Ники волновалась больше всех нас, внешне она, конечно, была спокойна, сидела в кресле, не шелохнувшись, уставившись в одну точку, в руках неосознанно теребила белый платочек, она была, похожа на туго натянутую струну, что вот-вот лопнет.
Наше ожидание прервалось неожиданно, в комнату вошли носильщики и внесли несколько чемоданов, очевидно пустых. Судя по тому, как резко побледнела Ники, эти чемоданы принадлежали ее матушке. Потом принесли еще несколько шляпных коробок, две из них были поразительно похожи на мои, но присмотревшись, я поняла, что коробки госпожи фон Айзенхард попутешествовали куда больше моих. Кроме того у каждой из них имелся кожаный ярлычок сбоку с вышитым золотыми нитками вензелем баронессы. Спутать их с другими можно было разве, что в страшной спешке.
Следующими внесли мои чемоданы, а горничная достала шляпные коробки и несессер из гардероба, теперь среди комнаты было не пройти.
Горничная и носильщики вышли, коридорный растеряно потоптался у двери и, получив мое разрешение, удалился. Напряжение все возрастало, я вдруг поняла значение выражения «звенящая тишина», я словно ощущала вибрацию воздуха вобравшего в себя наше нетерпение и непонятный страх перед предстоящим испытанием, хотя мы и не были напрямую причастны к произошедшим печальным событиям, меня, почему-то, охватило чувство вины.
Наконец-то за дверью послышались голоса и в номер вошли Семен Михайлович за ним – горничная баронессы и городовой, крепко державший ее за руку, следом протиснулся Николай со своим неизменным чемоданом и треногой для фотоаппарата.
Все вдруг засуетились и задвигались, рассаживаясь по местам. Николай устанавливал фотоаппарат, Семен Михайлович о чем-то шептался с Алексеем Петровичем, горничную усадили на стул около двери, рядом с ней занял пост городовой, крупный хмурый мужчина в своей черной форме, показавшийся мне ангелом возмездия, как ни высокопарно это звучит. Катерина выглядела осунувшейся, на ней было то же платье, что и вчера, когда мы видели ее в последний раз. Она устала, но не казалась отчаявшейся, эта девушка, несомненно, обладала твердым характером.
Когда все успокоились, слово взял Семен Михайлович.
- Итак, мы собрались здесь сегодня, что бы увидеть, как могли происходить события тем роковым вечером, когда пропали конверт с завещанием госпожи фон Айзенхард и парюра, состоявшая из диадемы, сережек и броши. Будьте любезны все присутствующие, назваться для протокола, который заполнит Николай Александрович.
Мы по очереди назвали свои имена и фамилии, даже тетя, ощутив всю важность момента, не возражала как обычно. Николай быстро записывал все в толстую тетрадь. Девушку полностью звали Григорьевой Екатериной Степановной.
Когда в комнате опять воцарилась тишина, Семен Михайлович продолжил, монотонным тоном, которым обычно лекторы задают риторические вопросы:
- Итак, Екатерина Степановна посмотрите внимательно, так ли расставлены чемоданы как было в тот вечер?
Девушка поднялась и, окинув взглядом, чемоданы, расставленные в беспорядке, ответила, пожав плечами:
- Я не уверена, не помню.
Семен Михайлович, подумав, предложил.
- Хорошо, возможно вы не помните этого, поскольку такие вещи обычно редко запоминаются, потому предлагаю вам, рассказать по порядку как происходили события в тот день, пятнадцатого июля. Вы прибыли с утра поездом в Киев и сразу поехали в гостиницу?
- Нет! – воскликнула Катерина, бросив гневный взгляд на пристава, - вы сами знаете, что в Киев мы прибыли за неделю до того.
- Хорошо. – Успокаивающе произнес Семен Михайлович, привычным жестом поправив галстук. – И где вы поселились в начале? Прошу отвечать на все мои вопросы подробно, это нужно для протокола и для вашей же пользы. – Последние слова он выделил почти угрожающим тоном, пристально уставившись на бедную девушку. Она поежилась, чувствуя некую опасность.
- Мы приехали неделей раньше и поселились у Каролины Гердовны. – Ответила она уже много спокойней.
