В дверь постучали. Я подошел, открыл, смерил гостя взглядом и произнес:
– Заходите.
В дом вошел Дональд Питкирн.
Я уже видел этого юношу и раньше, но сейчас у меня появилась возможность приглядеться к нему повнимательней. Черноволосый, с темными глубоко посаженными глазами, Дональд не производил впечатления ранимого человека, но, с другой стороны, я, разумеется, не знал, в каком он сейчас настроении. Ростом он был с меня, однако, скажу без ложной скромности, сложением мне уступал: этому парню явно следовало заняться спортом. Лицо Дональда я бы назвал привлекательным, если бы не чрезвычайно кислое его выражение. В целом сын хозяина поместья и впрямь производил впечатление человека закомплексованного.
– Ты здесь, Гас? – задал он не слишком умный вопрос.
– Да, я здесь, – дал исчерпывающий ответ Требл.
Дональд, заморгав от яркого света, повернулся к Вульфу и без долгих предисловий сразу перешел к делу:
– Нам показалось странным, что вы так долго пакуете вещи Энди. Вы ведь отправились сюда именно под этим предлогом, однако сами, похоже, заняты совсем другим.
– Нас отвлекли, – пояснил Вульф.
– Вижу. Вам не кажется, что пора заняться делом: собрать вещи и уехать?
– Кажется. Мы как раз и собирались этим заняться. Мистер Питкирн, я очень рад, что вы сюда заглянули, – теперь у нас есть прекрасная возможность немного с вами поболтать. Конечно же, вы пони…
– Я не в настроении, – с виноватым видом промолвил Дональд, развернулся и вышел, закрыв за собой дверь. Вскоре мы услышали звук его шагов на крыльце.
– Вот видите, – с жаром произнес Гас, – в этом он весь. Папочка велел ему сходить сюда и выставить вас вон. Слышали, что он сказал?
– Да уж. Люди с тонкой душевной организацией часто ведут себя непредсказуемо, – вздохнул Вульф. – Нам лучше заняться делом. Я хочу уехать, прежде чем сюда заявится собственной персоной мистер Питкирн-старший. Да, кстати, что вы можете о нем сказать? Общих слов не нужно, я уже имел счастье встретиться и пообщаться с ним. Меня интересуют подробности. Сегодня днем у меня сложилось впечатление, что, в отличие от своего малахольного сына, папенька далеко не промах, когда речь заходит о представительницах прекрасного пола. Я прав? Он может отличить мужчину от женщины?
– Еще бы, – хохотнул Гас, – с закрытыми глазами. За милю.
– Вы говорите это так, словно у вас есть доказательства.
Помощник садовника открыл было рот, словно собирался что-то добавить, но, услышав слова моего босса, тотчас же его закрыл. Искоса посмотрев на Вульфа, он бросил взгляд на меня, а потом снова перевел его на сыщика.
– Ага, – промолвил он, – теперь вам понадобились доказательства.
– Отнюдь. Мало того, я даже не настаиваю на фактах. Предположения и догадки тоже вполне меня устроят. Выкладывайте все, что знаете.
Гас напряженно думал, хмуро потирая большими пальцами кончики указательных. Наконец он резко махнул рукой и решительно произнес:
– А, пошло все к черту! Я сперва взъелся на вас, посчитав, что вы обманули Энди, а на самом деле вы помогаете моему шефу, хотя ничем ему и не обязаны. Так неужели я поведу себя как сволочь? Энди столько всего для меня сделал… Ладно, на этой работе свет клином не сошелся, если что, найду себе другое место. В общем, так: однажды он придушил девушку.
– Кто? Мистер Питкирн?
– Да.
– Вы хотите сказать, что он убил ее?
– Да нет, не убил, а только придушил. Не до смерти.
– А что за девушка? Как ее звали?
– Флоренс Хефферен. Ее родители раньше ютились в развалюхе в Гризи-Хилл, а теперь у них очаровательный домик в долине и тридцать акров земли в придачу. Небось папаша Флоренс хорошенько прижал Питкирна. Я точно знаю, что участок обошелся им в двадцать одну тысячу долларов. Сама-то Флоренс после того случая переехала в Нью-Йорк, где тоже, мягко говоря, не нищенствует. И откуда, спрашивается, у них взялись денежки? Питкирн дал – больше некому. Хотите знать, с чего он вдруг решил ее придушить? Ну, тут есть две версии. По одной, Питкирн буквально сходил по Флоренс с ума, а когда она забеременела, заподозрил, что ребенок не от него, вот его ревность и обуяла. Это сама Флоренс рассказала своей лучшей подруге, моей девушке. По другой версии, Питкирн вспылил, когда она потребовала у него слишком много денег. Это тоже рассказала сама Флоренс, но только потом, после того как перебралась в Нью-Йорк. Наверное, она решила, что вторая версия звучит правдоподобней. Одним словом, из-за чего Питкирн так завелся, не совсем понятно, но то, что душил он ее, – это точно. У нее на шее отметины остались – я своими глазами видел.
– Неплохо. – Вульф выглядел таким довольным, будто ему только что подарили плантацию орхидей в тридцать акров. – И когда это случилось?
– Года два назад.
– Вы знаете, где сейчас проживает мисс Хефферен?
– Конечно, в Нью-Йорке. Если надо, могу достать ее адрес.
– Это хорошо. – Вульф погрозил ему пальцем. – Я уже сказал, что не стану настаивать на доказательствах, однако мне бы хотелось узнать, на сколько процентов рассказ ваш правда, а на сколько – досужие сплетни.
– Никакие это не сплетни. Это – факты.
– А они когда-нибудь предавались огласке? Может, газеты освещали судебный процесс?
– Не было никакого процесса, – покачал головой Гас. – Какой уж там суд, если Питкирн выложил сорок, если не все пятьдесят тысяч, чтобы Флоренс держала рот на замке?
– Именно это я и подозревал – просто хотел убедиться. А что говорили в округе? Соседи были в курсе случившегося?
– Ну… не то чтобы в курсе. – Гас неопределенно пожал плечами. – Конечно, пошли слухи, но на самом деле во всех подробностях о случившемся знало всего несколько человек. Я оказался одним из них по чистой случайности – моя девушка была лучшей подругой Флоренс. Ну а я не сплетник. До сегодняшнего вечера я был нем, как могила, да и сейчас рассказал об этом вам исключительно ради Энди. Правда, убейте, не понимаю, каким образом эта история может ему помочь.
– Зато я понимаю, – с напором ответил Вульф. – Скажите, а мистер Питкирн еще кому-нибудь делал столь щедрые подарки?
– Если и делал, то я насчет этого не в курсе. В тот раз с Флоренс он просто потерял голову. Но даже после того случая женским полом интересоваться не перестал. Я же вижу, как он ведет себя со своими гостьями. В этом смысле сынок не в папу уродился, можете быть уверены. Сам не знаю, чего это мистер Питкирн никак успокоиться не может. Вроде бы уже дожил до седых волос – ну так все, угомонись, нагулялся уже, займись чем-нибудь другим, так ведь нет! Вот возьмем, к примеру, вас. У вас вон тоже седина в волосах. Вы ведь не вышагиваете гоголем при виде красоток, не ходите за ними как привязанный…
– Вы правы, мистер Требл, я так не делаю. Ваши замечания общего характера, безусловно, занятны и справедливы, но толку мне от них никакого. Мне подойдет лишь нечто особенное, скандальное. Не вспомните ли что-нибудь еще в этом роде?
Увы, рассказав про Флоренс, Гас пустил в ход свой главный козырь. Он знал еще кое-какие мелочи о мистере Питкирне и теперь горел желанием поделиться ими с нами. Мы внимательно выслушали все, что изложил этот юноша, но, к сожалению, больше ничего интересного так и не узнали. Лично у меня сложилось впечатление, что Питкирн вряд ли тот человек, который нам нужен. По словам Гаса, он не проявлял никакого интереса к Дини Лауэр, хотя помощник садовника опять подчеркнул, что в дом практически не заходит, а потому не знает о том, что там творится.
Наконец Вульф закончил расспрашивать Требла о Джозефе Питкирне и перешел к следующей кандидатуре:
– А что вы скажете о его жене? Об этой женщине за весь день упомянули не больше двух раз. Что она собой представляет?
– Тут все в порядке, – отрывисто произнес Гас. – Можете о ней забыть.
– Хотите сказать, миссис Питкирн выше любых подозрений и упреков?
– Она милая женщина. И уверен, очень порядочная.
– А как, по-вашему, приключившаяся с ней трагедия и вправду была несчастным случаем?
– Конечно. Миссис Питкирн пошла в сад полюбоваться на розы, стала спускаться по каменной лестнице, споткнулась и упала. Вот и все.
– Она сильно пострадала при падении?
– Я так понимаю, что достаточно сильно. Но сейчас дело, слава богу, пошло на поправку: она уже может сидеть, ну и ходить чуть-чуть. Энди каждый день поднимался к ней наверх за приказаниями. И она всегда так уважительно с ним разговаривала: не приказывала, а скорее советовалась.
– Я уже понял, что миссис Питкирн вам по душе, – кивнул Вульф, – но я все же вынужден задать еще один вопрос. У вас есть доказательства того, что эта женщина не способна стащить объект весом в пятьдесят килограммов вниз по лестнице, а затем перенести его в оранжерею?
– Да будет вам, – презрительно поморщился Гас. – Черт подери, у нее же был перелом позвоночника!
– Ладно, – согласился Вульф. – Просто усвойте простую вещь: преступник, который сперва обездвижил мисс Лауэр, а потом отнес ее в оранжерею, действовал в состоянии аффекта, а в такие моменты люди способны творить настоящие чудеса. И нельзя быть таким доверчивым. Так что мой вам совет, мистер Требл: никогда не занимайтесь расследованием преступлений. Даже и не пытайтесь, вы совершенно не расположены к детективной работе. Ну а сейчас скажите мне, пожалуйста, где находится комната миссис Питкирн… Впрочем, нет, у меня есть идея получше: посмотрите-ка в ящиках стола – вдруг там имеются карандаш и бумага.
– Ага, имеются.
– Будьте любезны, набросайте-ка мне план усадьбы: нарисуйте схему обоих этажей. Сегодня я уже слышал о расположении комнат в доме, но хочу убедиться, что все правильно понял. Идеальной точности схемы я от вас не требую, но обозначить, где какая комната, все же попрошу.
Гас подчинился. Достав из ящика стола блокнот и карандаш, он принялся за работу. Рисовал он быстро. Не успели мы оглянуться, как он вырвал из блокнота два листа бумаги, встал и протянул их Вульфу со словами:
– Я не нарисовал лестницу с черного хода, которая ведет в спальню супругов Имбри, но туда также можно попасть и по маленькому коридорчику на втором этаже.
Вульф кинул взгляд на листки, сложил их и, сунув в карман, с признательностью в голосе произнес:
– Спасибо, сэр. Вы оказали нам…
Его оборвал донесшийся с крыльца звук тяжелых шагов. Не став дожидаться стука, я встал и направился к двери, намереваясь ее открыть. Впрочем, стука и не последовало. Вместо него мы услышали звук ключа, вставленного в замочную скважину. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и в коттедж вошли двое мужчин.
Это были лейтенант Нунан и еще один полицейский – рядовой в форме.
– Кем, черт подери, вы себя возомнили? – свирепо произнес лейтенант.
Глава седьмая
Гас вскочил. Я повернулся в сторону вошедших. Вульф не двинулся с места и сказал:
– Полагаю, мистер Нунан, ваш вопрос был риторическим. Но если…
– Молчать! Я, черт подери, прекрасно знаю, кто вы такой. Вы бродвейский хлыщ, который приперся к нам Уэстчестер и решил тут установить свои законы. А ну-ка убирайтесь вон отсюда. Вон, я сказал! И пошевеливайтесь!
– Мистер Питкирн разрешил мне…
– Черта с два он вам разрешил. Он только что позвонил мне. И ничего вы из этого коттеджа не возьмете. Может, вы и заставили плясать под свою дудку полицию Нью-Йорка и даже нашего прокурора с ребятами из округа, только со мной такой номер не пройдет. Сами пойдете или вам помочь?
Обхватив руками подлокотники кресла, Вульф подался вперед, грузно поднялся, бросил: «Пойдем, Арчи», надел пальто, шляпу, взял трость и двинулся к выходу. У порога он обернулся и мрачно произнес:
– Надеюсь, мы еще встретимся, мистер Требл.
Желая спасти босса от еще большего унижения, я поспешил раскрыть перед ним дверь, чтобы он сам не тянулся к дверной ручке. Оказавшись на улице, я достал из кармана фонарик, включил его и первым двинулся по тропинке.
