Артемьев достал из нагрудного кармана деньги, положил на коробку и прижал купюры пальцем. Макс смотрел мужику за плечо и думал, как быть. До Шереметьева ехать часа три, он несколько раз туда клиентов возил и встречал опять же. Если выехать сразу с вокзала, то можно успеть и часам к девяти быть на месте. Передать коробку, вернуться и получить вторую половину. Хорошие деньги, между прочим, можно устроить себе выходной. Хотя нет, какой выходной? Клиенты не поймут.
– Что в коробке? – спросил Макс, Артемьев быстро глянул на него и сразу отвел взгляд.
– Там часы, дорогие. Это подарок моему родственнику на юбилей. Я сам встретить его не могу, дела. Но позвоню сегодня же в любом случае. Ты не согласишься – другого найду, – добавил он.
«Ищи», – едва не вырвалось у Макса, но деньги были нужны: и за квартиру платить время подходило, и «Тойота» снова барахлила, и много еще чего, несколько тысяч лишними не будут. Да и в Москве он давно не был, отчего бы не прокатиться, да еще и не бесплатно?
– Согласен, – сказал Макс, – но предупреждаю: целый день я ждать его не буду, мне потом еще обратно ехать.
– Целый день не надо, – ответил Артемьев, – завтра в десять утра он будет ждать тебя. Ровно в десять утра, терминал F. Я ему тебя обрисую в лучшем виде, так что мимо не пройдет. Держи.
Он протянул Максу деньги и коробку. Та оказалась очень легкой, он почти не чувствовал веса, внутри что-то шуршало и переползало от стенки к стенке, если повернуть коробку набок. Но ничего подозрительного Макс в ней не усмотрел и договорился, что завтра они встретятся в три часа дня на вокзале и Артемьев отдаст остальные деньги.
Аэропорты Макс любил всегда, хоть самолетов не то чтобы побаивался, но относился к ним с опаской. Физика физикой, но при виде отрывающегося от земли «Боинга», в брюхе которого сидели полтыщи человек, Макс испытывал легкий ужас и восторг. Ну не может эта груда металла оторваться от земли, вот не может – и все, а вот поди ж ты: летит, да как красиво! Переваливается с крыла на крыло, потом выравнивается и уходит за облака, оставив за собой черные полосы, выхлопы сгоревшего керосина. Огромные гулкие залы, толпы людей, попавших в полосу отчуждения и коротавших время за ерундой вроде кроссвордов или сидящих в кафе, объявления на нескольких языках о начале регистрации и посадке, запахи парфюма из дьюти-фри, немыслимое количество дорогой выпивки – он уж и забыл, как это выглядит. Летал последний раз лет пять или шесть назад, уж и забыл, куда именно, и вот те чувства снова вернулись, восторг какой-то, помноженный на тревогу: дорога все-таки впереди, и путь неблизкий, мало ли что может приключиться.
В зале Макс бродил уже минут двадцать. Смотрел на табло вылета, наблюдал за оживленными людьми, что тащили сумки, или катили чемоданы, или сидели на скамейках, уткнувшись в планшеты или ноутбуки, – аэропорт предоставлял пассажирам беспроводной Интернет. Ходил туда-сюда с коробкой в руках, поглядывал по сторонам, высматривая в толпе артемьевского родственника, даже приблизительно не представляя, как тот может выглядеть. Уже несколько раз смотрел на часы, на экран мобильника, точно ждал звонка. Но телефон молчал, люди спешили мимо по своим делам, время шло, и Макс начал понемногу психовать.
Этот артемьевский родственник, где бы он ни был, мог хотя бы позвонить своему братцу (или кем там они друг другу приходились) и предупредить, что задерживается. А может, он вообще не прилетел и не счел нужным об этом сообщить, или… «Жду еще полчаса и ухожу». Макс нашел свободное место в ряду металлических кресел, плюхнулся на него и стал смотреть через панорамное окно на цистерну с горючим, что стояла точно напротив. Посидел так минут пять, соскучился, поднялся на ноги и снова пошел нарезать круги по залу, поглядывая на табло вылета и на часы в его верхнем углу. Рейсы отправлялись строго по расписанию, строки мерцали зеленым, появлялись и пропадали из виду, телефон не звонил, к Максу никто не подходил, коробка так и лежала в небольшом пакете, что мерзко шуршал при каждом движении.
