Может, хотели таким образом развязать им языки? Вот и воспользуемся.
– Точнее, – жестко приказал я. – С какого числа?
– С понедельника? – переглянулись они. – Вроде да. Точно, днем прибыли.
А банкир был убит вечером. Впрочем, они не похожи на тех, кто убивает по заказу. Кишка тонка. И губы дрожат. Особенно у Миколы.
То есть он робеет, а не боится. Есть тут разница, что ни говори.
– В тот день вечером выстрелом из вашего дома был убит человек, – сказал Володя. – Что-нибудь слышали?
Опять точный вопрос. Делаем успехи. Сколько бы они ни переглядывались, ложный ответ их выдаст. Каждый, кто захочет соврать, побоится, что его приятель ответит по-другому. Сейчас бы их развести по разным кабинетам.
Володя меня понял. Кивнул и взял за локоток Дмитро, отвел его на кухню. Мне достался Микола, самый колющийся.
Слово, кстати, точное – «колоть». Иное полено будешь колоть и так и этак, а оно не поддается. А другое – с первого удара. Микола мне показался именно таким.
– Вопрос слышал? – спросил я, придвигаясь к нему поближе.
Пусть попробует соврать, если не понимает, с кем имеет дело.
– Да не знаю я ничего, – потупился хлопец. – Мы в Лужники ездили за товаром. Пока взяли, пока пересчитали, сдали в камеру хранения…
– Какого вокзала? – спросил я.
– Киевского, какого… – буркнул он.
– Стой здесь! – приказал я. – А вы смотрите, чтобы не сбежал, – сказал я практиканткам Свете и Люде. И направился на кухню.
– Ну что? – спросил Володю. – Во всем сознался или колется только в частностях?
И подмигнул при этом ему. Понятливый малый. Хороший следователь из него получится со временем, если не сбежит из-за такой зарплаты, которой хватает только для того, чтобы дотащиться до места работы.
Помню, свой ваучер я сдал в некое акционерное общество, названия уже не помню, которое время от времени присылает мне приглашения прийти за дивидендами. Обычно я звоню туда по телефону и спрашиваю: сколько набежало. Всякий раз получается, что названной суммы не хватает даже на метро туда и обратно.
– Где вы были в понедельник вечером? – спросил я.
– Кто, я? – не понял Дмитро.
Наверное, «вы» он воспринимает как местоимение во множественном числе, и только. Значит, пока не допрашивали в так называемых органах следствия.
Впрочем, возможно, придуривается. Или тянет время.
– Ну не я же, – хмыкнул я.
– А что я, помню? – спросил он с вызовом.
Идиотская манера – отвечать вопросом на вопрос. Если позволить, допрос снимут с тебя. И еще заставят расписаться в бланке допроса.
– Здесь я задаю вопросы, – сказал я тоном следователя НКВД из фильмов о культе личности и его последствиях.
– В понедельник, когда вы только сюда переехали, – деликатно вмешался Володя.
– Ну так бы и сказали сразу: в понедельник! – оживился Дмитро. – Так мы сразу на рынок махнули. Сначала на Черкизовский, потом в Лужники. Только под ночь вернулись. Не одни, правда…
– С девушками? – спросил Володя.
– Ну. Знакомых встретили. Пригласили.
– Товар куда дели? – спросил я нетерпеливо. Еще ударится в воспоминания о проведенной ночи, если не остановить.
– Как – куда? – опять не понял он. Или собирался вывести меня из равновесия, или уж таким уродился.
– Да. Куда? – Я постарался взять себя в руки.
– А на вокзал. Куда еще?
– Квитанция есть? – спросил Володя.
– Микола! – вдруг крикнул Дмитро. – Квитанция у тебя?
– Бис его знает! – отозвался Микола. – Мабуть, у тебе?
– Все разговоры при нас только на русском, – предупредил я.
Он молча кивнул, стал шарить по карманам. Действительно, черт его знает. Чего только не было в его карманах! Обертки от презервативов, автобусные билеты и малоотличимые от них карбованцы.
– Нашел? – снова крикнул Дмитро, продолжая безуспешные поиски.
Мы с Володей переглянулись. Ваньку валяют эти коммерсанты фиговы или действительно такие лопухи.
– Надо бы их снова воссоединить, как Украину с Россией, – кивнул я на портрет Богдана Хмельницкого, красовавшийся на карбованце.
Володя отвел Дмитро в комнату. Там они озадаченно уставились друг на друга.
– У тебе була, – сказал Микола.
– Все разговоры только на русском, – противным протокольным голосом напомнил Володя.
Они сопели, бледнели, кряхтели и покрывались потом, шаря по карманам, потом по ящикам шифоньера с зеркалом.
Похоже было на правду. Незадачливые коммерсанты, которых обворовали. В принципе можно было закругляться. Но что-то останавливало. Было предчувствие: что-то они все-таки знают, хотя сами об этом пока не догадываются или не придают этому значения.
– Этих девушек вы хорошо знали? – спросил Володя.
– Люся и Оксана, – выпрямился Микола. – А что?
– После них вы видели квитанцию? – продолжал Володя.
Они переглянулись, пожали плечами. Или великие артисты, или…
Кажется, я понял Володю. И в целом мысленно одобрил. Квитанции, то бишь этих девиц, найти легче, чем киллера. Тогда ребята из благодарности расшибутся в лепешку и постараются вспомнить. Еще не факт, что знают, не факт, что смогут или захотят что-то вспомнить, но все же…
– Долго они были у вас? – спросил я.
Они снова переглянулись. Ни черта ведь не помнят. Только головную боль после вчерашнего и помнят…
– В среду ушли, – упавшим голосом сказал Дмитро. – Вот лярвы!
– Полегче! – хором сказали Люда и Света. – Сами кто?
Прорезались наконец. Хотя бы в качестве обиженных дам.
– Вы помните, как они уходили, – спросил Володя, – вы это видели?
Опять в точку. Я, пожалуй, возьму его к себе, в следственную бригаду.
– Не помню… – понурил голову Дмитро.
Микола молчал, уставясь в пол. Даже захотелось им помочь. Пропадут ведь вдали от батьковщины среди ворогов москалей.
Володя опять понял меня с полувзгляда.
– Где они торгуют? – спросил он.
– В Лужниках, говорил уже, – угрюмо и обиженно ответил Дмитро.
Я не помнил, чтобы он говорил о чем-то подобном, но решил промолчать.
– Если мы вам найдем их… – начал Володя, испытующе глядя на хлопцев. – Поможете нам?
– Да в чем? – приложил руки к груди Микола.
– Поможем, поможем, – поспешно закивал Дмитро.
– Договорились, – сказал я.
Риск, конечно, был, если говорить о потерянном времени, которого постоянно не хватало. А эти хлопчики, выходит, сидели тут всю неделю, бражничали, отсыпались. До киллеров ли им было? Что они могли увидеть? А то же, что могли бы увидеть другие жильцы дома. Теперь я понял, почему они могли нам пригодиться.
Не сегодня завтра они уедут. А жильцам – оставаться. Потому и осторожничают они, даже если что-то знают. А этим чего бояться?
7
В Лужниках, куда мы добирались, попадая в пробки и совершая объезды, нужные нам киоски мы нашли не сразу.
Там сегодня торговали какие-то смуглые брюнеты. Хотя что значит «какие-то»? Наверняка бакинцы, дружный народ. Никого из посторонних в свою «коза ностру» не подпустят. Хохлушкам еще доверяют.
Я посмотрел на побледневшие лица хлопцев. Вернее, посеревшие. Столько пить и заниматься черт знает чем, вместо того чтобы везти товар домой…
Я подошел к киоскам, предъявил удостоверение. Меня встретили спокойно. В глазах немолодого азера был только вопрос: сколько? И даже нетерпение: ну же! Вас тут много, ментов, ошивается. И всем отстегни. Но тех он хоть знает, помнит наизусть, кому сколько. А нас он видит впервые.
– Здесь у вас работали Оксана и Люся, – сказал я. – Где они?
Он сначала облегченно выдохнул, потом разразился матерной руганью.
– Так вы тоже их ищете? – спросил он, отдышавшись. – Сбежали, сучки! Самому за прилавок пришлось становиться! Это что за молодежь, слушай?
Говорил он почти без акцента, который усиливался, когда ругался.
– А что они натворили? – спросил я. – Ну сбежали. И все?
– Зачем «все», почему «все»? – возмутился он моей недогадливости. – Товар, деньги прихватили! До ночи работали, позвонили, сказали: дядя Рустам, утром рассчитаемся…
– Когда это было? – спросил Володя. – Какой день недели, не помните?
– В среду они заступили, а в четверг их уже не было, – ответил дядя Рустам.
Все сходилось. Девоньки сбежали, ограбив всех присутствующих, кроме меня с Володей.
– От лярвы! – повторил любимое словцо Дмитро.
– Где живут, знаешь? – вполголоса спросил его Володя.
– Откуда? Все равно из-под земли достану! – сжал он кулаки.
В этом можно было не сомневаться, глядя на его решимость. Но зачем копать так глубоко? Еще на подходе к этим осиротевшим киоскам я обратил внимание, что в соседних тоже светятся круглые мордашки каких-нибудь Одарок или Ганнушек. Не может быть, чтобы ничего не знали!
– Стойте здесь, – сказал я Володе и дяде Рустаму.
Я выбрал самую миловидную и задумчивую, без малейших признаков стервозности. Такие на мужчин пока что смотрят как на потенциальных поклонников. Попросил у нее бутылку водки, повертел в руках. Разливали где-нибудь в подвале. И не дальше чем в соседнем квартале.
– Мужчина, ну что вы так разглядываете? – певуче произнесла она. – Все берут, потом еще приходят и просят.
В это можно было поверить. Дешевле водки я не видел.
– И лицензия есть? – поинтересовался я. – И сертификат?
Она машинально состроила мне глазки.
– Такой видный мужчина – и совсем не верит…
Я показал ей свой документ. «Генеральная прокуратура РФ» – пока что действует безотказно.
Ее глазки округлились, а личико, наоборот, вытянулось. Вот-вот заплачет. Или позовет дядю Рустама.
– А паспорт у тебя есть? Разрешение на проживание?
Наверняка просрочено. Но меня-то интересовало другое.
– Ой, лучше возьмите бесплатно… – всхлипнула она. – А кто вам сказал?
– Подкуп должностного лица! – присвистнул я. – Вернее, попытка. Ну так что?
Она молчала.
– Ты Оксану и Люсю помнишь? – спросил я вполголоса, решив, что она вполне созрела для дачи правдивых показаний. – Ну что рядом торговали?
– Это они вам сказали? – приоткрыла она ротик от собственной догадки, не подозревая, что я ее спровоцировал.
Мне самому было противно. Оговорил ее товарок. Еще не факт, что они воровки. Но я привык работать оперативно, так сказать, по горячим следам. И в данном случае эти следы еще не вполне остыли.
– Вот засранки! – с возмущением сказала она.
– Они ограбили дядю Рустама! – подлил я бензина в ее полыхающий костер возмущения. И это сработало.
– Вот подлюки! – сказала она вполне по-украински. – А такие казались честные, порядочные.
– Их надо найти, – сказал я сурово. – Где они живут?
– О, я забыла, где-то на Садовом…
– Адрес, домашний адрес у тебя есть? – продолжал я, по-прежнему разглядывая бутылку.
– Нет, не оставляли… – пожала она полными плечами. – Тут, правда, землячки ее працуют… работают, – поправилась она, опасливо посмотрев на меня. Значит, еще раньше здешние менты требовали, чтобы объяснялась по-русски. Интересно, что требовали еще?
– Узнай! – приказал я. – А я подожду тебя здесь. Про меня никому ни звука! Ты поняла? Иначе отправлю бутылку с этим зельем на экспертизу, а тебя по этапу – на родину. И поставлю такой штамп в паспорте, что сюда дорога тебе будет закрыта.
Я по-прежнему был сам себе противен. Пугал наивную, еще не испорченную девчонку. Нашел кого…
Она с готовностью кивнула и опрометью выскочила из киоска.
– Хоть запри! – крикнул я вслед.
Она вернулась, заперла дрожащими руками дверь на замок, благодарно и в то же время испуганно улыбнулась. И побежала в глубь рядов.
Я с тоской смотрел ей вслед. Чем приходится заниматься! И ей и мне. Себя, ладно, я пожалеть всегда успею. Опустился до запугивания молоденьких девушек. Но она-то, ей бы сейчас самое время спивать писни, лепить вареники с вишней, гулять с парубками возле пруда.
Она прибежала, запыхавшаяся, через пять минут. Протянула кусок оберточной бумажки с неровно оторванными краями, на котором был торопливо написан адрес: Хмельницкая область и так далее.
Это «далее» меня касалось меньше всего. За этот клочок бумажки я собирался получить свое.
– Баш на баш, дашь на дашь, – сказал я парубкам. – Полу?чите искомый адрес, как только начнете вспоминать, что вы видели или слышали в тот день, когда переехали на эту квартиру.
Они привычно переглянулись. Привыкли работать в паре. А переглянувшись, с вожделением уставились на бумажку с адресом, которой я помахивал у них перед носом.
Мы ехали в машине назад, к дому на Садовом кольце, недалеко, кстати говоря, от Склифа. Наши практикантки обиженно дулись. Я отстранил их от разговоров на рынке, а им так хотелось загладить, искупить, доказать… Чем я и воспользовался через десять минут, велев им обойти оставшиеся квартиры. Что они и сделали за полчаса, пока мы с хлопцами толковали у них на кухне.
– Парни! – втолковывал я им со всей убедительностью, на которую был способен. – Наверняка вы насмотрелись видео, и потому вам все кажется, будто я жду, что расскажете мне о свирепом мужике с огромной винтовкой с оптическим прицелом, которого вы встретили, когда выносили ведро с мусором. Может, вы вспомните что-нибудь показавшееся вам странным, необычным? Ведь эти люди, я говорю о киллерах, не как все. То есть могут ходить в кепках и плащах, малозаметные, обыкновенные. Но вот как они держатся? Какой взгляд? Выражение лица, когда вы встречаетесь с ними взглядами? Понимаете, о чем я?
– Может, стреляли из проезжавшей машины? – предположил Микола.
– Исключено, – вздохнул я. – Винтовка достаточно велика, высунется из окна машины, но даже если стрелять с заднего сиденья от противоположной двери – очень трудно попасть. К тому же вид входного отверстия говорит о том, что стреляли все-таки сверху. Заказные убийства, чтоб вы знали, совершаются наверняка. Иначе жертва в случае неудачи будет вести себя весьма осторожно, окружит себя телохранителями. Поэтому жертву расстреливают в упор, а мастера снайперской стрельбы, которые при этом хотели бы благополучно смыться, стреляют с удобной позиции. Я не для того читаю вам бесплатно эту лекцию, чтобы пополнить багаж ваших знаний на случай, если решите этим заняться. Мне нужно знать, что вы видели либо слышали в тот день, понимаете?
– А почему именно мы? – спросили они хором.
– А потому, что вы находились в «горячей точке» – рядом с местом, откуда был произведен выстрел. Вы, и только вы, можете навести меня на правильный след. Так мне подсказывает моя следовательская интуиция.
И снова помахал у них перед носом бумажкой с адресом.
8
В армии Сережа Горюнов отнюдь не унывал. Продолжал верить в свою счастливую звезду. Оказалось, что помимо прекрасного голоса он обладает не менее прекрасным почерком. И потому стал писарем строевой части при штабе. Работа непыльная, место нагретое – но о том ли он грезил? И о том не мечтал, чтобы быть запевалой роты, батальона, участвовать в армейских смотрах самодеятельности, получая призы и грамоты.
Очень скоро Сережа понял – писарь строевой части может – если очень захочет, – многое. Особенно если он с головой.
Об оперной карьере он уже не мечтал. Вернее, перестал мечтать, когда сорвал свой голос во время строевого смотра на морозе, запевая бравурную строевую для приезжего генерала, который при этом прослезился – не то от чувств, не то от холода.
От Сергея Горюнова теперь многое зависело в карьере и прочих жизненных успехах офицеров полка, касалось ли это их продвижения по службе, командировок в столицу или поступления в академию. Да взять хотя бы продвижение очереди на машину или распределение поступивших в часть телевизоров, холодильников, которых всем не хватало…
Вопрос был в том, как подать соответствующую бумагу. И когда. Когда «батя», иначе командир полка, в хорошем расположении духа либо, напротив, встал не с той ноги. Бумага могла и опоздать. При этом Сережа разводил только руками, глядя честными глазами на недовольного офицера – стараюсь, мол, но совсем зашился с исходящими и входящими. Просто не успеваю…