Пока мы шли по той дорожке – уже в четвертый раз за день, мне хотелось сказать очень многое, но я счел за лучшее прикусить язык. Во-первых, за нами по пятам следовали Нунан и его приятель, а во-вторых, раз уж сам Вульф решил сдаться и отступить, то мне оставалось только с этим смириться. Когда мы вышли из хвойной рощи, я направил было луч света на теннисный корт, но Вульф недовольно заворчал, и впредь я подсвечивал только тропинку.
Наконец под нашими ногами захрустел гравий. Тяжело ступая, Вульф направился к машине. Когда я открыл перед ним заднюю дверцу, Нунан, стоявший справа от меня, заявил:
– Цените мою доброту. Я мог бы позвонить окружному прокурору и добиться разрешения задержать вас как главных свидетелей, но, как видите, не стал этого делать. Сейчас мы пойдем в свою машину. Доберетесь до въезда на территорию поместья – остановитесь и подождите нас. Мы пристроимся вам в хвост и проводим до границы округа. И не вздумайте возвращаться обратно: ни сегодня ночью, ни когда-либо еще в будущем. Ясно?
Ответа не последовало. Я захлопнул за Вульфом заднюю дверцу, открыл переднюю, сел за руль и включил зажигание.
– Я спрашиваю, вам ясно? – рявкнул лейтенант.
– Да, – ответил Вульф.
Полицейские отошли в сторону, а я медленным ходом двинул машину вперед. Когда мы добрались до въезда на территорию поместья, я остановил автомобиль. Дежуривший там помощник Нунана осветил нас фонариком, но ничего не сказал.
– Сейчас я сверну направо и поеду на север, – бросил я Вульфу через плечо, – до Брюстера всего десять миль, а это уже другой округ – Путнэм. Нунан велел нам уехать из этого округа, но он же не уточнил, куда именно.
– Поворачивай налево и езжай в Нью-Йорк.
– Но…
– Не спорь, Арчи.
Дождавшись, когда полицейский автомобиль пристроится за нашим, я выехал на шоссе и свернул налево. После того как мы преодолели несколько миль, Вульф проговорил:
– Даже не пытайся его дразнить. Никаких проселочных дорог, гонок по пересеченной местности и резких торможений. Это будет безрассудным, неоправданным риском. Этот человек невменяем. Он маньяк, и способен на все что угодно.
Я ничего не сказал в ответ, поскольку и сам был того же мнения. Нас скрутили в бараний рог, и лучше сейчас не рыпаться. Я выбрал оптимальный маршрут следования до кольцевой развязки Хоторна. Там, все еще с преследователями, висящими у нас на хвосте, я свернул на автостраду Сомилл-Ривер. Часы на приборной панели показывали без четверти семь. Больше всего меня беспокоило то, что я не видел выражения лица Вульфа. Если он ломал голову над разгадкой преступления, то есть работал, значит, все было прекрасно. Если же просто дергался и переживал, страшась дополнительных опасностей, которые сулила нам поездка на автомобиле в темное время суток, – это, наверное, тоже было не так уж и плохо. Но если Вульф мечтал поскорее вернуться домой и больше ни о чем другом не думал, это означало, что мне нужно скорей с ним поговорить и привести его в чувство. Я ничего не имел против беседы, но вот беда – я не знал, что сейчас у Вульфа на уме. Вплоть до этого момента я даже не подозревал, как для меня важно видеть его широкое, мясистое лицо.
До первого светофора после развязки в Хоторне мы добрались за одиннадцать минут. Это означало, что мы ехали не очень быстро, но и не слишком медленно – в самый раз. Горел зеленый свет так, что я не стал сбрасывать скорость. Еще через четыре минуты нас ждала встреча со вторым светофором. Горел красный, пришлось притормозить. Сзади в нас чуть не въехал Нунан. Снова тронувшись с места, мы заехали на холм, нависавший над городом Йонкерс, спустились по серпантину в долину, подъехали к шлагбауму перед платной трассой, заплатили десять центов, и еще через милю в окнах замелькали знаки, сулившие скорое свидание с Нью-Йорком.
Взяв вправо, я слега скинул скорость. Я знал: стоит Вульфу вернуться домой, его оттуда на улицу уже на лебедке не вытянешь. Поэтому надо было как-то этому воспрепятствовать. Но как? Увы, несмотря на то что от дома нас еще отделяло двадцать пять миль, дело представлялось мне совершенно безнадежным. Но попытаться все-таки стоило. Сбросив скорость до тридцати миль в час, я заговорил: