили ее заниматься в художественную студию. После школы Аля с первого раза поступила в институт, окончила его, стала иллюстратором книг. Диплом она получила, уже став замужней дамой. Ее супруга Алексея Шереметова можно считать второй после смерти матери и отца бедой. Он не имел ни кола ни двора, ютился в трущобе, работал в НИИ, а в свободное время изобретал какую-то, как сказала мне Липа, – хрень.
Аля же имела собственную квартиру, которая ей досталась от покойных родителей, и неплохо зарабатывала. Липа знала, как подруга любит Лешу, и не говорила ей того, что просилось на язык. А сказать хотелось многое, ну, например: «С ума сошла! Едва восемнадцать стукнуло, как ты в загс побежала. Да с кем! Неужели не видишь, что он городской сумасшедший? Не моется, не бреется, ходит в обносках, получает копейки, изобретает дребедень. Это не муж! А камень на шее!» Но Олимпиада помалкивала. Она сама надела фату через год после Али. Петя, жених Маркиной, происходил из обеспеченной чиновной семьи, часто летал за границу в командировки, одевал, обувал жену, осыпал подарками, имел квартиру, машину, дачу, деньги. У него был близкий друг Костя, тот на свадьбе заметил Алю, попытался за ней ухаживать, но получил резкий отпор. Спустя пару месяцев Петя попросил жену:
– Объясни Але, что Костик отличная партия. Все при нем. Родители прекрасные, в доме полный достаток, радужные перспективы. На фиг ей нищий идиот Леша?
Липа отважилась поговорить с подругой, но едва она произнесла:
– Ты очень нравишься Косте, – как Аля отрезала:
– А он мне нет. Я замужем.
– Развод не запрещен, – пробормотала Липа.
– Да, – кивнула Аля, – но я люблю Алексея. Мне не нужен кошелек. Я живу с человеком, а не с его деньгами. Замуж пошла потому, что встретила своего единственного. Мне безразлично его материальное положение. Он нищий? Так я сама заработаю.
Липа поняла Алевтину, и более подруги эту тему не обсуждали. Спустя некоторое время Олимпиада поймала супруга с другой женщиной, развелась с ним и до сих пор живет одна. Она не хочет опять себе ярмо на шею вешать. Детей у нее нет. У Али и Алексея родилась Светлана. Имя для девочки выбрал супруг. Алевтине оно совсем не нравилось, но всегда и во всем согласный с женой муж неожиданно проявил характер, заявил:
– Дочь будет Светланой. Конец!
– Ладно, – согласилась Аля, – просто объясни, почему ты так решил.
– Имя – это шанс, – пробурчал Леша.
– На что? – спросила Алевтина.
– Ерунда, забудь, – отмахнулся Алексей.
Когда Света начала ходить в детский садик, то один раз на вопрос мамы: «Как твоя фамилия?», девочка ответила:
– Зяма.
Аля расхохоталась, ну надо же, как малышка переиначила Зиновьеву. Свете понравилась реакция мамы, она стала говорить, что ее зовут Зяма. Алевтина обрадовалась, сама стала так звать дочку. Нелюбимое «Светлана» исчезло из обихода, осталось только в документах.
Алевтина много работала, кормила семью. Алексей сидел в НИИ на самой последней должности, потом вообще ушел со службы. В гараже, где стояла когда-то машина родителей супруги, он оборудовал мастерскую, делал там всякую ерунду. Алевтина откладывала каждый месяц деньги на питание и коммунальные расходы, а остальные отдавала мужу. Тот тратил их на покупку гаек-болтов-железок для своих научных изысканий. Алю отсутствие средств не смущало. Она безропотно носила летом и зимой одно платье, не жаловалась на свой скудный гардероб, одевала дочь в секонд-хенде. И чувствовала себя абсолютно счастливой. Была лишь одна странность. После свадьбы Алевтина хотела взять фамилию супруга, но тот возразил. Алексей сам решил стать Зиновьевым.
– У тебя такая красивая фамилия, – изумилась супруга, – Шереметов.
– Она мне не нравится, – хмуро ответил Алексей, – несчастливая.
Вскоре после свадьбы в доме Алевтины раздался звонок, незнакомый женский голос сказал:
– Спишь в одной постели с убийцей?! Он и тебя жизни лишит.
Перепуганная Аля рассказала о звонке Липе, та махнула рукой.
– Алексей совершенно не годится в мужья. Мало того что он нищий, так еще и лентяй. Не желает копейки в дом принести. Но на убийцу он никак не тянет, муху прихлопнуть не способен. Забудь о дурацком звонке. Телефонный шутник постарался. Майе Касаткиной недавно ночью звякнули и прошептали: