Императрица снежной страны (ЛП) - Роулэнд Лора Джо

Она спешила по узкой, извилистой тропинке, освещенной полной луной, что воссияла над осенним лесом. Ее ноги, одетые в лакированные сандалии на высокой подошве, спотыкались на неровностях лесной тропинки. Вытягивающиеся из темноты ветки цеплялись за ее длинные волосы и развевающуюся шелковую одежду. Холодный ветер обрывал последние листья с веток, которые гнулись и скрипели. Выли волки.

Долго жившая в комфортных условиях, непривычная к физическим нагрузкам, она задыхалась, вдыхая запахи сосны и мертвых листьев с запахом дыма. От гнева ее сердце билось сильнее. У нее были дела поважнее, чем прогулки в холодную ночь! Она ненавидела лес, она пригибалась от жуткого голоса духов, которые жили в зарослях. Если у нее будет выбор, она больше никогда не захочет выходить из дворца. Здесь ей не место, хотя ее предки с незапамятных времен называли эту землю своим домом. Насколько лучше отдыхать в теплых, светлых, уютных покоях, чем таскаться по этим лесам!

С раздражением и досадой, она заглядывала вперед сквозь шепчущую темноту. Но она никого не видела, не слышала ни шагов, ни дыхания, кроме своих собственных. На ее языке вертелись жестокие слова. Она ускорила шаг, стремясь окончательно решить все вопросы…

Ее голень наткнулась на натянутую линию, будто бы выросшей ей наперерез лианы. Она споткнулась. В то же время, она услышала громкий щелчок.

Инстинктивный страх охватил ее. Она поняла, что это за звук. Она наклонилась вперед, раскинув руки, чтобы удержать равновесие, когда что-то со свистом пронеслось к ней из леса, рассекая ночь. Жесткий удар сразил чуть ниже правой груди. Резкая боль глубоко пронзила ее между ребрами. В испуге она упала с криком боли. Ее руки и колени ударились о землю. Толчок выбил дыхание из ее легких. Она ощупывала свою грудь, ища источник сильнейшей боли.

Она обнаружила длинную, тонкую, округлую деревянную ось. Наконечник, вошедший в ее плоть, был сделан из железа. На противоположном конце два жестких гребня перьев. Это была стрела.

Из раны текла кровь, блестяще черная в лунном свете, теплая и влажная на пальцах. Жестокая боль как дикое животное раздирало органы и сухожилия. Она разрывала легкие и вызывала стоны. Но она знала, что худшее было еще впереди. Она знала, что нужно делать, чтобы спасти свою жизнь.

Она схватила руками древко и потянула. На выходе стрелка, разрывая уже порванную ткань, зацепилась за ребра. Ее крик гремел по лесу. Стрела, освободив место для вытекающей крови, выпала из ее рук. Черные звезды объединились в ее видении исчезающего лунного света. Обессиливающая дурнота охватила ее. Но все же, не переставая стонать, она возилась с наконечником. Она давно бросила привычку носить нож. Она отчаянно ногтями освобождала кожу, вокруг раны, вырывая ногтями наконечник стрелы, при этом вылилось еще больше крови.

И все же она поняла, что это было бесполезно. Стрела зашла слишком глубоко, задела и повредила ее внутренности. Головокружение и озноб сотрясали ее. Луна сверкала как яркое и горячее солнце. Ощущение удушья сжало ей горло, тошнота втянула живот. Духи леса поднялись и собрались вокруг нее, как каркающие птицы над падалью.

Она вскочила на ноги и направилась по тропинке назад, откуда пришла. Она позвала на помощь, но тот, кто мог броситься к ней на помощь, этого не сделал. Все остальное были слишком далеко, чтобы услышать, не говоря уже о том, чтобы спасти ее. Ее сотрясли судороги и свалили на землю. Мучительно протестуя, она запричитала.

Она слышала, как духи смеялись и торжествующе восклицали:

— Теперь ты никогда не покинешь нас.

