«Когда я жил в Висконсине, мы о таком и не мечтали», – подумал он.
Но в Нью-Йорке никого не удивишь подобной мелочью.
Тед постарался добавить в голос бодрости, здороваясь с Мелиссой:
– С добрым утром, Мелисса, королева сердец!
– Тед, я подумала, ты будешь очень занят подготовкой к вечерней встрече и даже не позвонишь мне сегодня… – Как обычно, она говорила раздраженно.
Тед подавил искушение швырнуть телефонную трубку и вместо того очень ровным и мягким тоном, который использовал для разговоров с самыми ценными заказчиками, когда те вели себя просто невыносимо, сказал:
– Ужин с моей бывшей женой вряд ли продолжится больше двух часов. Это значит, что я уйду из «Времен года» около половины десятого вечера. Не можешь ли ты найти в своем ежедневнике строчку для меня, примерно в девять сорок пять?
Через две минуты, уверенный в том, что вернул расположение Мелиссы, Тед повесил трубку и опустил голову на руки.
«Боже мой! – подумал он. – Почему я должен ее терпеть?»
5
Зан отперла дверь своего маленького офиса в дизайнерском центре, держа под мышкой журналы. Она пообещала себе, что будет избегать любых упоминаний о Мэтью, какие только могут обнаружиться в средствах массовой информации, но, проходя мимо газетного киоска, не удержалась и купила два популярных еженедельных журнала, специализировавшихся на историях с продолжением. В прошлом году на день рождения Мэтью оба они опубликовали пространные статьи о его похищении.
Всего неделю назад кто-то сфотографировал ее на улице, когда она шла к ближайшему от ее дома ресторану в Баттери-Парке. Зан с горечью подумала, что фотография, наверное, будет использована для какой-то очередной сенсационной публикации, заново пересказывающей историю исчезновения Мэтью.
Она машинальным жестом включила свет, остановилась и окинула взглядом свой офис с несколькими рулонами ткани, сложенными вдоль ослепительно-белых стен, образцами ковров, разбросанными по полу, и полками, заполненными тяжелыми книгами, в которых скрывались лоскуты тканей.
Когда они с Тедом разошлись, Зан начала свою дизайнерскую авантюру в этом самом маленьком офисе и решила все сохранить как есть, когда довольные заказчики стали присылать к ней друзей и знакомых. Антикварный письменный стол, вокруг которого красовались три эдвардианских стула, был достаточно широким для того, чтобы на нем помещались наброски оформления разных домов и комнат, лежали разнообразные сочетания цветов, предлагаемые заказчику.
Именно здесь, в этом помещении, ей иногда удавалось не думать о Мэтью по несколько часов подряд и таким вот образом заставлять тяжкую неутихающую боль потери скрываться в подсознании. Но Зан знала, что сегодня не тот случай.
Остальная часть ее фирмы состояла из заднего помещения, в котором едва хватало места для компьютерного стола, стойки с дисками, столика с неизбежной кофеваркой и маленького холодильника. Шкаф для одежды располагался напротив туалета. Джош Грин, ее помощник, с ироничной точностью отмечал, что площадь стенного шкафа и туалета абсолютно одинакова.
Зан устояла, когда Джош пытался уговорить ее арендовать помещения, освободившиеся по соседству. Она хотела свести к минимуму накладные расходы. В таком случае мать, наверное, снова сможет обратиться в частное детективное агентство, специальность которого – розыск пропавших детей, и они примутся за поиски Мэтью. Зан уже проходила по этому пути, истратила все то, что получила по скромной родительской страховке, в первый год после исчезновения Мэтью. Она с безумной расточительностью бросала деньги частным сыщикам и разным шарлатанам-медиумам, вот только никому из них так и не удалось найти хоть какую-то нить, способную привести к Мэтью.
Зан повесила в шкаф жакет. Мех на его воротнике еще раз напомнил ей, что вечером, за ужином, она должна встретиться с Тедом.
«Он-то почему хлопочет? – раздраженно подумала Зан. – Постоянно винит меня за то, что я позволила Тиффани Шилдс повести Мэтью в парк».
Но Тед действительно пылко любил мальчика, хотя все его обвинения в адрес Зан и сравниться не могли с тем, как она сама ругала себя.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, Зан взяла журналы и быстро пролистала их. Как и предполагала, в одном из них она увидела ту фотографию Мэтью, которая была передана в средства массовой информации, когда он исчез. Заголовок гласил: «Жив ли до сих пор Мэтью Карпентер, празднует ли он свой пятый день рождения?»
Статья заканчивалась теми словами, которые произнес Тед в день исчезновения сына. Он предостерегал родителей, просил их не доверять своих детей слишком юным няням. Зан вырвала эту страницу, смяла ее, потом швырнула в корзину для бумаг оба журнала и попыталась понять, почему не в силах удержаться от поиска подобных статей.
Ничего не придумав, она быстро подошла к большому письменному столу и придвинула к нему стул.
В сотый раз за последние несколько недель Зан развернула рисунки, которые собиралась представить на рассмотрение Кевину Уилсону, архитектору и совладельцу тридцатичетырехэтажного многоквартирного здания, возвышавшегося над новой аллеей, протянувшейся вдоль Гудзона на западе. Если бы она получила заказ на оформление и меблировку трех квартир-образцов, это было бы для нее не только прорывом, но и первым успехом в противостоянии с Бартли Лонгом.
Для Зан по-прежнему оставалось непостижимым, что человек, так ценивший ее, когда она была его помощницей, вдруг резко изменил свое отношение. Когда Морланд только начала работать у него девять лет назад, сразу после того, как закончила Институт прикладных наук, она с радостью согласилась на напряженный график и готова была терпеть тяжелый характер Лонга, потому что знала, что может многому научиться у него. Бартли Лонг, разведенный, в возрасте слегка за сорок, был настоящим прожигателем жизни. С ним изначально было трудно, но, когда Бартли обратил на Зан свое особое внимание, а она ясно дала ему понять, что не заинтересована в том типе отношений, которые он пожелал ей навязать, он сделал ее жизнь по-настоящему невыносимой, обливая Александру ядовитым сарказмом и бесконечной критикой.
«Из-за него я постоянно откладывала поездку к маме и папе, в Рим, – думала Зан. – Бартли просто бесился, когда я говорила, что мне нужны две недели отпуска. Я полгода медлила с этим путешествием, а когда наконец заявила, что уезжаю, нравится ему это или нет, было уже слишком поздно…»
Зан прилетела в римский аэропорт, где ее должны были встречать родители, но так и не дождалась их: автомобиль, за рулем которого сидел отец, врезался в дерево. Ее родители погибли мгновенно. Вскрытие показало, что у отца случился сердечный приступ.
«Не думай о них сегодня, – приказала себе Зан. – Сосредоточься на образцовых квартирах. Бартли предложит свой вариант, совсем другой план. Ты знаешь, как он мыслит. Ты побьешь этого типа его же собственным оружием».
Бартли наверняка предложит вариант декора, в котором традиционные элементы будут объединены с ультрамодерновыми, он отлично умеет сочетать их. Зан заставила себя сосредоточиться, посмотреть еще раз, не сможет ли найти еще более удачный вариант, как-то улучшить наброски интерьеров и сочетание цветов, которые предложит заказчику.
Как будто это имело какой-то смысл!.. Как будто хоть что-то, кроме Мэтью, могло иметь значение…
Зан услышала, как в дверном замке поворачивается ключ. Джош пришел. Ее помощник учился в Институте прикладных наук, на последнем курсе. Двадцать пять лет, умен и сообразителен, выглядит скорее как первокурсник, чем как одаренный дизайнер. Джош стал для Зан чем-то вроде младшего брата. Ей почему-то было проще с ним общаться из-за того, что он еще не работал с ней рядом тогда, когда исчез Мэтью. Им было приятно работать вместе.
Но сегодня, едва взглянув на лицо помощника, Зан поняла, что на нем написана некая тревога, непонимание.
Джош заговорил, даже не поздоровавшись:
– Зан, я вчера задержался здесь допоздна, проверял ежемесячные счета. Я не стал тебе звонить, потому что ты сказала, что собираешься принять снотворное. Но, Зан, зачем ты купила на следующую среду билет в Буэнос-Айрес, да еще в один конец?
6
Мальчик услышал шум машины, повернувшей на подъездную дорогу, даже раньше, чем Глори. В одно мгновение он соскользнул со стула перед столом, за которым завтракал, и бегом бросился по коридору к большому чулану. Там, как ему прекрасно было известно, Мэтью должен был сидеть как маленькая мышка, пока за ним не придет Глори.
Он ничего не имел против. Глори объяснила ему, что это некая игра, которая придумана ради его безопасности. В чулане на полу стояла лампа и лежал надувной резиновый плотик, достаточно большой, чтобы мальчик мог лечь и поспать, если устанет. Имелись там также и подушки с одеялом. Глори сказала, что в чулане Мэтью может делать вид, что он – пират, плывущий по океану. Или же мальчик мог почитать какую-нибудь книгу. Их в чулане было множество. Но вот чего он никогда не должен делать, так это издавать хоть какие-нибудь звуки. Мэтью всегда знал, когда Глори собиралась куда-нибудь уйти и оставить его одного, потому что в таких случаях она всегда предварительно вела его в ванную комнату, нужно то было ему или нет, а потом ставила в чулан большую пустую бутылку на случай, если ему понадобится пописать. Еще она оставляла ему сэндвич, печенье, воду и пепси.
Так было и в других домах, где они жили. Глори всегда устраивала для мальчика потайное местечко, где он мог прятаться, а потом расставляла там его игрушки, машинки, головоломки и книги, цветные мелки и карандаши. Она объясняла, что он все равно будет умнее всех других детей, хотя ребенок никогда не играл с ними.
– Ты уже читаешь лучше большинства семилетних ребят, Мэтти, – говорила она ему. – По-настоящему сообразителен, очень умный благодаря мне. Тебе здорово повезло, ты просто счастливчик.
Но поначалу мальчик совсем не чувствовал себя счастливым. Ему постоянно снилось, что он лежит под теплым пушистым одеялом рядом с мамой. Какое-то время спустя он уже не мог как следует припомнить ее лицо, но все равно не забывал, как себя чувствовал, когда она его обнимала. Мэтью часто плакал, но потом эти сны перестали ему сниться. Еще позже Глори купила новое мыло, которым он умывался перед сном, и сны вернулись, потому что после этого мыла от его рук пахло точно так же, как от мамы. Мальчик снова вспомнил ее имя и даже то, как она кутала его в свой халат… Утром он забрал мыло в свою комнату и спрятал под подушку. Когда Глори спросила его, зачем он это сделал, Мэтью честно ей рассказал, и она заявила, что все в порядке.
Однажды мальчику захотелось поиграть и спрятаться от нее, но больше он никогда этого не делал. Глори бегала вверх-вниз по лестнице, громко звала его, была по-настоящему взбешена, когда наконец заглянула под кушетку и обнаружила его. Она трясла кулаком перед лицом Мэтью и кричала, что он никогда не должен так поступать! Лицо у нее было таким злым, что мальчик испугался не на шутку.
Людей он видел только тогда, когда они ехали куда-нибудь на машине. Это всегда случалось поздно вечером или ночью. Они не задерживались подолгу ни в одном месте, и где бы ни останавливались, рядом никогда не было других жилищ. Иной раз Глори играла с ним в задней части дома, рассматривала его рисунки. Но потом они снова переезжали в другой район, и она опять устраивала для мальчика потайную комнату.
Иногда мальчик просыпался ночью, когда Глори уже запирала его в тайной комнате, слышал, как она с кем-то разговаривает, и гадал, кто бы это мог быть. Он никогда не слышал другого голоса и знал, что это не может быть его мама. Если бы она очутилась в этом доме, то сразу прибежала бы к нему. Но все-таки когда мальчик был уверен, что в доме есть кто-то еще, он брал в руки тот кусок мыла и представлял, что это мама.
На этот раз дверь чулана распахнулась почти сразу после того, как закрылась. Глори смеялась.
– Владелец этого дома прислал какого-то парня из охранной фирмы, чтобы тот убедился, что сигнализация работает. Настоящее бесчинство, а, Мэтти?
7
После того как Джош сообщил Зан об оплате авиабилета с ее кредитки, он предложил сразу же проверить все ее карты.
Грин без труда обнаружил, что в универмаге «Бергдорф Гудман» за счет Зан была приобретена некая очень дорогая одежда того размера, который она носила, вот только сама Морланд ничего об этом не знала.
– Надо же было такому случиться именно сегодня, – пробормотал Джош, посылая сообщение о том, что карту необходимо блокировать, и тут же добавил: – Зан, ты думаешь, что справишься с этим разговором одна? Может, мне все-таки пойти с тобой?
Александра поклялась, что все будет в порядке, и ровно в одиннадцать часов уже стояла перед входом в офис Кевина Уилсона, создателя потрясающего многоквартирного дома, смотревшего прямо на Гудзон. Дверь оказалась слегка приоткрыта. Офис был расположен на первом этаже нового здания. Любой архитектор устроил бы его точно в таком же месте ради удобства наблюдения за продвижением предстоящего проекта.
Уилсон сидел спиной к Зан, склонившись над большим столом, стоявшим рядом с письменным. Там были разложены какие-то бумаги. Возможно, это были эскизы Бартли Лонга. Зан знала, что с ним архитектор должен был встретиться раньше, чем с ней. Она постучала в дверь, Уилсон обернулся и пригласил ее войти.
Прежде чем Зан успела дойти до его письменного стола, Кевин развернулся вместе с креслом, встал и сдвинул на лоб очки. Зан поняла, что он куда моложе, чем она предполагала, ему явно было не больше тридцати пяти. При высоком росте и худощавой фигуре Уилсон куда больше походил на баскетболиста, чем на архитектора. Крепкий подбородок и яркие голубые глаза были самыми заметными чертами грубоватого, но интересного лица.
– Александра Морланд? – Он протянул ей руку. – Рад познакомиться с вами и благодарю за то, что приняли наше предложение разработать дизайнерский проект для квартир-образцов.
Зан постаралась улыбнуться, пожимая его руку. За два без малого года после исчезновения Мэтью она, в общем, научилась как бы делиться надвое, заставлять сына покинуть ее мысли в деловой ситуации. Но сегодня на нее навалились и день рождения Мэтью, и потрясение от того, что она узнала о воровстве денег с кредиток. Все это пробило брешь в стене самозащиты, которую Александра так тщательно выстраивала.
Она знала, что рука у нее ледяная, и порадовалась тому, что Кевин Уилсон как будто и не заметил этого, но пока не слишком доверяла себе и не решалась заговорить. Прежде всего ей нужно было как-то избавиться от кома, который застрял у нее в горле, иначе, как Морланд прекрасно понимала, скрытые слезы вырвутся наружу и потекут по ее лицу. Зан могла надеяться только на то, что Уилсон ошибется и примет ее молчание за застенчивость.
Похоже, так оно и случилось.
– Почему бы нам не посмотреть на то, с чем вы пришли? – мягко предложил он.
Зан тяжело сглотнула, потом произнесла ровным невыразительным тоном:
– Если не возражаете, давайте лучше поднимемся в квартиры. Тогда я смогу прямо на месте объяснить вам, как хотела бы все оформить.
– Конечно, – кивнул архитектор.
В несколько длинных шагов Уилсон обогнул письменный стол и забрал из рук Зан тяжелую кожаную папку. Они прошли по коридору ко вторым лифтам. Этот холл еще не был окончательно завершен, над головой висели какие-то провода, а на пыльном полу валялись обрезки лестничных ковров.
Уилсон продолжал говорить, и Зан чувствовала, что он делает это для того, чтобы помочь ей преодолеть нервозность:
– Это должен быть один из самых энергосберегающих домов в Нью-Йорке. Мы используем солнечную энергию и сделали здесь максимально большие окна, чтобы во всех квартирах постоянно присутствовало ощущение тепла и света. Я, знаете ли, вырос в такой квартире, где окно моей спальни смотрело прямо на кирпичную стену соседнего здания. В комнате день и ночь было так темно, что я едва мог рассмотреть собственные руки. Представьте, когда мне было десять лет, я сделал надпись на своей двери: «Пещера». Мать заставила меня стереть ее, пока отец не вернулся домой. Она сказала, что он очень расстроится из-за того, что мы не можем переехать в местечко получше.