По его расчетам, через час он должен был оказаться на месте.
«Целый час в моем распоряжении», — подумал Кстин.
И предался воспоминаниям.
Суббота… Это была суббота.
Странно, ведь это было только вчера, но он говорил «суббота», словно речь шла о каком-то давно ушедшем дне.
Так оно, наверное, и было. Этот день ушел, и Кстин знал, что он никогда больше не вернется.
Общение с человеком, который препарировал его мозги, закончилось. У Кстина было такое ощущение, что стоит только нажать на череп — и верхняя крышка откинется, как на шарнирах, открывая изрядно поредевшие извилины, будто психиатр вытащил оттуда половину, если не больше.
Он достал из нагрудного кармана деньги, отложенные на второй букет, и поехал к Башне. Ему пришлось прождать Марину несколько часов. Около двух он начал размышлять, стоит ли ему съездить в столовую и потратить очередной талончик — желудок настойчиво просил не забывать о нем, вспоминать хоть иногда, — но Кстин боялся, что Марина появится именно в это время… И решил посидеть хотя бы до четырех.
Она приехала в три. Его словно кто-то толкнул: он посмотрел на проспект и увидел знакомую вишневую «десятку». И хотя Кстин подозревал, что в Москве довольно много вишневых «десяток», он не сомневался, что это — именно та машина.
(На этом месте воспоминание, прокручиваемое в его мозгу, как кинопленка, будто споткнулось. Он поймал себя на мысли, что это тоже было предчувствие, которому он не придал значения. И кстати, не потому ли его вызывали в Москву и целую неделю перемешивали мозги большой ложкой? Не потому ли, что у него стали появляться предчувствия? Кстин отбросил эту мысль. )
Он встал с седла. Гвоздики больше не прятал — положил букетик на прогретый солнцем бензобак и подошел к краю подъездной дорожки.
Он увидел, что «десятка» замедляет ход, и понял, что его заметили, но для верности Кстин помахал рукой.
Машина остановилась перед мотоциклом, и Кстин, подхватив цветы, поспешил к водительской дверце.
— Здравствуйте! — сказал он, по обыкновению широко улыбаясь. — Сегодня прекрасный день, не правда ли? — «Главным образом, потому, что я вас снова встретил», — добавил он уже про себя.
На этот раз Марина не выглядела ни озабоченной, ни раздосадованной. Скорее немного усталой, но не печальной.
— Здравствуйте… — она поколебалась немного, а потом вышла из машины.
Кстин опередил ее движение и успел открыть дверцу прежде, чем она сама сделала это.
Марина вышла и потянулась. Она подставила солнцу лицо и прищурилась — так, словно впервые увидела его. «А ведь сегодня действительно неплохой денек», — казалось, говорила она. Затем она повернулась к Кстину.
— Как поживаете?
— Неплохо. Я, наверное, скоро уеду… Захотел еще раз вас повидать. — Он отошел к мотоциклу и вернулся с цветами. — Вы очень красивая, — сказал он, как заклинание, и протянул ей гвоздики.
— Да?
Марина слегка склонила голову набок и смотрела на него с легкой улыбкой. Кстин не мог оторвать от нее взгляд: он хотел впитать ее образ целиком, навсегда запечатлеть его в своей памяти; даже легкие лучи морщинок у наружных углов ее глаз казались ему восхитительными.
«Я бы многое отдал, чтобы перецеловать их все, одну за другой, медленно и нежно… »
Наверное, это отразилось на его лице, потому что Марина вздрогнула и отвернулась.
— Очень, — повторил Кстин. — Еще лучше, чем в среду.
— Спасибо…
Повисла неловкая пауза, в течение которой они пытались быстро найти какую-нибудь тему, бросить ее, как спасательный круг, чтобы не дать разговору уйти на дно.
— С машиной все в порядке?
— А куда вы уезжаете?
Они сказали это одновременно и, смутившись, поторопились поскорее ответить. Получилось так же — одновременно.
— Да, все нормально…
— Домой, в Серпухов…
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Давайте говорить по очереди, — предложила Марина.
Кстин кивнул:
— Начнем?
— Да.
— С вашей машиной все в порядке?
— Да, спасибо. Ездит, и слава Богу. Мне было бы очень тяжело без машины.
— Ну конечно. Я только удивляюсь, как вы здесь ездите?
Марина пожала плечами.
— Привыкла. Ко всему рано или поздно привыкаешь… — Она отвела глаза в сторону, задумавшись о чем-то.
— Ну? — спросил Кстин.
— Что?
— Теперь ваша очередь. Спросите меня, куда я уезжаю.
— Ах да, — облачко легкой грусти, набежавшее на ее лицо, исчезло. — Куда вы уезжаете?
— Домой, в Серпухов. Я же оттуда.
— А-а-а… — Марина окинула его взглядом. — Понятно.
— Это сильно заметно, да?
— Нет, ну… В общем-то, заметно.
Цветы по-прежнему были в руках у Кстина. Он вдруг встал на одно колено и протянул ей букет.
— Это вам.
Она прыснула, и ее плечи дернулись вверх. Марина оглянулась — не наблюдает ли кто за ними? — потом взяла гвоздики и смеясь сказала:
— Ну зачем вы так? Вставайте, вставайте.
Кстин встал и деловито отряхнул джинсы.
— Сразу видно, что вы ни разу не были в Серпухове.
— Почему?
— Потому что у нас дарят цветы только так.
— Что вы говорите? — она нахмурила лоб и покачала головой. — Неужели?
Кстин был очень серьезен. По крайней мере, он выглядел очень серьезным.
— Конечно. Только так. А что, в Москве по-другому? Расскажите, я сделаю, как вам привычнее.
Марина лукаво улыбнулась.
— Нет, пожалуй, не стоит. Мне нравится, как это делают в Серпухове.
— Вот видите, — назидательно сказал Кстин. — Еще немного, и вы захотите приехать ко мне в гости.
— Вы приглашаете?
— Уже пригласил.
— Спасибо. Я подумаю над вашим приглашением… Константин.
Она впервые назвала его по имени — осторожно, словно боясь чего-то. Оказалось, это совсем не страшно.
— Кстин. Можете просто Кстин. Мне так привычнее. Все в бригаде зовут меня именно так.
— В бригаде?
— Ну да, в бригаде Серпуховского МЧС. Я же спасатель.
— Как интересно… — удивилась Марина.
— Вы можете положить цветы в машину, тогда вам будет проще, — похоже, у него начал развязываться язык. Кажется, он чувствовал себя комфортнее и уже почти не смущался. — Ведь в этом месте полагается всплеснуть руками.
Марина рассмеялась.
— Да? Всплеснуть руками? — Она открыла дверцу, перегнулась через водительское сиденье и положила гвоздики на пассажирское. Она могла бы их небрежно кинуть, но Марина аккуратно положила.
Кстин не удержался и бросил быстрый взгляд на ее легкие летние брюки… И на то, что они обтягивали. Марина выпрямилась и поправила блузку; затем заправила выбившуюся прядь золотистых волос за ухо.
— Ну, реплику!
— Какую?
— Ну-у-у… — Марина развела руками.
— Ах да! — спохватился Кстин.
Он выпятил грудь и веско повторил:
— Я же спасатель.
Марина удовлетворенно кивнула и картинно всплеснула руками:
— Что вы говорите? Как интересно. Это должно неотразимо действовать на женщин, не правда ли?
— Поэтому я и пошел туда работать.
— Немного корыстно. Но, по крайней мере, искренне…
— Я никогда не вру.
— Может быть, может быть… — То самое легкое облачко появилось снова, и, казалось, оно говорило: «Я никогда еще не встречала мужчину, который бы не врал».
— Ну, не буду убеждать вас, что в Серпухове никто никогда не врет… Вы же все равно не поверите…
— Да, — согласилась Марина. — При всем уважении к вашему замечательному городу…
— Извините… Марина… — он сказал это так, словно наступил на тонкий лед, не будучи уверенным в том, что этот лед его выдержит. Кстину показалось, что Марина вздрогнула, но… Наверное, это только показалось. — Вы сейчас очень заняты?
— А… — она растерялась. Она знала, что за этим последует какое-то предложение, и сомневалась, что сможет его принять… Но и отказывать тоже не хотелось, она сама не знала почему.
Марина пожала плечами.
— Ну, не так, чтобы уж… — Она лихорадочно соображала, что же он сейчас скажет и как она должна на это отреагировать…
— Давайте поедим мороженого.
Это была домашняя заготовка — пустяковая и невинная с виду, но Кстина она часто выручала. Когда денег было совсем немного, а пригласить куда-нибудь понравившуюся девушку очень хотелось, он предлагал посидеть в кафе «Мороженое», справедливо полагая, что уж на мороженое-то всегда хватит, потому что его много не съешь. Это срабатывало во всех случаях. Но не зимой. К счастью, на дворе был июль, и довольно жаркий.
— Мороженого? — Марина выглядела обескураженной — так, словно он предложил ей Бог весть что.
— Ну да. А вы что, не любите мороженое? Знаете, Александру Македонскому специальные гонцы через полмира доставляли снег с горных вершин Гималаев. Они набирали целую тонну, распихивали его по всяким сумкам, рюкзакам, чемоданам и даже набивали в карманы, а когда привозили, оставалась всего одна маленькая горсточка. Так вот он поливал эту горсточку клюквенным сиропом и ел маленькой ложкой, причмокивая от удовольствия. А потом говорил: «Еще!» И гонцы, не успев расседлать коней, снова отправлялись в Индию. Ну так что?
Марина пожала плечами.
— Нет, я люблю мороженое. Может, не так сильно, как Александр Македонский… Но… Да, от мороженого я бы не отказалась.
— Отлично! Может, вы знаете какое-нибудь местечко, где нам дадут прекрасного серпуховского мороженого?
Марина улыбнулась.
— Местечко знаю, но боюсь, нам придется довольствоваться московским.
Физиономия Кстина говорила, что московское — это, конечно, не снег с вершин Гималаев и уж тем более не серпуховское, но… Ради нее он готов и на такую жертву.
— Хотите — поставьте машину и поедем на мотоцикле?
Марина укоризненно покачала головой.
— Сейчас вы, наверное, станете меня убеждать, что в Серпухове никто не ездит на машинах?
— Нет, почему же… Попадаются всякие странные личности.
— Да, с вами не соскучишься. — Марина представила себя верхом на мотоцикле, позади этого веселого парня… обнимающую его за плечи… — Нет, на мотоцикле мы не поедем.
— Я был готов к этому, — сурово сказал Кстин и надул губы. — Хорошо, я поеду за вами следом.
— Знаете… — Марина колебалась. — Мне так не хочется никуда ехать… Я как таксист, целыми днями за рулем.
Она оглянулась на большой универмаг, в виде крыла пристроенный к Башне.
— В нашем магазине продается отличное мороженое. С вишней… — она помедлила.
— Вы хотите пригласить меня в гости и колеблетесь? — это звучало чересчур прямолинейно, и Марину это слегка задело. — Не волнуйтесь, я безобидный. К тому же, — Кстин решил, что пора достать козыря — попытаться получить рабочую визу, — я помогу вам повесить занавески на кухне…
По лицу Марины он понял, что сказал что-то не то. У него против воли вырвалось нечто, чего он не должен был говорить. Он сказал это, не задумываясь, и потом сильно пожалел.
— Занавески? — переспросила Марина.
Она действительно купила занавески — наконец такие, какие хотела. Они так и лежали в пакете запечатанными, потому что сама она никак не могла их повесить. Не то чтобы они были очень нужны — проходя сквозь стекла Башни, солнечный свет становился мягким и приглушенным, — но срабатывала старая московская привычка: кухня должна быть уютной, потому что на ней проводят слишком много времени.
«Почему он сказал про занавески?» — подумала Марина. Скорее всего это было просто совпадение, и все же…
— Разве я вам что-нибудь говорила про занавески?
— Нет, это я говорил про занавески.
— А почему именно про занавески?
— Ну… Не знаю… Наверное, потому, что моя мама любила повторять, что занавески на кухне — это все равно что передник для хозяйки. Поэтому…
— Да? Ну что ж… Передайте вашей маме, что я с ней согласна.
— Она умерла… — отозвался Кстин.
— Простите, я не знала.
— Даже если б знали, это ничего бы не изменило, правда? Так что не извиняйтесь… — Он приободрился и сказал нарочито веселым голосом: — Так вы говорите, с вишней? По-моему, это здорово.
Они заехали в гараж и поставили машину. Верный «ИЖ» скромно притулился рядом. Потом они снова вышли на улицу и зашли в магазин.
Кстин купил два пластмассовых контейнера мороженого с вишней, а потом не удержался и купил еще один — с персиком. Во-первых, он был голоден, а во-вторых, он действительно любил мороженое.
Стык на асфальтовом полотне заставил мотоцикл подпрыгнуть, Кстин едва удержал его на дороге.