У меня ушло добрых две минуты на то, чтобы убедить Энди уступить эту честь мне. Наконец Красицкий двинулся прочь. Следом за ним пошел Вульф. Через стекло я видел, как они миновали теплицу и холодную комнату и скрылись в подсобке, прикрыв за собой дверь. Я оказался в одиночестве, хотя в оранжерее невозможно почувствовать себя одиноким. Помимо того, что ты находишься в компании цветов и других растений, тебя окружают стеклянные стены, сквозь которые ты видишь всю округу. Ну и, соответственно, сам я тоже был очень хорошо виден. Эта деталь позволила мне сделать первый вывод: преступник не мог спрятать в нишу тело Дини Лауэр в промежутке между семью часами утра и пятью часами вечера. Я тут же задался вопросом: а была ли девушка еще жива в тот момент? В поисках ответа я присел на корточки и поднял краешек занавески. Раньше в оранжерее у Вульфа мы использовали цианистый газ и никофен, а четыре года назад нам установили баллон с цефогеном. Когда это произошло, я специально изучил соответствующую литературу, в которой помимо всего прочего описывалось, что произойдет с человеком, проявившим небрежность в обращении с этим смертельным газом. Я еще раз с особой тщательностью осмотрел лицо и горло Дини, что позволило мне сделать второй вывод: девушку убил именно цефоген. Поскольку бедняжка, будучи в здравом уме, никак не могла сама залезь в нишу и улечься в ней, я принялся искать на голове следы удара: шишку или кровоподтек. Но ни того ни другого не обнаружил.
Когда я выпрямился, кто-то забарабанил костяшками пальцев по дереву. Раздался приглушенный голос:
– Энди!
И снова, на этот раз погромче:
– Энди!
Голос доносился из-за деревянной двери, которая находилась в противоположной части комнаты, примыкавшей к стене усадьбы. Грядки заканчивались примерно в двадцати футах от двери, образуя площадку, покрытую циновкой в обрамлении кадок и горшков с разросшейся зеленью. Стук возобновился, теперь он был гораздо сильнее, а голос звал Энди еще громче прежнего. Я подошел к двери и обратил внимание на три обстоятельства: во-первых, она открывалась наружу; во-вторых, была заперта изнутри на мощный латунный засов, а в-третьих, края этого засова, в тех местах, где он примыкал к косяку, были залеплены белой лентой.
Голос и стук становились все настойчивей. Я решил, что лучше не общаться через запертую дверь, тем более что я был здесь абсолютно посторонним человеком. С другой стороны, если я буду стоять столбом, непрошеный гость наверняка попытается проникнуть в оранжерею через другой вход, ведущий в подсобку, а я знал, что Вульф терпеть не может, когда ему мешают. Приняв во внимание все эти обстоятельства, я счел за лучшее пообщаться с человеком, который звал Энди.
Отодвинув засов, я чуть приоткрыл дверь, проскользнул наружу и тут же снова ее прикрыл, прижавшись к ней спиной.
– Вы кто такой, черт подери? – раздался голос.
Так, наверняка это Джозеф Питкирн, собственной персоной. Я оказался не в холле и не в вестибюле, а в огромной гостиной его дома. Я сразу понял, что передо мной хозяин усадьбы, хотя Питкирн не был настолько известен, чтобы все узнавали его с первого взгляда. Дело в том, что, когда мы приступили к операции по переманиванию садовника, я навел о Джозефе кое-какие справки. Я узнал, что он любитель гольфа, бездельник в третьем поколении, стригущий купоны, а кроме того, мне удалось раздобыть описание его внешности. Да одного только носа в данном случае было вполне достаточно! Его свернули на правый бок в результате случайного удара железной клюшкой во время игры в гольф.
– Где Энди? – сурово спросил Питкирн, так и не дав мне возможности ответить, кто, черт подери, я такой.
– Меня зовут… – начал я.
– Мисс Лауэр здесь? – требовательно поинтересовался он.
В первую очередь мне нужно было выиграть время для Вульфа. Поэтому на злобный взгляд плебея я ответил улыбкой истинного аристократа и тихо промолвил:
– Дойдите до дюжины, и я начну отвечать.
– До дюжины чего?
– Вопросов. Или, если хотите, давайте я вас тоже поспрашиваю. Вам доводилось слышать о Ниро Вульфе?
– Конечно. А он тут при чем? Он вроде как орхидеи разводит, да?
– Можно сказать и так. Как говорит сам Вульф, дело не в том, кому принадлежат орхидеи, главное – кто их вырастил. И представьте, какая у нас приключилась история. Теодор Хорстман, наш садовник, проводил в оранжерее по двенадцать часов в день, но потом у него приболела мать и ему пришлось поехать к ней. Вчера как раз исполнилась неделя, как он отбыл. Мистер Вульф помыкался-помыкался, а потом решил переманить у вас Энди Красицкого. Как вы, наверное, помните…
Вопреки ожиданиям, прервал меня вовсе не Джозеф. Как оказалось, мы с ним в гостиной были не одни. Я с опозданием заметил, что позади Питкирна стояли двое: девушка и молодой человек. Кроме них, слева от хозяина поместья застыла женщина в форме горничной – я не назвал бы ее юной, однако она еще вполне могла нравиться мужчинам. Ну и, наконец, справа от себя я обнаружил Нейла Имбри, по-прежнему одетого в замасленный комбинезон. Итак, мой безудержный поток пустословия прервал не Питкирн, а девушка, которая буквально накинулась на меня:
– Хватит здесь стоять столбом! Ишь, перегородили дорогу! Отойдите от двери! Там что-то случилось? Дайте посмотреть! Пустите! – Она схватила меня за рукав, чтобы оттащить в сторону.
– Осторожнее, Сибби! – крикнул молодой человек, не двинувшись с места. – Это, должно быть, Арчи Гудвин. Он не посмотрит, что ты женщина: ударит и глазом не моргнет!
– Тихо, Дональд! – резко бросил Джозеф. – Сибилла, будь любезна, веди себя более сдержанно. – Его холодные серые глаза так и впились в меня. – Вас действительно зовут Арчи Гудвин и вы работаете на Ниро Вульфа?
Я подтвердил, что это именно так.
– Вы утверждаете, что приехали поговорить с Красицким?
– Не поговорить с ним, а забрать его у вас. – Я рассчитывал, что такой ответ спровоцирует затяжной спор – мне ведь надо было выиграть время. Однако Джозеф не клюнул на мою приманку.
– Допустим. И что же, вы считаете, будто это дает вам право вломиться ко мне в дом и забаррикадировать эту дверь?
– Нет, что вы, – горячо возразил я. – Позвольте мне все объяснить. Красицкий сам пригласил меня в оранжерею. Там я и стоял, когда вы вдруг начали его звать и стучать в дверь. Энди в тот момент был занят с мистером Вульфом. Я глянул на дверь, увидел, что она заперта на задвижку, и решил, что вы имеете полное право войти в свою собственную оранжерею. Ну, я ее и открыл. А вы говорите, что я забаррикадировался. Вот мы и подходим к сути вопроса. Не буду спорить, я веду себя странно. Боюсь, причина моего странного поведения неким образом связана с мисс Лауэр, с которой я, позвольте заметить, не знаком. Одним словом, позвольте полюбопытствовать: почему вы спрашиваете, здесь ли мисс Лауэр. Мистер Питкирн, почему вы задали этот вопрос?
Джозеф сделал один широкий шаг и вплотную подошел ко мне.
– С дороги, – произнес хозяин поместья. В его голосе слышалась угроза.
Я покачал головой, по-прежнему улыбаясь рафинированной улыбкой аристократа. Питкирн протянул руки, чтобы оттолкнуть меня в сторону. К этому моменту я уже решил, что не допущу превращения холодной войны в горячую, поскольку численный перевес был на стороне Джозефа: к нему на помощь в любой момент могли прийти Дональд и Нейл Имбри. На крайний случай я был готов поделиться с Питкирном кое-какими фактами, и уже открыл было рот, но тут необходимость в этом отпала. В тот самый момент, когда мои мышцы рефлекторно напряглись, почувствовав прикосновение рук Джозефа, с улицы донесся рокот моторов. Имбри, стоявший в двух шагах от окна, выглянул наружу. И, повернувшись к хозяину поместья, пояснил:
– Полиция штата, мистер Питкирн, – целых две машины.
Я сразу понял, что беседа Вульфа и Энди оказалась краткой и безрезультатной. Вульф, не откладывая дела в долгий ящик, обратился в полицию. Так он поступал, только когда у него не оставалось другого выхода.
Глава четвертая
Пять часов спустя, в три пополудни, Ниро Вульф, сидя на самом приличном стуле, который нашелся для него в подсобке, предпринял последнюю отчаянную попытку выправить ситуацию.
– Можете обвинить Красицкого в чем угодно, кроме предумышленного убийства, – настойчиво уговаривал он полицейских. – Я согласен на любой залог – тут же внесу необходимую сумму. Риск минимальный. Вы же сами меня потом еще будете благодарить, когда в конце концов получите факты и пустите их в ход.
Но трое мужчин в ответ дружно покачали головами. Решение их было окончательным.
Первый сказал:
– Советую вам махнуть на это дело рукой. Поищите другого садовника, не успевшего замарать себя убийством.
Это был Бен Дайкс, начальник следственного отдела округа.
Другой мужчина раздраженно произнес:
– Будь моя воля, вам бы пришлось вносить залог за самих себя. Я бы отправил вас за решетку как ключевых свидетелей.
Это был лейтенант Кон Нунан из полиции штата. Он с самого начал вел себя как последний козел. Отношение к нам изменилось только после приезда окружного прокурора, прекрасно помнившего, какую неоценимую помощь мы оказали ему в расследовании одного дела.
Третий мужчина заключил:
– Бесполезная затея, Вульф. Конечно, мы с радостью выслушаем все то, что вам удастся узнать.
Это был Кливленд Арчер, окружной прокурор Уэстчестера. При других обстоятельствах он бы непременно пошел нам навстречу, но не сейчас, когда столкнулся не просто с убийством, но с убийством, связанном, пусть даже и косвенно, с Джозефом Питкирном.
– В чем, интересно, еще мы можем обвинить Красицкого, если как раз и имеем дело с предумышленным убийством? – продолжил Арчер. – Впрочем, я не утверждаю, что дело закрыто и готово к передаче в суд. Завтра будет новый день – нам нужно прояснить кое-какие моменты, и мы это непременно сделаем. Но пока мне представляется, что убийца – садовник.
Наконец мы остались наедине с представителями закона. Вульф, как я уже упоминал, сидел на самом лучшем стуле, который только удалось найти, я примостился на заставленной горшками скамейке, а остальные стояли. Труп давно увезли, скрылась из виду орда криминалистов. Полиция задала всем обитателям поместья тысячи вопросов, получила тысячи ответов, запротоколировала показания и увезла Энди Красицкого, пристегнув его наручниками к одному из детективов. Действовали копы быстро и ловко.
У Вульфа с самого завтрака маковой росинки во рту не было, за исключением четырех бутербродов и трех чашек кофе. И сейчас босс пребывал в еще большем отчаянии, чем мрачным утром, когда садился ко мне в машину. Энди Красицкий, можно сказать, был уже у него в руках, и вот теперь он упустил его.
Дела у подозреваемого складывались не лучшим образом. Все в один голос показали, что садовник с первого взгляда по уши втрескался в Дини Лауэр. Девушка появилась в поместье два месяца назад: ее наняли ухаживать за миссис Питкирн, которая свалилась с лестницы и повредила себе позвоночник. Гас Требл, помощник Энди, тот самый парнишка в радужной рубашке, которого мы встретили по дороге в оранжерею, горой стоял за своего шефа, но даже он подтвердил: Красицкий был без ума от Дини. Кроме того, Гас показал, что Дини дала Энди от ворот поворот, причем в очень категоричной форме. Я подумал, что если помощник садовника действительно искренне сочувствовал Красицкому, то поступил не слишком разумно, рассказав об этом эпизоде.
Естественно, неизбежно возникал вопрос: с какой стати Энди вдруг понадобилось избавляться от Дини в тот самый день, когда она, уступив его ухаживаниям, наконец согласилась выйти за него замуж. Ответ был простой: а кто сказал, что она и впрямь согласилась? Только сам Энди. Больше никто этого подтвердить не мог. Мало того, выяснилось, что Красицкий поделился этим радостным известием только со мной и Вульфом. Получается, Энди отравил девушку смертоносным газом, потому что не мог ее заполучить? В частности, окружной прокурор хотел прояснить именно этот момент. Было ли это предумышленное убийство на почве ревности? В этом случае, сами понимаете, куда больше шансов убедить присяжных и судью вынести обвинительное заключение. Однако тут имелись определенные сложности, так что мне было вполне понятно желание прокурора все хорошенько обдумать. Если имел место любовный треугольник, возникал логичный вопрос: кто был его третьим углом? Нейл Имбри? Не похоже. Гас Требл? Тоже вряд ли, поскольку тогда он вел бы себя иначе. Дональд, сын Джозефа Питкирна? Его прокурор без крайней необходимости трогать не смел. Вот бедняга Арчер! Несмотря на то что он тщательно всех опросил и вопросы задавал очень толковые, однако ничего ценного так и не узнал.
Нунан и Дайкс еще до этого допросили всех присутствовавших в поместье и выяснили, кто где был накануне и чем занимался. Затем в районе полудня на связь вышло полицейское управление. Стали известны первые предварительные результаты анализов: в крови потерпевшей обнаружили морфин. Окружной прокурор приказал всех допросить по новой. Из лаборатории сообщили, что доза морфина не была смертельной и что Дини погибла от отравления газом. Теперь стало ясно, каким образом преступнику удалось ввести Дини в бессознательное состояние, запихать в нишу и отравить цефогеном. Однако одновременно с этим возник другой вопрос: где Энди раздобыл морфин? Ответ нашли без особого труда за считанные минуты. Повариха Вера Имбри, супруга Нейла, та самая женщина в форме горничной, которую я увидел, когда влетел в гостиную, страдала невралгией лицевого нерва и потому принимала морфин в таблетках, которые держала в кухонном шкафу. Сейчас боли ее не беспокоили, и она уже месяц не притрагивалась к лекарству. Заглянув в шкаф, полиция обнаружила, что коробочка с морфином пропала. Энди, как и все остальные, знал и про лекарство, и про то, где оно хранилось. Таким образом, у стражей закона появился серьезный повод обыскать всю усадьбу. С десяток полицейских убили на это целый час, однако так и не нашли ни таблеток, ни коробочки. Естественно, обыскали и коттедж Энди – с тем же нулевым результатом.
Тогда окружной прокурор распорядился еще раз всех допросить, но ничего нового не узнал. Разумеется, в первую очередь допросили садовника. По словам Энди, они с Дини накануне встретились с глазу на глаз у него дома, и она наконец сдалась. Девушка не только пообещала в скором времени выйти за Красицкого замуж, но и собиралась уйти от миссис Питкирн и найти себе подходящую работу в Нью-Йорке, поскольку хотела, чтобы Энди принял предложение Вульфа. При этом Дини попросила садовника держать рот на замке и никому ничего не говорить, пока она сама обо всем не расскажет миссис Питкирн. Все это случилось около пяти вечера. В следующий раз Дини и Энди встретились часа через четыре, в самом начале десятого. Он как раз находился в оранжерее – совершал вечерний обход, а она вошла туда из гостиной. Они полюбовались цветами, поболтали, потом отправились в подсобку – посидеть и выпить пива, которое девушка принесла с кухни. В одиннадцать вечера Дини пожелала Энди спокойной ночи и ушла в усадьбу, скрывшись за дверью, что вела в гостиную. Больше он ее живой не видел. Вот что поведал нам Красицкий.
После ухода девушки сам Энди, по его словам, вышел из оранжереи, воспользовавшись другой дверью, вернулся в свой коттедж и написал письмо Вульфу. Спать он решил не ложиться, потому что, во-первых, ему в тот момент хотелось прыгать от радости, а во-вторых, ему все равно в три часа надо было вставать. Потрудившись над заметками о размножении растений, он сложил вещи. Теперь их оставалось только упаковать. В три часа ночи Красицкий отправился обратно в оранжерею. Там к нему присоединился Гас Требл, которому предстояло получить последний практический урок по проведению в оранжерее дезинфекции. Они проработали до четырех. В частности, они заперли и загерметизировали дверь, ведущую в гостиную, открыли и через восемь минут закрыли расположенный в подсобке главный кран подачи цефогена, заперли наружную дверь и повесили на нее предупреждающую табличку. После этого Гас отправился домой, а Энди вернулся к себе в коттедж. В ту ночь Красицкий, опять же по его собственному признанию, так и не лег спать. В семь утра он вернулся в оранжерею, с помощью внешних переключателей активировал вентиляторы и систему вытяжки, а затем пошел к себе, наконец-то почувствовал усталость и уснул. Проснулся он в половине девятого, быстро позавтракал, выпил кофе и собрался было отправиться по делам, но тут в дверь постучали. Открыв, Энди обнаружил на пороге нас.