– Да… душераздирающая история. – Холмс уселся и свесил ноги с кушетки. – Но я все никак не могу понять причину вашего прихода.
– Я подумал, что, поскольку ваше имя было упомянуто в числе трех других, вы захотите, чтобы вас предупредили об этом, – ответил Сайленс.
– Предупредили? – Холмс пожал плечами. – О чем? Я не усмотрел в вашем рассказе никакой угрозы, разве что угрозу повышенного внимания масс. Но, боюсь, благодаря моему другу Ватсону и его плодотворному перу я уже успел к этому привыкнуть.
– Вы – объект внимания не только читающей публики, – горячо возразил Сайленс. – Все намного серьезнее, если ваше имя на устах у демонов.
– Видите ли, доктор, дело в том, что я… не верю в демонов.
– Зато они верят в вас, – сказал Сайленс и встал. – Что ж, с вашей помощью или без нее, но я намерен и дальше заниматься этим делом. На случай если вы сочтете необходимым продолжить этот разговор, у вас есть моя карточка.
– Или на случай, если потребуется изгнать злых духов из нашей домохозяйки.
Впервые за время своего визита наш гость проявил признаки нетерпения. Он стукнул металлическим наконечником трости по полу:
– Ваша шутка неуместна, Холмс! Я уважаю вас как мастера в избранной вами области, и с вашей стороны было бы вежливо ответить мне тем же. Это дело касается темных сил, и, хотите вы или нет, оно касается и вас.
– Время покажет, – заметил Холмс. – А пока благодарю вас за проявленное беспокойство.
Он подошел к столу для химических опытов и взялся готовить очередную смесь, давая понять: аудиенция закончена. Я подхватился, неловко пожал нашему гостю руку и проводил его к парадной двери.
Вернувшись, я застал Холмса за любимым занятием. Все внимание моего друга было поглощено булькающими химикатами и шипением бунзеновской горелки.
– Это невежливо, Холмс, – сказал я. – Даже для вас.
Холмс пожал плечами:
– Какое мне до этого дело? Вежливость – это неестественный способ поведения, которым пользуются, чтобы скрыть правду. Вежливые манеры не идут на пользу детективу.
Я взял утреннюю газету и предоставил Холмсу заниматься исследованиями. Когда он в дурном настроении, общаться с ним бессмысленно.
Однако через несколько минут я был вынужден нарушить молчание:
– Холмс, какие три имени называл Сайленс?
Холмс, не отрываясь от своих опытов, проговорил:
– Хилари Де Монфор, владетель Боулскина и ваш покорный слуга. А что, друг мой, вы тоже желаете меня предостеречь?
– Все гораздо серьезнее, чем вы думаете, – сказал я, развернул газету и процитировал одну из заметок: – «Молодой представитель высшего общества обнаружен мертвым при весьма загадочных обстоятельствах».
Я бросил газету Холмсу. Он начал читать, одновременно помешивая бледно-розовую смесь, которая пенилась в реторте:
– «Сегодня утром на Гросвенор-сквер был найден мертвым Хилари Де Монфор, сын достопочтенного лорда Габриеля Де Монфора. Полиция хранит молчание, но свидетель сообщил, что тело было найдено… – тут Холмс приподнял одну бровь, – в чрезвычайно пугающем состоянии».
Холмс отбросил газету в мою сторону.
– Боже, избавь меня от языка газет. Они претендуют на то, что им есть что сказать, но не сообщают ничего, имеющего отношение к фактам.
– Возможно, нам удастся обнаружить факты в блокноте инспектора Грегсона? – предположил я. – Если бы вы дочитали статью до конца, вы бы узнали, что дело ведет он.
– Грегсон?
Холмс одобрительно улыбнулся: он симпатизировал инспектору, как, впрочем, любому представителю этой профессии. Должен сказать, однажды он зашел в своей симпатии так далеко, что назвал инспектора Грегсона самым умным в Скотленд-Ярде.
– Что ж, возможно, нам все-таки стоит нанять кеб.
– Как вы думаете, что это значит? – спросил я. – Доктор Сайленс упоминал имя этого молодого человека…
– Это означает, что многоуважаемый доктор хотел пробудить мое любопытство.
Холмс выключил горелку, внимательно посмотрел на приготовленный им кипящий раствор, потом встал, надел пиджак и добавил:
– И он в этом преуспел.