- Почему ваша хозяйка решила перебраться в отель?
- Потому что они сильно поссорились с Адольфом Петровичем, предыдущим вечером. Они вообще все те дни ссорились. – Добавила она тише, покосившись на Веронику Гердовну.
Ники услышав, что речь зашла об ее семье, взволновалась и кажется, собиралась что-то сказать, но встретившись с пристальным взглядом Семена Михайловича, решила промолчать.
- О чем были ссоры вам известно? – услышав очередной вопрос пристава, Ники решительно запротестовала:
- К чему вам ссоры моих покойных матушки и сестры? Разве это имеет значение?
- Госпожа Цапп, я понимаю вашу взволнованность, но прошу, вас не вмешиваться, позже вы поймете к чему эти вопросы. К тому же я обещаю вам, что наш сегодняшний разговор останется в тайне, поскольку это дело полиции, и все свидетели предупреждены о том, что все происходящее сейчас не подлежит разглашению, до суда. Но и далее можете, наедятся на их скромность. – Сухо заверил Семен Михайлович Веронику. Мы все согласно закивали головами. Алексей Петрович и правда предупредил всех заранее, что разговор будет конфиденциальным, и мы приглашены только потому, что, так или иначе, являемся свидетелями.
- Итак, продолжим, - обратился Семен Михайлович к Катерине, стоявшей как истукан, уставившись в одну точку. – Так о чем они ссорились?
- Я не подслушивала. – Холодно ответила она.
- И, тем не менее, что-то должны были знать? Вы же были личной горничной и много времени проводили с хозяйкой. Кроме того мы опрашивали других слуг в доме господина Витта….
- Ну, они очень громко кричали в последний вечер – нехотя сообщила Катерина, - их было слышно даже в кухне, они кричали о каких-то бумагах, Ангелина Федоровна назвала Адольфа Петровича вором и бездарным ростовщиком. – Последние слова она произнесла даже с некоторым злорадством.
Ники снова передернуло, но она молчала, крепко сжав губы. А для нас стало, кое-что прояснятся, хотя бы в отношениях, царивших в семействе. Скорее всего, баронесса некоторые свои средства поручила господину Витту, он же был банкиром, но его вложения, очевидно, не оправдались, в результате госпожа фон Айзенхард потерпела убытки. Вообще я слышала раньше некоторые тревожные слухи о неожиданных разорениях, казавшихся вполне надежными предприятий. Семен Михайлович тем временем продолжал задавать вопросы.
- Значит, сильно поссорившись с дочерью и зятем, Ангелина Федоровна решила перебраться в отель? – Семен Михайлович, подошел поближе к Екатерине, его голос стал тише, а тон вкрадчивым.
- Да так и было. – Катерина, кажется, удивилась вопросу пристава.
- И когда она сообщила вам о переезде?
- Поздно вечером, мне пришлось возиться до поздней ночи, собирая чемоданы.
- А что делала ваша хозяйка тем временем? – Напряжение нарастало, мы не понимали, к чему ведет Семен Михайлович, и сидели затаив дыхание.
- Писала новое завещание. – Удивленно ответила Катерина, словно сама не понимала к чему все это.
- О том, что хозяйка собирается изменить завещание, она сообщила своим родственникам?
- Да…, - неуверенно ответила девушка. – Да, наверно…. Ангелина Федоровна всегда так делала, и кроме того горничные, убирая кабинет хозяина нашли на полу разорванные бумаги…
Мы старались не смотреть на Ники, но она неожиданно совершенно спокойно заявила:
- Это, несомненно, были остатки старого завещания. У маменьки была скверная привычка к всевозможным эффектам, она не один раз рвала в клочки свои завещания и затем садилась писать новое, мы к этому уже как-то привыкли.
- Отчего вы решили, что Ангелина Федоровна пишет именно новое завещание, а не, к примеру, письмо? – задал очередной вопрос Семен Михайлович, теперь он стоял прямо напротив Катерины, внимательно всматриваясь в ее лицо, так ученые изучают диковинные экспонаты, мне показалось, что сейчас он возьмет лупу и примется разглядывать девушку сквозь нее. Она съежилась вся, чувствуя себя неуютно под столь пристальным взглядом.
