— Скажи — флот! — смущенно усмехнулся Шестаков.
Болдырев упрямо повторил:
— А что?! Флот! И моряки его подвиг совершат, достойный флотов Ушакова и Нахимова!
— Постараемся, Андрей, — тихо сказал Шестаков.
Они подошли к трапу, под которым завешен был на талях небольшой катерок.
— Прощаться будем? — спросил со вздохом Шестаков.
— Видно, пора... — Болдырев помолчал, потом, вроде бы равнодушно, спросил: — А что это Константин Петрович решил взять дочку на поход?
Шестаков посмотрел ему прямо в глаза, ответил хмуро и твердо:
— Это я решил... взять с собой жену.
Болдырев широко улыбнулся:
— Ну, дай вам бог счастья, как говорится.
Он обнял Шестакова и спрыгнул в катер.
Часть III
БОЙ
В конференц— зале английского пресс— клуба нынче людно и шумно: журналисты собрались на встречу с советской торговой делегацией.
По широкому проходу быстро, деловито прошли на возвышение— сцену представители Советской Республики.
Виктор Павлович Ногин занял председательское место, рядом сели Красин, Литвинов, Клышко.
Ногин поднял руку — корреспонденты английских и иностранных газет, заполнившие зал, притихли.
Виктор Павлович начал конференцию.
— Господа, мы пригласили вас, чтобы сделать для мировой печати ряд важных сообщений, — сказал он. — Газеты уже извещали о том, что советская торговая делегация заключила соглашение с кооперативным обществом «Закупсбыт Лимитед» о торгово— коммерческом сотрудничестве...
Журналисты шумно подтвердили свою осведомленность.
Ногин продолжал:
— Вчера, однако, правление «Закупсбыта» уведомило нас о расторжении договоренности...
В зале гомон. Лучится угрюмыми морщинами облупленное лицо Севрюкова, примостившегося с блокнотом в руках в заднем ряду, поближе к двери.
Ногин дождался терпеливо полной тишины.
— Руководители «Закупсбыта» мотивировали свой отказ от обязательств развернутым против этого общества физическим, политическим и финансовым террором. Лондонская биржа лишила «Закупсбыт» кредитов, вручив фирме ультиматум. Фирма передала его текст нам...
Он показал собравшимся письмо.
— Здесь сказано, помимо прочего, следующее: «Мы решили, что для нас сейчас невозможно будет принять участие в каком— либо деле, способствующем Советскому правительству...»
Раздались в разных углах зала одобрительные возгласы.
Не обращая на них внимания, Ногин продолжал:
— Кроме того, вы знаете, вероятно, что несколько дней назад фанатиком— белогвардейцем была убита двадцатилетняя девушка, английская подданная, сотрудница фирмы «Закупсбыт Лимитед»...
Встал со своего места корреспондент.
— Газета «Таймс», — представился он. — Какие теперь планы у советской делегации?
На вопрос ответил Красин.
— Господа журналисты, можете сообщить в свои газеты следующее... — очень серьезно сказал он. — У нас такое трудное положение, что, кроме бесповоротной победы, большевиков не устроит никакой другой вариант!
В зале доброжелательно засмеялись.
— А если говорить серьезно, — сказал Ногин, — то мы решили отказаться от услуг посредников. Советские кооператоры уполномочили меня сообщить: со вчерашнего дня учреждено первое советское международное кооперативное акционерное общество «АРКОС» — Олл Рашен Кооператив Сосайити. И штабквартира его будет находиться здесь, в Лондоне!
— Газета «Нью— Йорк геральд трибюн»! — выкрикнула с места долговязая рыжая журналистка в немыслимо яркой шляпе. — Не помешают ли деятельности «АРКОС» разногласия и споры о долгах русского царя?
Ногин твердо ответил:
— Это исключено. «АРКОС» не государственное, а общественное предприятие...
И после короткой паузы добавил:
— Предъявлять к нему претензии за долги русской короны так же нелепо, как если бы я попросил вашу редакцию оплатить нам проценты за покупку американским правительством у русского царя Аляски.
В зале снова зашумели, но пронзительный тенорок толстяка в полосатой тройке перекрыл общий гомон:
— Газета «Сан». Шутки шутками, но политические переговоры вновь затормозились. И именно из— за долгов России странам Антанты!
Ногин развел руками:
— Ну, если говорить честно, то английская сторона затормозила, переговоры из— за того, что Врангель вырвался из Крыма и захватил Северную Таврию. Кое у кого появилась надежда на реставрацию. Поэтому и всплыл заново вопрос о пресловутых царских долгах.
Вмешался Красин:
— Господа, ведь мы и не возражаем оплатить эти долги. Разумеется, если нам будет возмещен ущерб от интервенции в сумме тридцати миллионов золотых рублей...
Кто— то презрительно засмеялся.
Красин крикнул:
— Вдумайтесь, господа! Переговоры переговорами, войны войнами, это дело другое... А есть людям надо каждый день! И для этого надо торговать каждый день! Не так ли, господа журналисты?
По залу прокатился одобрительный шум.
Встал представительный мужчина с кайзеровскими усами:
— Газета «Гамбургер цайтунг». Русский коммерсант и полярный исследователь доктор Павел Кушаков распространил в Лондоне меморандум. Знакомы ли вы с этим документом, и что вы о нем думаете?
Ногин кивнул:
— Да, мы читали меморандум Павла Кушакова. Он ратует за широкое привлечение иностранного капитала к освоению Северного морского пути и разработке природных богатств русского Севера. Он требует объявления порто— франко[2] в Дудинке, Усть— Порте, Обдорске, Усть— Цильме... — Ногин приподнялся со своего места. — Господа, на этот счет я могу сообщить вам слова Владимира Ильича Ленина о тактике современной буржуазии: «Они хотят сделать мешочничество интернациональным. Хотят мирное хозяйственное строительство превратить в мирное разложение Советской власти. Извините, господа империалисты, мы начеку!» Вот что сказал вождь российской революции, и я думаю, что комментарии тут излишни.
— Но специалисты утверждают, что русские своими силами смогут приступить к освоению ресурсов на Севере не ранее, чем через пятьдесят лет! — выкрикнул из зала один из корреспондентов.
Красин ответил мгновенно:
— Господа, что касается прогнозов специалистов, то практика уже не раз демонстрировала их скоропалительность. И ошибочность. Хорошо хоть, что у вас здесь терпимо относятся к таким слабым пророкам. А то я припоминаю случай, когда со мной сидел в Воронежской тюрьме один конокрад. Он зарезал гадалку за то, что она ему неправильно нагадала... у кого лошадь украсть!..
В зале хохот.
Ногин весело добавил:
— Господа, у нас действительно есть в Сибири и на Севере уголь, лес, нефть, золото, медь, асбест, железо. И многое— многое другое. Но я надеюсь, вы не осудите меня, если я вам сообщу доверительно, хотя и конфиденциально...
Зал заинтересованно притих.
— ...Все это: и золото, и нефть, и прочее, нам все это самим надо!
Аудитория взорвалась хохотом. Красин тоже улыбнулся — еле заметно — и добавил:
— Поэтому необходимо закончить вопрос с пророчествами: не так давно все утверждали в один голос, что ни при каких условиях нам не организовать морской экспедиции для вывоза хлеба из Сибири. Так вот, с особым удовольствием могу сообщить вам, что вчера караван из пяти ледоколов и девяти грузовых судов взял курс на Обь и Енисей. Через три месяца новорожденному сегодня «АРКОСу» будет что предложить на лондонском рынке...
В зале раздались аплодисменты, и Красин почувствовал, что овладел аудиторией.
За улыбчивостью наркома, его юмором и мягкостью ощущались огромная уверенность и внутренняя сила. Севрюков смотрел на него с ненавистью. Потом, не в силах слушать его дальше, встал и вышел из зала в пустынный вестибюль.
Там он пристроился за колонной, огляделся по сторонам.
Никого не было. Севрюков переложил из заднего кармана брюк во внутренний карман пиджака длинноствольный маузер, с которым никогда не расставался.
Из зала послышался вопрос:
— Не опасается ли господин Красин повторения в «АРКОСе» столь же прискорбных случаев, как тот, что произошел с убийством служащей в «Закупсбыте»?
Красин задумчиво потеребил свою элегантную бородку, внимательно всмотрелся в зал.
— В течение долгих десятилетий лучшие люди России сознательно шли на смерть во имя справедливости и торжества дела свободы, — сказал он и с жаром закончил, — и не нам, тем более сейчас, пугаться уголовно— политического террора! Каждый из нас, каждый сотрудник «АРКОСа» отдает себе отчет в опасности, но надежда испугать нас ножами и пулями платных истязателей и наемных убийц — бессмысленна!..
В зале снова вспыхнули аплодисменты, раздались громкие одобрительные возгласы, журналисты поднялись с мест, застучали сдвигаемые стулья.
В вестибюль устремился поток спешащих к телефонам корреспондентов. Мгновенно возникла толпа.
Показались советские делегаты. Красин и Ногин были окружены большой группой журналистов, продолжавших задавать вопросы.
Все они двигались к выходу, и в эту суету незаметно втерся Севрюков. Сквозь толчею он постепенно пробился поближе к Красину. Посматривая на выход, шел вплотную за советским наркомом. Положил руку в карман пиджака...
Шестаков вышел на верхнюю палубу ненадолго — оценить обстановку. Он стоял на мостике, подняв воротник шинели, нахлобучив низко на лоб фуражку — зюйдвестка осталась в каюте.
Медленно, ох как медленно движется в свинцовых волнах Ледовитого океана хлебный караван! Ведь равняться надо на самые тихоходные пароходы, а некоторые из них и вовсе приходится тащить на буксире: старые изношенные машины не выдерживают нагрузки, время от времени какая— нибудь из них останавливается, требуя ремонта в невыносимо тяжелых походных условиях.
Вокруг, сколько хватало глаз, угрожающе качались льды — летние, потрескавшиеся, но все еще опасные для утлых коробок, которые держались на честном слове да на энтузиазме «караванщиков».
Шестаков в мыслях грустно усмехнулся: ведь многих из них действительно иначе, чем «караванщиками», не назовешь; они и океан— то впервые увидели всего несколько месяцев назад, какие из них моряки!
Но работали яростно, будто снова и снова шли в бой с проклятой белогвардейской контрой!
Шестаков вспомнил, как несколько дней назад налетел шторм.
Плотный снежный заряд накрыл и море, и корабли белым мятым покрывалом, ослепил вахтенных на мостике.
«Видимость — ноль!»
Испуганно, жалобно заныли, загудели, заревели гудки пароходов: в любую минуту было возможно столкновение. Да и берег недалеко — с бурунами вокруг колючих острых рифов, с предательскими отмелями. Не дай бог, занесет на них в этой сумасшедшей летней метели!
Свирепо завывал порывистый ледяной ветер, вздымал короткую крутую волну. Резко ударив по борту корабля, она взлетала вверх и рассыпалась мириадами крохотных ледяных шрапнелин; влажная пыль окутывала снасти и палубу прозрачной узорчатой коркой, лед прямо на глазах нарастал тяжелым опасным панцирем.
Моряки знают, как страшно это непрошеное украшение — под его тяжестью рушатся снасти, надстройки, а порой и все судно, потеряв остойчивость, ложится на борт, набирает воды, переворачивается...
И хотя сапоги матросов за минуту плотно примерзали к палубе, люди неистово скалывали лед чем попало, поливали его кипятком...
Вот в этот самый момент и застопорила машина «Седова», оставляя флагманский корабль на волю бушующей злобной стихии.
Шестаков кубарем скатился в машинное отделение: около двигателя уже хлопотали «духи» — так называют на судах машинную команду.
— В чем дело?! — заорал Шестаков с порога.
— Да вот, разбираемся, Николай Павлович, — виновато сказал старший механик Яков Привин. — Похоже, что подшипник преставился...
В огромных ручищах он держал стальное полукольцо, покрытое сизой окалиной, с неровными обломанными краями. Лицо механика, все в масляных пятнах, выражало недоумение.
Рядом копался в машине второй механик. Немного погодя он повернулся к Шестакову, поблескивая белками на закопченной физиономии, доложил:
— Сгорел вкладыш левого подшипника.
— Почему?
Привин показал на кожух:
— Масла в картере нету.
Шестаков разозлился:
— Толком можете объяснить, в чем дело? Почему масла нет? Куда оно подевалось?
Привин развел руками:
— Будем смотреть, Николай Павлович... До сих пор уровень нормально держался, масло расходовалось по норме.
— Утечек, стало быть, не случалось, — пояснил второй механик.
— Так это что, диверсия? — насторожился Шестаков.
Привин сказал рассудительно:
— Ну почему же сразу — диверсия! Разберем подшипник — видно будет. Как— никак машина старинная, очень даже поношенная...
— И долго вы будете разбираться? — нетерпеливо спросил Шестаков. — Пока к берегу притащит?
— Поднажмем, — хмуро ответил Привин. — Сейчас всей командой навалимся.
Шестаков хлопнул его по плечу:
— Я на мостик... Докладывать каждые полчаса!
— Есть!
Тогда все закончилось благополучно. Матросы с черными обмороженными лицами еще скалывали лед с палубы, когда снежный шквал прекратился так же внезапно, как и начался, в голубом небе засияло солнце.
Обошлось без серьезных потерь.
И на других судах каравана был порядок.
А через полчаса Привин доложил, что нашли трещину в картере подшипника — через нее и ушло масло.
Аварию удалось ликвидировать: трещину зачеканили, и вскоре машину можно было запускать на холостую обкатку. А еще через три часа заработал гребной вал — «Седов» двинулся вдогонку за караваном, благо тот находился в пределах прямой видимости.
Сколько их было, неприятностей, больших и малых, на судах каравана, и каждая отнимала драгоценное время — дни короткого полярного лета мчались вихрем!
Малейшая задержка могла обернуться катастрофой, и поэтому поход был сплошным авралом.
Люди, впрочем, были к этому готовы еще в Архангельске, никто не роптал и не жаловался...
Шестаков спустился в кают— компанию. Начинался обед, и все уже собрались за длинным столом, покрытым реденькой, но чистой льняной скатертью. В помещении было холодно, и люди сидели в шинелях, в бушлатах, закутавшись шарфами. Но — по русскому обычаю — без шапок. И не унывали, а в предвкушении обеда оживленно разговаривали, перебрасывались шутками.
Хозяйничала Лена Неустроева. Она аккуратно резала черный хлеб крохотными ломтиками и раздавала обедающим по одному кусочку, подставляя ладонь, чтобы ни одна крошка не упала.
Увидела Шестакова — серые удлиненные глаза ласково заискрились, на похудевших обветренных щеках показались милые ямочки.
— Опаздываете, Николай Павлович, — сказала она с шутливой укоризной. — Так и голодным остаться недолго.
— Голодным я все равно останусь, — засмеялся Шестаков. — Зато свежим воздухом надышался, врачи для аппетита очень рекомендуют.
— Прошу! — Лена поставила перед Шестаковым тарелку с дымящимся борщом, который наливала всем по очереди из бачка. — Флотский борщ образца тысяча девятьсот двадцатого года. За вкус не ручаюсь, но сварила горячо...
За вкус ручаться и верно не приходилось, да и борщом назвать это странное варево из прошлогодней квашеной капусты и пригоршни ржаной муки можно было, только отдавая дань старинной морской традиции.
Но никто не привередничал, все охотно согласились бы на добавку — да только не было ее. А Яков Привин, старший механик, даже нахваливал «мисс кок» — так прозвали Лену в кают— компании еще в самом начале похода.
Пока народ старательно управлялся с первым, Лена растерла озябшие руки, спрятала их в меховые рукавички. Шестаков виновато поглядел на нее, тяжело вздохнул.
Ему хотелось взять эти покрасневшие потрескавшиеся руки с длинными гибкими пальцами в свои, приласкать, согреть их — сколько выпало им на долю непривычного, тяжкого и неожиданного труда!