Глава 4
Лучшие в Скотленд-Ярде
Мы взяли кеб до Скотленд-Ярда. Грегсон, как всегда, был рад нас принять.
– Спасибо, что отвлекли меня от скучной работы, джентльмены. – Он указал на заваленный бланками и бумагами стол. – Честно говоря, дело, которым вы интересуетесь, такое странное, что я буду рад любым предположениям с вашей стороны. Просто не знаю, как к нему подступиться.
Инспектор перешел к детальному рассказу о последних часах жизни Де Монфора. Холмс внимательно слушал, а я делал записи.
– Действительно необычное дело, – согласился мой друг, – и вторая необъяснимая история за сегодня. – Он взглянул в мою сторону и едва заметно усмехнулся. – Но коль скоро Ватсон намерен поведать об этом своим читателям, объяснение необъяснимого становится нашей главной задачей. Нам, вероятно, не позволят взглянуть на тело?
Грегсон почесал пальцем усы:
– Это, конечно, против правил, но вряд ли кто-то стал бы возражать, зная, что просьба исходит от вас.
– Превосходно! – констатировал Холмс.
Я был рад покинуть стены Скотленд-Ярда. Эта смесь из шумных арестантов и строгих полицейских, которые пытаются поддерживать порядок, всегда напоминала мне некое производство. Что-то вроде цеха для переплавки злоумышленников. Но только очень наивный лондонец, глядя на пойманных преступников, выстроившихся в ряд перед дежурным офицером, или на скованных наручниками арестантов в камере, может подумать, что они ищут исправления. Для большинства этих людей время, проведенное в полицейском участке или в тюрьме, лишь короткая передышка в криминальной карьере.
Путь до Центрального морга был недолгим. Когда переступаешь порог этого внушительного строения из кирпича, в пятнах сажи, с крышей из грязной черепицы, в нос сразу ударяет запах бедных городских больниц. Там так же остро пахнет дезинфицирующими средствами, кровью и гниющей плотью – живые силятся заглушить запах смерти. Не сомневаюсь, служители морга делают все возможное, чтобы поддерживать там чистоту, но много ли можно сделать, если твое рабочее место постоянно пополняется новыми трупами?.. Сюда привозили выловленных из Темзы раздутых утопленников, полуразложившиеся (или наполовину обглоданные) останки убитых, брошенных в темных закоулках или в тоннелях под нашим городом. Иногда я пребываю в мрачном настроении (мой друг назвал бы это глубоким раздумьем), и мне чудится, что мы живем на человеческих костях.
– Добро пожаловать, джентльмены, – поприветствовал нас Катберт Вэллс, судебный эксперт, с которым мы были знакомы. – Что привело вас в обитель жестоко убиенных?
– Мы бы хотели осмотреть то, что осталось от Хилари Де Монфора, – ответил Холмс.
– Ну, тогда вы как раз вовремя – а то родственники нервничают, требуют, чтобы им вернули тело. – Вэллс улыбнулся. – Снобизм не оставляет в покое бренную плоть. Монфорам не нравится компания, в которой оказался их сын.
Холмс оглядел холодный коридор:
– Я бы не стал их за это осуждать.
– Полноте, Холмс! Уверен, вам приходилось бывать и в менее здоровой обстановке.
– Значит, мы можем увидеть тело? – нетерпеливо вклинился в разговор Грегсон.
– Конечно, джентльмены. Следуйте за мной.
Вэллс провел нас в небольшую прозекторскую. Тело Де Монфора лежало на мраморном столе, укрытое плотной тканью.
Холмс откинул ткань, с тем чтобы осмотреть труп с головы до ног. Известный своей железной выдержкой, мой друг только резко вдохнул сквозь зубы:
– Да… Бедняга неважно выглядит. Что вы думаете, Ватсон?
Я подошел ближе и, как это всегда бывает с людьми моей профессии, все эмоции по отношению к умершему испарились. Осталась только автоматическая реакция патологоанатома. Мне нравится думать, что я способен сопереживать ближнему (правда, Холмс считает, что эта способность у меня слишком развита), но человек, оказавшийся на столе в морге, превращается для меня в головоломку из ушибов, кровоподтеков и странгуляционных борозд, которую предстоит разгадать. Будучи врачом-практиком, я не склонен искать в трупе человеческую душу.