Полчаса прошли, Макс стоял напротив табло и оглядывался по сторонам. Нет, без толку, встреча не состоится, о причинах его не сочли нужным предупредить. О второй части суммы речь уже, понятное дело, не идет, Артемьев за несделанную работу платить не будет, целый день вылетел псу под хвост. «Твою ж мать…» – Макс развернулся, пошел к выходу, лавируя в толпе, и увидел двух полицейских. Обычных аэропортовских полицейских: толстых, ленивых, снисходительно-хамоватых – они шли через толпу, и люди сами расступались перед ними. Оба шли точно навстречу Максу, и когда тот ушел чуть в сторонку, повторили его маневр, остановились напротив.
– Чего ждем? – сквозь зубы поинтересовался конопатый коротышка. Ростом он едва доходил Максу до подбородка, но вид имел донельзя наглый, щурился презрительно, только что на пол пока не плевал.
– Мне человека встретить надо, – сказал Макс, стараясь скрыть раздражение.
– Встречают в зале прилета, – процедил второй, ростом напарника повыше и пузом пообъемнее, – а ты тут уже почти час трешься. Зачем, спрашивается?
«Зараза!» – До Макса только сейчас дошло, что встречать артемьевского родственника надо в зале прилета, а он по привычке притащился на вылет. Просто к терминалу надо было подъехать с другой стороны, а он забыл и потерял кучу времени. А там человек, наверное, уже ждет, нервничает, у него же транзитный рейс…
– Черт! – вырвалось у Макса. – И правда, мужики! Это я чего-то не сообразил, спасибо! Я побегу, меня там человек ждет!
Он шагнул было вбок, но конопатый опередил его, оказался напротив, а второй стоял чуть позади и сбоку. Макс рыпнулся в другую сторону, но с тем же результатом: полицаи преграждали ему путь. «Да что такое?» – Он непонимающе смотрел на обоих, и конопатый, в звании сержанта, сказал:
– Документы ваши попрошу.
– Да ты что? – обалдел Макс. – Какие документы, мне человеку подарок передать надо! Я и так прорву времени потерял, у него рейс транзитный, я не успею!
– Документы, – уже с угрозой сказал сержант, и Макс решил не спорить, достал паспорт и права, отдал их полицаю. Тот все вдумчиво изучил и спрятал документы себе в нагрудный карман, посторонился, пропуская Макса вперед:
– Пройдемте.
Спорить было бесполезно, да еще и на глазах у людей, что уже сбавляли шаг, посматривая в их сторону. Да тут еще и камер понатыкано кругом, он сейчас как на ладони, дергаться бесполезно. Поэтому ничего не оставалось, как идти за полицейскими, причем второй топал позади, и Макс слышал его шаги за спиной.
Пересекли зал, поднялись на эскалаторе на второй этаж и пошли мимо кафе, магазинчиков, сувенирных и газетных лавок, мимо кресел с пассажирами, чемоданов и прочего багажа. Справа показались стойки регистрации на рейсы, там было многолюдно, стояли длинные очереди, носились дети, и даже тявкала крохотная собачка на руках у длинноволосой девицы. Прошли мимо, повернули, остановились перед дверью с надписью «Полиция». Конопатый по-хозяйски открыл ее, пропустил Макса перед собой, вошел следом. Дверь грохнула за спиной, но Макс не обернулся, он рассматривал комнату, где оказался. Довольно большая, у стены письменный стол, много чего повидавший, когда-то полированный, а теперь ободранный до безобразия, стул за ним, еще стулья у стены, сейф в углу, еще какой-то шкаф. Очень светло, лампы горят вовсю, свет бьет в глаза, отражается от белых стен, окон нет, и чувство такое, точно снова в камере оказался. Из-за стола поднимается дядя с погонами майора, мельком смотрит на Макса и берет у сержанта его документы.
– Еланский Максим Сергеевич, – прочитал он, сверил оригинал с фотографией и спросил: – Ваша цель приезда в аэропорт?
– Встречал знакомого, – сказал Макс. Голос, к счастью, не выдал злости, разочарования и бешенства, что кипели внутри. Без толку потратить почти час и так нарваться… эти орлы теперь долго не отвяжутся, и денег-то нет, чтобы заплатить им, если только из артемьевского аванса…
– Что в коробке? – Майор смотрел на пакет в руках Макса.
– Часы, – сказал тот, – дорогие. Мне их передать надо.
– Родственник твой? – Майор все смотрел на пакет.
– Нет, попросили…
– Вещи на досмотр. – Майор подался вперед, и стул под ним скрипнул. Макс положил пакет на стол, отошел к стене. Сержант и его напарник принялись потрошить коробку. Затрещал под канцелярским ножом скотч, треснул картон, что-то негромко звякнуло. Майор привстал на стуле, подтянул к себе коробку, глянул внутрь, потом на подчиненных, потом на Макса.
– Часы, говоришь, – протянул он с улыбкой, – часы, значит? Не вижу я тут часов, хоть убей. Что это? – Он двинул коробку на край стола.
Макс шагнул вперед, отодвинул край обертки и остолбенел: в коробке лежали ампулы с бесцветной жидкостью, штук десять или пятнадцать, они весело блестели под лампами, жидкость в них еле заметно подрагивала. «Часы… Ах ты сука!» – Макс не верил своим глазам. Сердце глухо стукнуло, кровь ударила в виски. Черт, как же так, неужели снова… Это уже было, этого не может быть. Ампулы, облава, обыск. «С какой целью приобретали наркотические вещества?» – камера, СИЗО, приговор. И опять все по новой? Но как? Кому это надо на этот раз? И, главное, зачем?
– Это не мое, – тихо сказал Макс, – меня просили отвезти в аэропорт и передать часы, мне заплатили.
– Кто? Имя назвать можешь? Внешность описать? – сыпал вопросами майор, сержант с коллегой стояли у двери и смотрели на Макса исподлобья.
– Могу. – Он говорил уже громче, вместо временной слабости от шока пришла злость, лютая, бесконечная, на несправедливость, на собственную глупость, на всех разом на свете ментов. Подстава, понятное дело, Артемьев, сука, постарался, но зачем? Зачем ему это – такой огород городить, когда можно было легко и непринужденно подкинуть Максу в карман сверток с героином, например. На кой черт было гнать его в аэропорт и бросить одного на целый час? Что за комедия, что за бред?
Но это не было бредом, майор уже звонил куда-то, прижимая трубку плечом к уху, вытащил из ящика стола бумаги и готовился заполнять их. Макс обернулся – полицаи так и стояли у двери, она открылась, те обернулись, и Макс услышал знакомый голос. Он приподнялся на носки и увидел Артемьева – тот с мобильником в руке смотрел на Макса и улыбался, тварь, скалился едва ли не во всю пасть, но до его рожи было слишком далеко, отсюда не дотянуться.
– Вот он! – крикнул Макс. – Он мне коробку передал! Сказал, что в ней часы, наврал мне! Я не знал, что внутри!
Орать он мог сколько угодно, майор молча смотрел на него, полицаи загораживали довольного Артемьева. Тот стоял у двери, правда, уже без своей паскудной улыбки, у него зазвонил телефон, и полицай немедленно ответил, заговорил быстро, точно объяснял кому-то дорогу.
– Сука! – не выдержал Макс. – Скотина, мразь! Что тебе от меня надо?! – И рванулся к Артемьеву, сам не заметил, как отодвинул с дороги пузатого полицая, как отбил занесенную руку конопатого, опомнился, когда схватил Артемьева за грудки. Встряхнул с силой, рванул на себя, одновременно локтем заехал кому-то, сунувшемуся разнять их, по скуле, приложил Артемьева затылком о стену – и тут дверь открылась. Все дружно обернулись, причем свалка едва не выкатилась в общий зал. Макса схватили за локти, он врезал ногой кому-то по голени, развернулся и тут увидел… Юльку.
Узнал ее моментально, точно и не было между ними этих двух лет, точно вчера только расстались. Она словно выше стала, и волосы другие, светлее и короче, ровно подстрижены, длиной до подбородка. Очков нет и в помине, глаза прищурены, и так знакомо, что руки у Макса разжались сами собой, он замер от неожиданности. Его швырнули на стул, тот загрохотал, закачался под его весом. Макс едва усидел и не сводил с Юльки глаз. Та вошла, полицаи расступились перед ней, майор поднялся со стула и протянул Артемьеву документы Макса.
– Извините, накладка вышла, – сказал Юльке Артемьев, – так получилось. Я за ним из города ехал, а в аэропорту потерял, думал, он в зал вылета пойдет, но там его не оказалось, поэтому ждать пришлось. Я коллег попросил, они его нашли, привели, как вы просили. Но малость переиграли.
– Я просила, чтобы все было тихо и незаметно, – сказала Юлька, и Артемьев поник, пробормотал что-то вроде «непредвиденные обстоятельства» и покаянно посмотрел на Юльку. Та достала из большой кожаной сумки конверт, подала его Артемьеву, он вернул Максу его документы, одновременно швырнул коробку с ампулами в мусорку у стола.