В другом мире, в городе Эдо, осенняя луна освещала храм Зоджо. Теплый, мягкий свет золотил пагоды. В толпе, собравшейся в саду, чтобы посмотреть на эту луну в летнюю ночь, раздавались разговоры и смех. Модно одетые жены самураев полулежали на траве, сочиняя стихи. Служащие разливали вино и разносили торты в виде луны. Дети бегали и визжали от восторга. Самурайские дети играли в сражения, гремя деревянными мечами, их громкие крики перекрывали гул гонгов над храмом. Воздух пропитан приятным фимиамом. Огонь в каменных фонарях отгонял тьму за пределы сада туда, где высились тени сосен.

Канцлер Сано Исиро и его жена, госпожа Рейко, сидели среди друзей и обслуживающего персонала, смеясь над бесхитростными стихами, которые здесь читали. Но хотя Сано наслаждался этим редким временем, вдали от дел и забот возглавляемого им правительства, он не мог полностью расслабиться. Многие годы, что он был мишенью своих недругов, научили его осторожности. Сейчас час был поздний, и Сано предстояла долгая поездка обратно в замок Эдо, по улицам города, в котором по ночам мародерствовали повстанцы.

Подняв кубок с вином, он объявил:

— И последний тост за наше счастье! Нам уже пора возвращаться домой.

Среди стонов разочарования его слуги собрались уходить, прощаясь с друзьями из других групп. Сано сказал Рейко:

— Теперь только осталось найти нашего сына.

Масахиро было восемь лет, чтобы быть независимым и взрослым, он предпочитает веселиться с друзьями своего возраста, а не сидеть чинно рядом со своими родителями.

— Я приведу его. — Рейко прошла сквозь толпу к играющим в войну мальчикам. — Масахиро! Пора идти.

Оттуда не последовало никакого ответа. Он, вероятно, не хочет покидать веселье, подумала Рейко. Ее взгляд метнулся на бегущих и вопящих мальчишек. Она не увидела Масахиро с ними. Не столько обеспокоенная, сколько нетерпеливая, она двинулась к краю сада. Возможно, он прятался в лесу. Затем она увидела предмет, который лежал на земле рядом с соснами.

Это была игрушечный меч Масахиро. Деревянная копия реального оружия самураев, его рукоять была оплетена черным шелковым шнуром, латунная гарда украшена летящим журавлем — их фамильным гербом. Рейко встревожилась, потому что ее сын никогда не убегал, бросив свою самую ценную вещь.

— Масахиро! — Воскликнула она, отчаянно высматривая других детей, веселящуюся толпу, храм. Страх вторгся в ее сердце. — Где ты?

Эдо. Годы Генроку

Десятый месяц двенадцатого года

(Токио, ноябрь 1699)

Серые, дымчатые сумерки опустились на Эдо. Мелкий дождь стучал по черепице столичных крыш и вынуждал людей тащиться через мокрые улицы. Холодные осенние испарения поднимались над рекой Сумидой. Туман, окутавший вершину холма, сделал почти невидимым замок Эдо и залитые огнями башенки охраны.

Сидящий внутри кабинета в своей замковой резиденции, Сано увидел стоящего у порога сыщика Марумэ, одного из двух его личных телохранителей. Он остановился на середине письма, которое диктовал своему секретарю. — Ну, что? Вы нашли его? — резко спросил он.

Печальным выражение на обычно веселом дородном лице сыщика было достаточным ответом. Надежда, что поднялась в Сано, в разочаровании утонула.

Масахиро считался пропавшим без вести в течение почти двух месяцев, после того как пропал во время группового любования луной. Сано бросил на его поиска войска, но безрезультатно. Возможно, это было похищение, хотя никаких требований о выкупе не поступило. У него были подозрения о том, кто может быть ответственным, он проверял всех своих врагов и искал улики, которые связывали бы исчезновение Масахиро с ними, но не обнаружил никаких подсказок. С каждым уходящим днем после исчезновения Масахиро, Сано все больше сомневался, что найдет своего любимого сына, он опасался, что уже никогда его не увидит.

— Мне очень жаль, — сказал Марумэ. — Это был еще один ложный след.

Ложные следы преследовали Сано с самого начала. Сначала он и Рейко были рады каждому новому докладу, что мальчика, который соответствовал по описанию Масахиро, видели в том или ином месте. Но поиски уходили все дальше и дальше, а их надежды, раз за разом, таяли. Сано начал приходить в ужас от новых версий. Видя, как страдает Рейко, ему тяжело было сообщать ей, что очередной след оказался пустышкой.

Незнание того, что произошло с Масахиро, еще сильнее мучило их, чем собственно само его исчезновение.

— Не волнуйтесь, мы найдем вашего мальчика, — сказал Марумэ, как бы желая убедить самого себя.

Борясь с мыслью, что, несмотря на всю свою власть, подчиненные ему войска и богатство он не сможет вернуть Масахиро назад, стремясь оставаться оптимистом, Сано сказал:

— Есть какая-нибудь новая информация?

Марумэ заколебался, а затем сказал:

— Сегодня ничего нового.

Отсутствие каких-либо зацепок вообще было еще хуже, чем ложные следы. Сано почувствовал, что его выносливость рушится под волной горя, но он не мог себе позволить предаваться невзгодам. Не только его жена, но режим Токугава зависел от него:

— Продолжайте поиски. Не сдавайтесь.

— Будет сделано, — сказал Марумэ.

В двери показался слуга:

— Простите, почтенный канцлер. Пришло сообщение от сегуна. Он хочет видеть вас во дворце немедленно.

Сано напомнили, что исчезновение его сына было лишь одной из его проблем.

Сано нашел сегуна в ванной комнате. Токугава Цунаеси, военный диктатор Японии, сидел голый в ванне, наполненной горячей водой. Слепой массажист растирал его сухие плечи. Его любимый компаньон, красивый юноша по имени Еритомо, развалился рядом с ним в ванне. Охранники и прислуга парились рядом. Правитель Мацудайра, двоюродный брат сегуна, сидел рядом с дверью. Он потел в своей одежде, его стоический вид не скрывал недовольство, что он вынужден танцевать под дудку своего кузена, Но он был вынужден потакать прихотям диктатора, так как не хотел утратить свое влияние на него, что было равносильно потере контроля над режимом.

— Привет, канцлер Сано, — сказал он.

Пять лет назад правитель Мацудайра намеревался возглавить правящий режим Японии, потому что он думал, что он был бы лучшим диктатором, чем безвольный и недалекий сегун. Его первым шагом стало устранение бывшего канцлера Янагисавы, который был любовником сегуна и правил Японией из-за трона. Победив Янагисаву на поле боя, Мацудайра изгнал его. Но правителю Мацудайре требовалось больше сил и времени на сохранение власти, чем для ее достижения. Теперь его антагонизм по отношению к Сано проявлялся в ледяной вежливой манере. Сано почувствовал, что в целях самосохранения он должен выступить против этого человека, который стал его личным врагом.

— Ты удивлен, увидев меня? — спросил правитель Мацудайра.

— Вовсе нет. — Сано был недоволен, что нашел здесь Мацудайру, так как его присутствие всегда заставляло ожидать какого-то подвоха. Впрочем, правитель Мацудайра всегда был рядом, когда Сано виделся с сегуном.

— Наверное, — сказал правитель Мацудайра. — Вы разочарованы тем, что я все еще жив после инцидента прошлой ночью.

Сано догадался, что за этим последует. Ну вот, опять, подумал он с тревогой. — Что за инцидент?

— Зажигательная бомба была брошена на крышу моего дома на реке, когда я устраивал там банкет, — сказал правитель Мацудайра.

— Боже мой, как страшно, — пробормотал сегун. — Кажется, что такого рода вещи, ах, постоянно происходят с вами.

Хотя Мацудайра очистил бакуфу от союзников Янагисавы, подчинив одних и изгнав или казнив других, на стороне Янагисавы еще оставались подпольщики, которые боролись с Мацудайрой с помощью диверсий и саботажа. И положение князя Мацудайры все еще было таким же ненадежным, что ухудшало его отношения с его же собственными сторонниками. Он жестко наказывал их за малейший намек на нелояльность, чтобы доказать свою преданность, они вынуждены были слепо выполнять его приказы, даже противоречащие их личным интересам. Он создал такую атмосферу страха и недовольства, что в его лагере было много людей, который не стали бы горевать в случае его смерти.

— Я думаю, что ты-то точно знал бы о нападении. — Мацудайра взглянул на сегуна, который выглядел озадаченным, пытаясь сообразить, куда ведет разговор, затем уставился обвиняющим взглядом на Сано. — Возможно, и заранее.