- Потому, что хозяйка написала и отправила записку своему нотариусу. Она всегда так делала, когда писала новое завещание. Нотариуса в городе не оказалось. Поэтому хозяйка сказала, что завтра утром все заверит в отеле в присутствии управляющего.
- Когда госпожа фон Айзенхард купила парюру? – столь резкая перемена в разговоре насторожила горничную.
- А, что?
- Отвечайте? – властно велел пристав.
- На третий день после приезда, кажется, это была среда.
- Откуда вы знали о покупке? – он стал задавать свои вопросы четче и быстрее.
- Потому что я присутствовала при том. – Катерина отвечала так же четко и быстро, не отрывая взгляда от Семена Михайловича, казалось, эти двое ведут какую-то только им понятную игру.
- Вы всегда сопровождали хозяйку?
- Да. У нее было слабое сердце, она никогда не выходила сама.
- Где она приобрела парюру?
- В небольшой ювелирной лавочке господина Штейнберга, что на Константиновской. Ангелина Федоровна всегда посещала его по приезде в Киев. Хозяин лавки подбирал для нее старинные украшения, пани любила выбирать каменья для них, очень тешилась, когда почищенное и ремонтирование украшение видела, говорила, что вдыхать новую жизнь в старинные вещи много интересней чем покупать новые, она говорила, что в новом еще нет души. – Голос Катерины дрожал, мне показалось, что служанка была все же привязана к своей покойной госпоже.
- Зачем вы взяли парюру? – продолжал Семен Михайлович.
- Не знаю…. - Слабым голосом прошептала она. – Я не знаю.
- Вы были уверены, что никто не хватится этих драгоценностей? Были уверены, что ваша госпожа их никому не показывала? Да? – Катерина не отвечала на вопросы пристава, она уставилась в пол и молчала.
Семен Михайлович, как заправский актер, выдержал торжественную паузу, не отрывая пристального взгляда от бедной девушки, и продолжил, все тем же лекторским тоном:
- Как вы узнали, что госпожа Витт подменила лекарство матери? Вы были уверенны, что хозяйка долго не протянет? Отвечайте!
Эти, неожиданные вопросы, прогремели для нас как гром с ясного неба, Катерина побледнела и закусила губу, ее глаза наполнились слезами, а руки дрожали. Девушка упорно молчала, вместо нее ответила Ники, на некоторое мгновение потерявшая дар речи, вдруг вскочила с места и бросилась к Семену Михайловичу.
- Как вы смеете. – Дрожа от гнева, процедила она сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтобы не вцепится господину приставу в волосы.
- Успокойтесь, госпожа Цапп. – Твердо ответил, отстраняясь от разъяренной женщины, Семен Михайлович. Сделав шаг назад, покачнулся, споткнувшись о чемодан баронессы, поправил галстук, сдвинув его в сторону, и продолжил, стараясь сохранять полное спокойствие, – вернитесь на свое место. Мне очень жаль, но это установленный факт. Госпожа Витт выписала у доктора настой наперстянки, якобы для себя и подменила желудочные капли матери на эти, столь сильная доза опасного лекарства, несомненно, привела бы со временем к сердечному приступу, но решив, что этого недостаточно, она подменила и снотворные капли, они очевидно и привели к смерти вашу матушку. Мы посетили доктора, у которого ваша сестра лечилась, он признал, что Каролина Гердовна не очень-то нуждалась в подобном лекарстве, но она настаивала, и доктор приготовил слабый раствор, поэтому, он не подействовал немедленно. Потом госпожа Витт вернулась к своему доктору, сказала, что случайно разбила первую бутылочку с лекарством, и он приготовил новый раствор. Подмену Каролина Гердовна совершила, когда госпожа фон Айзенхард гостила в их доме, обе бутылочки, сохранила молоденькая горничная, которая припрятала их для своих нужд. У нас есть и другие доказательства. – Думаю, Семен Михайлович, имел в виду отпечатки пальцев, может еще какие-нибудь следы, выявленные столь же необычными способами, но он не стал этого уточнять.