– Это кофеин, – сказал Артемьев, не глядя Максу в глаза, – я две коробки купил, они большие и легкие. Да какая разница, что там было! – почти выкрикнул он, но Макс промолчал, он смотрел на девушку. Та мельком глянула на него и пошла к выходу, остановилась на пороге и махнула рукой. Полицаи не шевелились, Макс убрал паспорт и права в карман и вышел из комнаты, догнал Юльку у небольшого магазинчика. Она повернулась ему навстречу, улыбнулась и сказала:
– Привет. Я тебя сразу узнала. Ты не изменился.
– Я тоже, – ответил Макс. Больше сказать было нечего, слов не было, не находились подходящие. Или он не знал их, вот и стоял столбом. Юлька поняла его состояние, повесила сумку на плечо и предложила:
– Пойдем кофе выпьем. Я тебе все объясню.
Мест в ближайшем ресторанчике не нашлось, пришлось тащиться через весь зал. Юлька взяла Макса под руку, стучала каблуками рядом, а он все никак не мог прийти в себя, косился на девушку, словно сомневаясь: она это на самом деле или ему кажется, узнавал и не узнавал ее. Старше стала и серьезнее, смотрит уже по-другому, не так доверчиво, точно спросить о чем-то хочет и не решается. Но вот место нашлось, они уселись друг напротив друга, Юлька заказала два кофе и посмотрела на Макса.
Тому стало неловко, он не знал, как вести себя и что говорить. Понятное дело, что вопросов было много, но не вывалишь же их вот так все скопом. А судя по всему, у Юльки все получилось, выглядит она потрясающе: высокие сапоги, короткая юбка, свитер в обтяжку, скромные украшения, волосы до плеч – на нее оглядываются, между прочим, и ни один мужик еще мимо спокойно не прошел. И вот сейчас какой-то кудрявый олень за столиком напротив того гляди сигарету проглотит, так и пялится, зараза.
Макс пересел к оленю спиной, закрыл от него Юльку, та улыбнулась и сказала:
– Артемьева наняла я. Я заплатила ему, он нашел тебя и привез сюда, как мы и договаривались. Только сделал все это…
– …по-уродски, – подсказал ей Макс, и девушка засмеялась.
– Ну, да, он же бывший мент, что с него взять. Как привык, так и работает, зато профессионал, и не зря берет деньги за свои услуги. Мне рекомендовали его, и я не пожалела. Правда, гонорар пришлось урезать, но он сам виноват, что потерял тебя.
– Да ладно, – сказал Макс и почувствовал, что стало вроде как полегче: одна часть головоломки разъяснилась, зато неотвратимо нависла вторая, и он боялся ее и готовился одновременно.
Принесли кофе, довольно неплохой, надо сказать, Юлька отпила крохотный глоток и спросила негромко:
– Как ты? Как живешь, как твои дела?
– А то ты не знаешь! – неожиданно разозлился Макс. Чего она спрашивает – подослала к нему этого Артемьева, тот все разнюхал и доложил, а она интересуется, дурочкой прикидывается.
– Я от тебя хочу услышать, – сказала девушка, – а не из отчетов. Но не хочешь – можешь не говорить, я не настаиваю.
И отвернулась к окну, за которым взлетали и садились самолеты. Не настаивает она, как же, так он ей и поверил! Только она так молчать умеет, точно тонкой рукой за горло держит, знакомо это нам, проходили. И чтобы не дать тем чувствам, что давно сам в себе убил, голову поднять, Макс сказал:
– Нормально все. Живу, работаю. Машину починил, таксистом стал. На жизнь хватает.
Здесь по правилам этикета полагалось задать встречный вопрос, поинтересоваться, как поживает Юлька, но чего тут спрашивать, когда и так все понятно. У нее все не просто хорошо, а замечательно, и даже более чем. Левицкая давно в могиле, Рогожский тоже червей кормит, поместье продали, лошадей, кажется, тоже. Он слышал что-то такое полгода примерно назад, что аукцион был и у конюшни теперь новый хозяин. А за границей хорошо, там жизнь другая, размеренная и спокойная, и точно известно, что с тобой будет завтра, с поправкой на форс-мажор, конечно, но с Россией ни в какое сравнение не идет. Хорошо Юлька живет, чего ее спрашивать, один только вопрос: чего она сюда притащилась и весь этот цирк затеяла?