– Если бы я не знал, где нашли тело, я бы, пожалуй, решил, что Де Монфор умер в результате падения с очень большой высоты. В последний раз я видел нечто подобное, когда путешествовал с женой по горам Уэльса. – Я взглянул на своих друзей. – Мы с Мэри натолкнулись на тело молодого человека, упавшего с кручи Блоренжа. Это был испорченный отпуск.
– У нас возникло предположение, что погибший – жертва группового нападения, – внес свою лепту Грегсон. – Если несколько мужчин избивали его ногами…
– То увечья носили бы совершенно иной характер, – перебил Вэллс. – Здесь же основные повреждения получены в результате одного удара, который был равномерно нанесен по всему телу.
– Такого эффекта можно ожидать, когда человек падает с большой высоты, – повторился я. – Или когда что-то падает с высоты на него.
– Но тогда мы бы обнаружили более явные переломы костей, – сказал Вэллс. – А в нашем случае повреждения мелкие, тем не менее они-то и привели к трагедии. – Вэллс хлопнул в ладоши, иллюстрируя свою мысль. – Бах – и все кости размозжены… И такие жуткие кровоподтеки…
– Это совершенно не поддается разумному объяснению, – проговорил Грегсон.
– Значит, это необъяснимо, – заключил Холмс.
Мы покинули стены морга и поехали на Гросвенор-сквер. Всю дорогу Холмс смотрел в окно кеба, не принимая участия в разговоре; он был увлечен собственными мыслями и не собирался отказываться от них ради светских приличий.
– Боюсь, эта тайна так и останется неразгаданной, – вздохнул Грегсон. – Для проведения следствия детективу необходимо топливо, а это дело повисло в вакууме.
– Вы, безусловно, были близки к истине, когда предположили, что на жертву напала банда головорезов. Основа разгадки – мотив преступления. Может, нападавшие хотели завладеть содержимым кошелька?
– Это первое, о чем я подумал, так как кошелек мы не нашли, – признался инспектор. – Но такого рода преступники не преследуют своих жертв по улицам – они нападают в темном углу, наносят удар и исчезают.
Я подумал немного и высказал следующее:
– Допустим, Де Монфор узнал одного из нападавших. Может, этот человек работает в каком-нибудь клубе? Он состоит в банде, вычисляет, кто из посетителей уходит с крупным выигрышем, и наводит на него грабителей. Если дело обстояло именно так, преступники не могли позволить Де Монфору уйти. Скажем, они напали, но ему удалось вырваться. Свидетель видел, как он бежал по улице. Бандитам надо было, чтобы Де Монфор молчал, и за ним гнались до Гросвенор-сквер.
– Вполне может сойти за рабочую версию, – согласился Грегсон. – Я тоже ее обдумывал.
Естественно, обдумывал! Он просто не мог позволить, чтобы кто-то был на шаг впереди него. Меня всегда это забавляло.
Я взглянул на Холмса в надежде, что он внесет свежую мысль в нашу беседу, но мой друг продолжал смотреть на проплывающие мимо дома.
Как только мы подъехали к Гросвенор-сквер, Холмс выпрыгнул из кеба и двинулся вперед по заснеженному парку.
– Боюсь, здесь уже не на что смотреть, мистер Холмс! – воскликнул Грегсон, следуя за ним на небольшом расстоянии.
– Безусловно, все полезное для дела, что может предоставить сыщику место преступления, уже исчезло без следа, – согласился Холмс. – Но прочувствовать атмосферу не менее важно.
Мой друг повернулся кругом, указывая перед собой тростью, словно это была стрелка компаса, и попытался восстановить ход событий вчерашней ночи.
– Де Монфор пришел сюда с севера по Брук-стрит и побежал к центру. – Холмс прошел по воображаемым следам молодого человека. – Интересно почему.
– Вероятно, пытался оторваться от преследователей, – сказал я.
– Ватсон, если бы за вами гнались бандиты, вы бы наверняка держались улиц со сквозным проездом. И без умолку звали бы на помощь, правильно?
– Полагаю, что да…
– Значит, он прибежал в парк по какой-то конкретной причине, – констатировал Холмс. – Чувствовал, что здесь ему удастся спастись.
– Следует ли вообще искать логику в действиях человека, поддавшегося панике? – возразил Грегсон. – Он просто был перепуган и бежал куда глаза глядят.
– Нет, – стоял на своем Холмс, – не куда глаза глядят. Исходя из показаний вашего свидетеля, он шел от «Нейвса», который находится на Сент-Джеймс-стрит, к ресторану «У Сальери», расположенному на Брук-стрит. Если бы он был просто напуган, вряд ли настолько отклонился бы от своего маршрута. Нет, Де Монфор оказался здесь по определенной причине.
– По какой? – поинтересовался инспектор с некоторой долей раздражения.
– Если бы я это знал, – ответил Холмс, – меня бы здесь уже не было.
Мой друг одарил Грегсона мимолетной улыбкой и зашагал к южному выходу из парка.
– Идемте, Ватсон! – крикнул он. – Пора проконсультироваться с экспертом.
Глава 5
Эксперт по слухам
Мы оставили Грегсона и направились в сторону Беркли-сквер.
– Боюсь, вы испортили нашему коллеге настроение, – заметил я.
– Коллеге?.. Вы ему льстите.
К Сент-Джеймс-стрит с ее знаменитыми частными клубами мы шли через самые богатые районы Лондона – по маршруту, который в свою последнюю ночь выбрал Де Монфор.
– Холмс, этот эксперт, с которым вы хотите проконсультироваться… Я не ошибусь, если предположу, что это Лэнгдейл Пайк?
– Именно он, Ватсон. Никто лучше Пайка не способен осветить происходящее в светских кругах Лондона. Если мы хотим понять мистера Де Монфора изнутри, Пайк – тот, кто нам нужен.
Нельзя было не согласиться с Холмсом, хотя мой друг прекрасно знал: я не питаю большой любви к Лэнгдейлу Пайку.
Этот человек был сокурсником Холмса в колледже, а потом добился успеха довольно своеобразным способом. Именно его род занятий и вызывал мое неодобрение. Дело в том, что Пайк торговал сплетнями, наживался на скандалах и чужих секретах. В некоторых наименее уважаемых газетах публиковались его колонки, а представители лондонского света – обыкновенная моль, вообразившая себя бабочкой, – порхали вокруг Пайка, несмотря на то что тот порой был весьма резок в своих оценках. Верно заметил Оскар Уайльд: «Хуже того, когда о вас говорят, может быть только одно – когда о вас не говорят». В разреженной атмосфере театральных премьер и торжественных приемов, загородных вечеринок и парусных регат сплетники вроде Пайка – это горючее, которое помогает твоей звезде светить ярче.
Его «офис» располагался в клубе на Сент-Джеймс-стрит, в нише эркерного окна. Там Лэнгдейл Пайк просиживал целыми днями за столиком с блокнотом под рукой. В этот блокнот Пайк заносил поступающие слухи и сверялся с ним, когда затем сам их продавал. Он был скупщиком краденого, бездонной ямой для неподтвержденных новостей и голословных заявлений, а неизменными поставщиками всего этого выступали болтливые слуги и отправленные в отставку любовники. За каждую крупицу информации Пайк всегда готов был расплатиться новенькими, хрустящими купюрами. Платил щедро – он мог себе это позволить. Ходили слухи, что своими статьями в газетах он зарабатывает за год четырехзначные суммы. Как человек, имеющий опыт в издательском деле, смею вас уверить: это немало.
Мой друг терпимо относился к бизнесу Пайка – на самом деле они часто обменивались информацией. Я же всегда считал: этот субъект воплощает собой всю порочность современного общества.
Заметив нас с Холмсом в окно, Пайк улыбнулся и поприветствовал вялым взмахом руки.
Пожилой официант проводил нас в «личную гостиную» Пайка. Вид у последнего был, как всегда, цветущий, а сияние шелковой подкладки пиджака буквально заворожило старого слугу.
– Мой дорогой Шерлок! – Лэнгдейл Пайк встал и пожал Холмсу руку.
Он широким жестом предложил нам сесть, и воздух наполнился сладким ароматом одеколона.
– Вы, конечно, отобедаете со мной? У них здесь просто бесподобный пирог с дичью.
У меня вполне здоровый аппетит, но тут он сразу пропал. Я не испытывал ни малейшей охоты обедать в компании этого человека. Для Холмса же, в отличие от меня, источником жизненной энергии служил табак. Тем не менее мой друг заверил Пайка, что с удовольствием принимает его предложение.