— Вы ошибаетесь, — сказал Сано, раздраженный, потому что это был третий раз за несколько месяцев, что правитель Мацудайра обвинил его в том, чего он не совершал. Он не был ответственен за взрыв, хотя тот имел основания так думать.

В прошлом году люди, которых правитель Мацудайра поставил на ключевые посты в правительстве, начали искать нового лидера. Таким лидером оказался Сано.

Сначала он отказывался от идеи оспаривания власти правителя Мацудайры, потому что его долг и лояльность по отношению к сегуну распространялась на весь клан Токугава. Но Мацудайра относился к нему очень плохо, постоянно критиковал его, обвиняя в измене и коррупции, угрожая ему и его семье смертью. Поэтому Сано встал перед выбором либо возглавить движение против правителя Мацудайры, либо с позором отказаться от своего поста, чувства собственного достоинства и чести самурая.

То есть у него не было никакого выбора вообще.

Правитель Мацудайра теперь враждебно смотрел на Сано, считая его виновным во всем, что делалось против него. Он сказал:

— Вам будет интересно узнать, что моя охрана поймала человека, который бросил бомбу. Прежде, чем они убили его, он назвал мне имя пославшего его.

— Я уверен, что к тому времени, когда вы закончили с ним, он бы сказал все, что вы хотели, — сказал Сано, отрицая, что террорист был один из его людей. Теперь у него были свои счеты с правителем Мацудайра. — Возможно, это был акт возмездия.

— За что? — сказал в замешательстве правитель Мацудайра.

— Некоторые войска попали в засаду и их обстреляли стрелки восемь дней назад, — понимая, что его слушает сегун, Сано, продолжая свою речь, осмотрительно не сказал, что это войска из его собственной армии или что он думал об ответственности Мацудайры.

— Впервые слышу об этом.

Хотя слова князя Мацудайра звучали искренним удивлением, Сано верил ему не больше, чем тот сам верил Сано. — Вам, может быть, будет интересно узнать, что стрелков, прежде, чем они скрылись, видели свидетели, которые разглядели на их одежде определенный семейный герб. — Ваш, — кивнув в сторону правителя Мацудайры, сообщил Сано.

— Свидетели лгут. Почему бы они внезапно атаковали людей, носящих их собственный герб? — с возмущением и недоверием на лице ответит Мацудайра.

— Может, потому что не рассчитывали, что кто-то сможет об этом рассказать, — сказал Сано.

Он и князь Мацудайра уставились друг друга, Сано почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, как если бы они были двумя всадниками, упавшими с коней во время схватки. Он ожидал, что правитель Мацудайра встретит его отпор с должной силой; Сано вооружился долгосрочной стратегией усиления собственной поддержки и надеялся на безболезненный захват рычагов влияния, но разные провокации бросили их в прямой бой. Его дух самурая наполнился жаждой крови. Он мог привести к победе или к смерти.

— Я не знаю, о чем вы тут спорите, — сегун раздраженно прервал их, потому что Сано и правитель Мацудайра исключили его из своей беседы. — Обсудите свои проблемы в другом месте. Канцлер Сано, я вызвал тебя сюда, чтобы обсудить очень важный вопрос.

— Я полностью в вашем распоряжении, ваше превосходительство, — сказал Сано.

— Это сообщение, что ты послал мне. — Сегун возился, перебирая свитки на столике рядом с ванной. — Ну, где же оно?

Еритомо протянул руку, выбрал свиток, и передал его своему господину и любовнику. Он бросил нервный взгляд на Сано, который пожалел его. Еритомо был сыном бывшего канцлера Янагисавы. Хотя правитель Мацудайра изгнал Янагисаву и его семью, сегун настоял на сохранении Еритомо. Еритомо по крови своей матери был Токугава, то есть родственник сегуна и по слухам, он был наследником диктатора. Сано подружился с Еритомо, считая, что оказавшийся одиноким при дворе, достойный молодой человек, заслуживает лучшего, чем быть заложником политики и подковерных интриг правителя Мацудайры.

Сегун развернул свиток и ткнул мокрым пальцем в символы: