– Хорошо. – Я поднялся. – Если услышишь неровное дыхание, не пойми неправильно.
– Ладно. – Она запрокинула голову, чтобы взглянуть мне в лицо. – Но может, сначала все-таки расскажешь мне, что ты искал? Неужели ты хоть на минуту поверил, что я все утро высунув язык бегала за тобой, считая, что мы действительно ищем футляр для визиток?
– Ничего ты не бегала. И чем плох футляр для визиток?
– Всем. – Она выплюнула травинку. – Вообще-то я не слепая. Я заметила, что ты шастал главным образом по тем местам, где не мог обронить ни футляр, ни что-либо еще. Когда мы спустились к берегу ручья, я ждала, что ты вот-вот начнешь смотреть под камнями. – Она взмахнула рукой. – Там их тысячи. Сходи, поищи. – Она вскочила на ноги и отряхнула платье. – Но сперва отнеси меня домой. А по пути расскажешь, что ты искал, или я выдеру твои портреты из своего альбома.
– Не заключить ли нам сделку? – предложил я. – Я расскажу тебе, что искал, если ты поделишься со мной своей догадкой, о которой упоминала во вторник. Помнишь, ты говорила, что в понедельник вечером то ли слышала, то ли видела что-то такое, что заставило тебя предположить, кто брал мою машину, но толком ничего не объяснила, потому что хотела помочь отцу сэкономить деньги. Эта отговорка больше не актуальна, так почему бы тебе сейчас не рассказать?
Она улыбнулась мне свысока:
– Ты ведь не отстанешь, да? Ну хорошо, я скажу. Я увидела на террасе Уэбстера Кейна, вот и подумала, что если он и не садился за руль, то мог видеть того, кто уезжал или возвращался на ней.
– Не пойдет. Попробуй-ка снова.
– Но это правда!
– Ну да, конечно. – Я встал. – Надо же, какое совпадение, ведь именно Кейн потом и подписался под признанием. Какая ты везучая. Не придушить ли мне тебя? Считаю до трех. Раз, два…
Мэдлин мигом взбежала по береговому склону и остановилась наверху, ожидая меня. Пока мы возвращались по подъездной аллее назад, она так и сыпала колкостями, потому что я упорно заливал ей про футляр для визиток, но когда мы дошли до стоянки за домом и я открыл дверцу своей машины, она внезапно сменила гнев на милость. Подойдя вплотную ко мне, она нежно провела пальчиком по моим царапинам и проговорила:
– Скажи мне, кто это сделал, Арчи. Я ревную!
– В один прекрасный день, – ответил я, садясь за руль и заводя мотор, – я расскажу тебе всю свою жизнь с пеленок.
– Честно?
– Да, мэм. – И я укатил прочь.
Пока я машинально следовал изгибам подъездной аллеи, меня занимало сразу несколько вещей. Во-первых, рекорд, только что поставленный женщиной. Я провел с Мэдлин три часа, а она ни разу не попыталась выведать у меня о планах Вульфа. Над этим вопросом стоило хорошенько поразмыслить, и я записал его в разряд неоконченных дел. Во-вторых, проблема, поднятая Вульфом. Ручей производил немало шума. Это был не тот приглушенный плеск, который замечаешь, лишь прислушавшись, а довольно громкое журчание, и если идти по аллее почти в кромешной тьме, то в двадцати шагах от моста вполне можно и не услышать звук автомобильного мотора, пока машина не окажется совсем рядом. Данный факт как будто подтверждал рассказ Уэбстера Кейна, поэтому, как бы там ни было, о нем непременно следовало доложить Вульфу.
Однако главной занозой в моем мозгу засели слова Мэдлин, заявившей, что она ожидала, будто я вот-вот начну искать под камнями. Мне надо было догадаться раньше, но делать нечего – меня осенило только сейчас, и, в отличие от Вульфа, я не погнушался идеей, которую подбросила мне женщина. Поэтому, выехав из ворот на шоссе, я оставил машину на обочине, достал из своей аптечки лупу, пешком вернулся к мосту и по береговому склону спустился к самой кромке воды.
Тут и впрямь были тысячи камней всех форм и размеров; некоторые частично ушли под воду, но бо?льшая часть валялась на берегу. Я разочарованно покачал головой. Идея первоклассная, но я один и понятия не имею, что искать. Я перешел на другое место и пригляделся внимательнее. Лежавшие в воде камни все как на подбор были ровные и гладкие; у выступавших над водой поверхность была сухая и светлая, у плоских – темная, влажная и скользкая. Камни, разбросанные по берегу, над кромкой воды, тоже были ровными и сухими, однако на определенной высоте они резко сменялись другими – шершавыми и гораздо более темными, зеленовато-серыми. Разумеется, разделительная линия отмечала уровень, которого вода в ручье достигала весной.
Молодец, подумал я, сделал великое открытие. Тебе бы в геологи податься. Теперь всего-то и надо, что рассмотреть каждый камешек под лупой, к осени, глядишь, и управишься. Несмотря на весь свой сарказм, я продолжал осмотр. Ступая по камням и двигаясь вдоль кромки воды, я медленно побрел по берегу, пока не очутился под мостом. Там я немного постоял, потом снова зашагал вверх по течению и вышел из-под моста. К тому времени глаза уже сами знали, где искать, и мне не пришлось напоминать им об этом.
Там, в десяти шагах от моста, я его и нашел. Он лежал всего в нескольких дюймах от воды, почти затерявшись в окружении более крупных камней, но я тотчас выхватил его взглядом – смотрелся он так же подозрительно, как оцарапанная щека. Размерами и формой он напоминал кокосовый орех; поверхность у него, в отличие от соседних камней, гладких и светлых, была шероховатая, зеленовато-серая. От неожиданности я секунд на десять остолбенел, глупо вытаращившись на него, а когда очнулся и, не сводя со своей находки глаз, рванул вперед, в страхе, что он, как лягушка, ускачет от меня, то поскользнулся и чуть было не плюхнулся в ручей.
Одно было ясно: этот камешек лежит здесь совсем недавно.
Я низко нагнулся, протянул к нему обе руки, осторожно взял его кончиками четырех пальцев, затем выпрямился, чтобы получше рассмотреть находку. Разумеется, хорошо было бы найти на нем отпечатки, но мне с первого взгляда стало ясно, что на это нечего и надеяться. Камень со всех сторон был шершавый, испещренный сотнями крошечных ямок и выступов, – ни одного гладкого участка. Однако я по-прежнему держал его кончиками пальцев: да, отпечатки – это хорошо, но на них свет клином не сошелся. Я развернулся, намереваясь отойти от воды туда, где было не так скользко, когда справа от меня раздался чей-то голос:
– Ручейников ищете?
Я повернул голову. Это была Конни Эмерсон. Она стояла так близко, что могла дотянуться до меня рукой; если бы не громкое журчание ручья, я бы решил, что она спец по незаметному подкрадыванию сзади.
Я, улыбаясь, заглянул в ее лучистые голубые глаза:
– Нет, золото.
– Да что вы? Дайте-ка мне посмотреть…
Она сделала шаг в мою сторону, неловко ступила на камень, ойкнула и упала прямо на меня. Я тоже не слишком твердо стоял на ногах, поэтому полетел на камни, потратив первые доли секунды на то, чтобы удержать в кончиках пальцев свой трофей, и все равно его потеряв. Когда мне удалось сесть, Конни лежала рядом, она неуклюже растянулась на камнях, однако подняла голову и рукой отчаянно пыталась дотянуться до какого-то предмета. Мой зеленовато-серый камень приземлился меньше чем в футе от воды, и ее пальцы должны были вот-вот в него вцепиться. Терпеть не могу подозревать голубоглазых блондинок в чем-нибудь нехорошем, но если она намеревалась зашвырнуть этот камешек в воду, чтобы посмотреть, как он утонет, ей хватило бы двух секунд, так что я, не раздумывая, съехал по камням к воде и ухватил ее за предплечье. Она взвизгнула и отдернула руку. Я мгновенно вскочил и выставил ногу, заслонив от нее камень.
Конни села, схватившись свободной рукой за предплечье и в ярости уставившись на меня.
– Ошалел, что ли, горилла чертова? – заорала она.
– Что поделаешь, это все золото, – объяснил я. – Смотрели «Сокровище Сьерра-Мадре»?
– Проклятье. – Она стиснула зубы, на секунду смолкла и снова изрекла: – Будьте вы неладны! Кажется, вы сломали мне руку.
– Значит, у вас кости из мела. Я до вас едва дотронулся. В любом случае, вы тоже чуть не сломали мне позвоночник. – Я постарался придать голосу весомость. – Знаете, все кругом друг друга подозревают. Давайте договоримся: я не буду подозревать вас в том, что вы намеренно меня толкнули, а вы перестанете считать, будто я хотел сломать вам руку. Почему бы нам не уйти с этих камней и не присесть на травку, чтобы спокойно все обсудить? У вас изумительные глаза. Может, с этого и начнем?
Она подтянула к себе колени, оперлась рукой (другой, не той, которую тянула к моему камушку) о землю, поднялась на ноги, осторожно ступая по камням, выбралась на траву, взбежала по береговому склону и исчезла.
Правый локоть и левое бедро здорово саднило, но мне было наплевать – поводов для беспокойства хватало и без того. Считая прислугу, в поместье было шесть или семь мужчин; если Конни наплетет им с три короба и они явятся к ручью, мне придется туговато. Она и так уже натворила дел, заставив меня выронить камень. Я наклонился и снова подцепил его кончиками пальцев, затем забрался по откосу наверх, выбрался на аллею, дошел до машины, расчистил место для камешка в своей аптечке и положил его так, чтобы он не перекатывался внутри.
Задерживаться в Уэстчестерском округе на обед я не стал – сразу выехал на автостраду и покатил в Нью-Йорк. Особого подъема я не ощущал – как знать, может мне в руки попал обычный обломок гранита, а никакое не вещественное доказательство. Ликовать раньше времени было ни к чему. Как обычно, съехав с Вестсайдского шоссе на Сорок шестую улицу, я вначале остановился у старого кирпичного здания в районе Десятой авеню. Там я вручил камешек мистеру Уэйнбаху, который обещал сделать все, что в его силах. Затем я поехал домой, разыскал на кухне Фрица, слопал четыре сэндвича (два с осетриной и два с домашней ветчиной) и вылакал кварту молока.
Глава восемнадцатая
Когда я сделал последний глоток, еще не было пяти, оставалось больше часа до того времени, когда Вульф должен был спуститься из оранжереи. Это было мне на руку: я нуждался в срочном медосмотре. Я поднялся к себе на третий этаж и разделся. Левое колено пересекала длинная ссадина, на левом бедре назревал здоровенный синяк, с правого локтя был содран целый дюйм кожи. Царапина на щеке тоже смотрелась неплохо, каждый час меняя цвет. Конечно, могло быть и хуже, по крайней мере никто не порывался меня задавить; тем не менее я чувствовал, что куда охотнее померился бы силами с противником другого пола и габаритов. С женщинами я, конечно, такого себе не позволял. Вдобавок к телесным повреждениям мне был нанесен немалый материальный урон, так как я лишился своего лучшего летнего костюма – на рукаве пиджака красовалась огромная дыра. Я принял душ, смазал раны йодом, сделал перевязку и сошел вниз, в кабинет.
Судя по содержимому сейфа, к мистеру Джонсу (если я был прав и под вышеупомянутым специалистом действительно подразумевался он) еще не обращались, так как пятьдесят тысяч по-прежнему лежали тут, целехоньки-здоровехоньки. Этот вывод основывался на ограниченных данных. Я никогда не видел этого типа, но знал о нем две вещи: во-первых, именно от него Вульф получил компромат на пару коммунистов, который помог засадить их за решетку; во-вторых, он всегда брал задаток за свои услуги. Значит, либо речь шла о ком-то другом, либо Вульф еще не успел с ним связаться.
Телефонного звонка от Уэйнбаха я дожидался до самого появления Вульфа, который спустился вниз в шесть часов, но так и не дождался. Когда Вульф вошел в кабинет, уселся за свой письменный стол и спросил: «Ну?», я все еще не знал, включать ли в свой отчет камень, не получив известий от Уэйнбаха. Но поскольку он все равно должен был узнать о Конни, мне пришлось выложить все до конца. Впрочем, я не стал рассказывать, что на мысль о камнях меня навело замечание Мэдлин, – он ведь мог рассердиться, обнаружив, что этой находкой мы обязаны женщине.
Вульф сидел нахмурившись.
– Меня несколько удивило, – нахально заявил я, – что вы сами не подумали о камне. Доктор Волмер же сказал: что-то шершавое и тяжелое.
– Чушь. Разумеется, я подумал о камне. Но если убийца воспользовался камнем, ему всего-то и надо было, что пройти десять шагов до моста и зашвырнуть его в воду.
– Он так и сделал. Но в воду не попал. К счастью, я оказался дальновиднее. Если бы я не…
Зазвонил телефон. В трубке у моего уха раздался шепелявый голос. Так шепелявил Уэйнбах из лаборатории Фишера. Впрочем, он тут же назвал свое имя. Я жестом попросил Вульфа взять трубку, а сам затаил дыхание.
– Я насчет того камня, который вы мне передали, – сказал Уэйнбах. – Вам нужен подробный отчет со специальной терминологией?
– Нет. Я просто хочу получить ответ на свой вопрос. Есть ли на камне какие-либо следы, указывающие на то, что его использовали или могли использовать, чтобы ударить человека по голове?
– Есть.
– Что? – Честно говоря, такого я не ожидал. – Есть?
– Да. Следы уже засохли, но они есть: это четыре пятна крови, еще пять пятен, которые могут оказаться кровью, а также один крошечный кусочек кожи и два чуть побольше. На одном из тех, что побольше, присутствует целый фолликул. Отчет предварительный, поэтому никаких гарантий. Для окончательного подтверждения потребуется сорок восемь часов.
– Дерзайте, коллега! Будь я рядом с вами, я бы вас расцеловал.
– Простите?
– Проехали. Я выдвину вас на Нобелевскую премию. Отчет напишете красными чернилами.
Я повесил трубку и повернулся к Вульфу:
– Вот так. Его прикончили. Убийца – Конни, либо она знает, кто это сделал. Ей было известно про камень. Она меня выследила. Вот с кем надо было наладить личные отношения, а потом вывести на чистую воду. Она вам нужна? Уверен, я сумею вытащить ее сюда.
– Господи, не надо! – Брови Вульфа поползли вверх. – Должен сказать, Арчи, я тобой очень доволен.
– Ну что вы, не напрягайтесь.
– Не буду. Но хотя ты потратил время не впустую, все, что тебе удалось, – это подтвердить наше предположение. Камень доказывает, что признание мистера Кейна – фальшивка, что мистера Рони убили намеренно и что преступником является один из обитателей дома, но ничего нового мы не узнали.
– Простите, – сухо изрек я, – что ничем не смог помочь.
– Я вовсе не утверждаю, что ты не помог. Когда мы доведем это дело до суда (если вообще доведем), твои сегодняшние усилия окажутся более чем кстати. Расскажи-ка еще раз, что говорила миссис Эмерсон.
Я сдержанным тоном повторил ее слова. Теперь, оглядываясь назад, я видел, что он прав, но в то же время чертовски гордился своим камнем.
Если кто-то из нас недоволен, в доме создается нездоровая атмосфера, поэтому я счел за благо быстренько поквитаться и обо всем забыть. В качестве мести я отказался от обеда, сославшись на то, что недавно подкрепился сэндвичами. Во время трапезы Вульф любит поразглагольствовать, причем на рабочие темы наложен строжайший запрет. Поэтому, оставшись в кабинете разгребать дела, я постепенно воспрянул духом и к тому времени, когда он опять присоединился ко мне, прямо-таки жаждал с ним поговорить, – собственно, мне явилось на ум несколько соображений по поводу важной роли, какую играют в уголовном расследовании своевременно обнаруженные улики.
Соображения эти пришлось отложить до лучших времен, потому что, пока Вульф устраивался в кресле, занимая любимую послеобеденную позу, в дверь позвонили, и так как Фриц возился на кухне, открывать пошел я. Это прибыли Сол Пензер и Орри Кетер. Я проводил их в кабинет. Орри без стеснения сел, скрестил ноги, вытащил трубку и стал набивать ее табаком, в то время как Сол скромно примостился на краешке большого красного кожаного кресла.
– Конечно, я мог позвонить, – начал Сол, – но это оказалось сложновато, к тому же нам понадобились указания. Кажется, мы что-то нащупали, а может, и нет.
– Сын или мать? – спросил Вульф.
– Сын. Вы велели сначала заняться им. – Сол вытащил записную книжку и заглянул в нее. У него уйма знакомых. Вам краткий отчет или подробный?
– Сначала обрисуй в общих чертах.
– Хорошо, сэр. – Сол закрыл записную книжку. – Примерно половину своего времени он проводит в Нью-Йорке, остальную половину – где только душа пожелает. У него в Нью-Джерси свой самолет. Состоит членом только одного клуба, Гарвардского. За последние три года дважды задерживался за превышение скорости, первый раз…