Вероника Гердовна, вдруг, как будто потеряв опору, покачнулась и стала оседать, ее успел подхватить Алексей Петрович, мы все сорвались со своих мест желая помочь, но вместо этого создали еще больше препятствий Алексею Петровичу и Георгию подхватившему, на мгновение лишившуюся чувств Ники, с другой стороны. Они усадили ее на диван, тетушка подала нюхательную соль, я втиснула ей в руку платок. Ники слабо отмахивалась от нас, через некоторое время все успокоились, Семен Михайлович подошел к Николаю и что-то тихо ему говорил, Катерина, все так же стояла среди комнаты, опустив голову, могло показаться, что она очень внимательно изучает узор ковра.
- Дура, какая же она все-таки дура… - шептала Вероника про себя, как заклинание, мы все сделали вид, что не слышим ее слов.
- Итак, повторю свой вопрос: как вы узнали, что хозяйка не хватится своих драгоценностей? – сменил форму вопроса Семен Михайлович, бросая осторожные взгляды в сторону Ники.
- Я видела как Каролина Гердовна, подменила лекарство. – Почти неслышно прошептала Катерина.
- Хорошо, расскажите, как это было?
Девушка молчала.
- Расскажите, как это было? – терпеливо повторил вопрос Семен Михайлович.
Поняв, что от нее не отстанут, Катерина, горько вздохнув, начала тихим голосом:
- Это было в тот день, когда Ангелина Федоровна обедала у Ванды Гердовны, я ее не сопровождала, поскольку господин Голубовский сам приехал, что бы сопровождать хозяйку и должен был доставить ее обратно. Я была в гардеробной, занималась платьями пани, когда услышала, что кто-то вошел в спальню, это была Каролина Гердовна. Она так вошла, странно… - Катерина замолчала, подбирая слова. – Она будто боялась кого-то, тихо так вошла, осмотрела спальню, я видела ее в приоткрытую дверь гардеробной, она же меня не заметила, я уж собиралась выйти и приветствовать ее, как госпожа подошла к туалетному столику хозяйки взяла бутылочку с желудочными каплями и вылила их в вазу с цветами…
- Откуда вы знаете, что это желудочные капли были? – перебил ее Семен Михайлович.
- Потому, что это была зеленая бутылочка, сердечные капли были в прозрачной, а снотворные в коричневой бутылочке. Порошки от головной боли во французской табакерке…
- Хорошо, понятно. – Остановил перечисление пристав. Катерина покорно замолчала, она переминалась с ноги на ногу и смотрела на Семена Михайловича взглядом загнанного зверька, который смирился со своей участью.
- Продолжайте.
- Потом вынула из кармана юбки другую бутылочку и перелила из нее жидкость в хозяйкину, потом ушла.
- Как вы догадались, что Каролина Гердовна подменила желудочные капли на сердечные и откуда знали, что это опасно? – продолжил Семен Михайлович, при этом он ходил по комнате взад вперед, заложив руки за спину, стараясь не встречаться взглядом со своей жертвой.
- Вечером, когда мы ужинали в людской, Мила, младшая горничная хвалилась. Ей убирать покои хозяев пока не поручают, она все больше в прихожей да коридорах прибирается, да мусор выносить из комнат, тоже ее обязанность, нашла в корзине для мусора в хозяйкиной спальне бутылочку, как из-под лекарства, и себе оставила. Очень уж ей понравилась. Там была этикетка, я рассмотрела ее хорошо, точь-в-точь как та, что на сердечном лекарстве моей хозяйки.
- Вы умеете читать?
- Немного, маменька обучила, да я бы не прочла того, что там написано, эти доктора они же по иноземному пишут, этой тынью, что ли? – пожала плечами горничная, она видно имела ввиду латынь. – Просто слово одно узнала, мне его Ангелина Федоровна показывала и велела хорошенько запомнить, сказала ежели так написано на каплях, то надо быть очень осторожным поскольку, глотнув этого снадобья, больше чем надлежит можно даже до смерти отравиться. Вот я и подумала, что если моя хозяйка будет пить капли от сердца, а потом запивать такими же, думая, что они от желудка? Она же может отравиться, ведь так? – а девица смышленая, не отнимешь сообразительности, я даже с некоторым уважением взглянула на нее, Катерина тем временем успокоилась полностью.
- Что ж ты маменьку не предупредила? – подняла на Катерину полные слез глаза Вероника, голос ее дрожал.