Вульф огляделся:
– Кто-нибудь из вас знает, что у меня дома на крыше устроена оранжерея, где растут тысячи прекрасных орхидей, и среди них – новые, редкие и исключительно красивые сорта?
Да, об этом знали все – как обычно, кроме Сперлинга.
Вульф кивнул:
– Постараюсь не наводить на вас ужас. Это случилось в третьем часу ночи. Мы с мистером Гудвином беседовали в моем кабинете и вдруг услышали оглушительный грохот. Нанятые Иксом люди поднялись на крышу здания, расположенного напротив, на другой стороне улицы, и расстреляли из пистолетов-пулеметов мою оранжерею. Каков итог, можете себе представить. Не стану описывать картину разрушений. Тридцать человек заняты сейчас тем, что приводят крышу в порядок. Моего садовника не убило по чистой случайности. Ремонт и восстановление утраченного обойдутся мне долларов в четыреста, хотя некоторые из поврежденных и уничтоженных растений уже не вернуть. Стрелявших еще не нашли и, может быть, не найдут никогда, но что, если их все же разыщут? Я допустил неточность, сказав, что они были наняты Иксом. Их наняли D, С или В (скорее всего – С). Безусловно, Икс не знаком ни с кем из непосредственных исполнителей; я сомневаюсь, что и D их знает. В любом…
– Вы говорите, – перебил его Сперлинг, – это случилось только что? Прошлой ночью?
– Да, сэр. Я упомянул стоимость предполагаемого ущерба, потому что оплатить его придется вам. Я включу его в счет.
Сперлинг взвился:
– Можете включать куда угодно, не буду я платить. С чего это вдруг?
– Потому что вы обязаны покрыть издержки, возникшие в связи с вашим делом. Моя оранжерея была уничтожена из-за того, что я отклонил ультиматум Икса и его требование отозвать мистера Гудвина из вашего поместья, а также прекратить сбор сведений о деятельности и личности Луиса Рони. Вы пожелали, чтобы я доказал, что мистер Рони – коммунист. Я не могу этого сделать, зато могу доказать, что он один из людей Икса – либо С, либо D, а следовательно, является опасным профессиональным преступником.
Быстрее всех отреагировала Мэдлин. Не успел Вульф закончить, как она воскликнула: «О господи!», вскочила с места, подбежала к Гвен, невежливо повернувшись спиной к остальным, и положила руку сестре на плечо. Тогда миссис Сперлинг тоже вскочила, но, секунду поколебавшись, снова села на место. Джимми с осуждением посмотрел на Вульфа, а потом перевел сердитый взгляд на отца.
Мгновение председатель правления ошарашенно смотрел на Вульфа, потом уставился на младшую дочь, наконец, поднялся на ноги, подошел к ней и сказал:
– Он говорит, что может это доказать, Гвен.
Нельзя сказать, что я соображаю быстрее прочих, однако до меня давно дошло, что истинной мишенью Вульфа была Гвен, поэтому я с самого начала внимательно наблюдал за ней. Когда Вульф приступил к повествованию, скептическая усмешка на ее губах и упрямство, которым светились ее глаза, отчетливо демонстрировали, что она не намерена верить ни единому его слову. Но пока он рассказывал о загадочном Иксе, в котором явно нельзя было признать ее драгоценного Луиса, она немного расслабилась и даже начала интересоваться всей этой историей. Вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучало имя Рони и раздался выстрел, метивший прямо в нее. Ощутив на своем плече руку Мэдлин, она накрыла ее своей ладонью и тихо проговорила:
– Всё в порядке, Мэд.
Затем, уже громче, обратилась к Вульфу:
– Что за чушь вы несете!
Подойдя к дочери, Сперлинг загородил ее собой от нас с Вульфом. Вульф произнес, обращаясь к спине Сперлинга:
– Я не договорил, знаете ли. Такова подоплека событий. Теперь я должен перейти к сути.
Гвен, мигом очутившись на ногах, твердо заявила:
– А это, пожалуйста, без меня. Суть я уже ухватила.
Тут все заговорили разом. Мэдлин по-прежнему держала Гвен за руку. Миссис Сперлинг ничего не понимала, однако стрекотала без умолку. На Джимми никто не обращал внимания, но он не сдавался. Вульф выждал пару минут, а потом резко пресек гвалт:
– Умолкните, вы, олухи несчастные!
Сперлинг повернулся к нему:
– Не надо было этого делать! Вам следовало сначала рассказать все мне! Вам следовало…
– Вздор! Полнейший вздор! Вы месяцами втолковывали своей дочери, что мистер Рони – коммунист, и она вполне справедливо требовала у вас доказательств. А заяви вы, что он преступник? Это ведь тоже надо доказать. И что тогда? Не могли бы вы отойти в сторонку, чтобы я мог ее видеть?.. Спасибо. Мисс Сперлинг, вы не побоялись потребовать доказательства у своего отца. А теперь идете на попятный. Значит, вы боитесь бросить вызов мне? Что ж, я вас не виню.
– Я ничего не боюсь!
– Тогда присядьте и послушайте. И остальные тоже. Будьте любезны.
Все вернулись на свои места. Теперь Гвен заколебалась, ее железобетонная непреклонность дала трещину. Она закусила нижнюю губу и перестала взирать на Вульфа с нарочитым упрямством. Она даже позволила мне поймать ее вопрошающий, растерянный взгляд, будто я мог ей чем-то помочь.
Вульф, обращаясь к ней, продолжил:
– Я потому так подробно изложил подоплеку дела, мисс Сперлинг, что без этого вы не сумеете разобраться, что к чему. Ведь, хотя я работаю на вашего отца, окончательное решение зависит от вас. Необходимо ответить на следующий вопрос: должен ли я продолжить собирать доказательства или нет? Если я…
– Вы сказали, что у вас есть доказательства!
– Нет, я этого не говорил. Я сказал, что могу это доказать. Я действительно могу – и если потребуется, докажу. Но предпочел бы этого не делать. Проще всего будет умыть руки: вернуть аванс, который выплатил мне ваш отец, взять расходы, которые я понес из-за этого дела, на себя и уведомить Икса, что ухожу с его дороги. Несомненно, так было бы разумнее и целесообразнее; признаться, я не могу похвастаться тем, что это ни разу не пришло мне в голову. Но у меня есть слабость, присущая многим людям: непомерное самомнение не позволяет мне прислушиваться к голосу разума. Если уж я взялся работать на вашего отца, то отступать не намерен: это нанесло бы удар по моему самолюбию.
Есть другой способ покончить со всем этим: вы можете допустить, что я не лжец, а даже если и лжец, то по крайней мере не способен подло оклеветать человека, достойного вашей любви, только для того, чтобы выманить у вашего отца положенное мне вознаграждение. Если вы согласитесь с одним из этих допущений, вам придется признать, что мистер Рони – мерзавец, и поскольку вы отнюдь не дура, то расстанетесь с ним. Но…
– Вы сказали, что можете доказать!
Вульф кивнул:
– Могу. Если самолюбие все-таки не позволит мне дезертировать, а вы отвергнете вышеупомянутые допущения, я буду обязан это сделать. Теперь вы понимаете, для чего я так подробно расписывал вам Икса. Нельзя заклеймить мистера Рони, ни словом не обмолвившись об Иксе, а даже если и можно, Икс так или иначе все равно проявится. Доказательством этому – моя разгромленная оранжерея. Вы можете поехать ко мне домой и взглянуть на нее… Кстати, я забыл упомянуть еще об одной возможности.
Вульф бросил взгляд на нашего клиента:
– Вы, сэр, разумеется, можете прямо сейчас оплатить счет и отказаться от моих услуг. В этом случае ваша дочь, вероятно, сочтет мои обвинения в адрес мистера Рони столь же голословными, что и ваши, и решит… Но вот что именно она решит? Этого я сказать не могу. Вам лучше знать. Итак, хотите, чтобы я убрался отсюда?
Сперлинг сидел в кресле, поставив локоть на подлокотник, подперев подбородок костяшками пальцев и переводя взгляд с Гвен на Вульфа и обратно.
– Не сейчас, – тихо проговорил он. – Один вопрос… Что из рассказанного вами – безусловные факты?
– Каждое слово.
– Как зовут Икса?
– С этим придется подождать. Если мы все-таки ввяжемся в это дело и вы не раздумаете сотрудничать со мной, то я, естественно, назову его имя.
– Отлично, продолжайте.
Вульф опять обратился к Гвен:
– Попытка разоблачить Икса (а смысл нашего расследования в итоге сводится именно к этому) сопряжена с одной трудностью: нам не дано знать, когда мы с ним схлестнемся. Я в той или иной степени знаком примерно с тремя тысячами людей, живущих или работающих в Нью-Йорке, но среди них найдется не больше десятка таких, про кого я с уверенностью могу сказать, что они не имеют к деятельности Икса никакого отношения. Быть может, с ним не связан никто из моих знакомых, а может, и все. Если это покажется вам немыслимым, мисс Сперлинг, вспомните, что он плел свою паутину, когда вы еще лежали в колыбельке, и что он чрезвычайно умен.
Мне не сравниться с ним по размаху, сколько бы миллионов ваш отец ни вложил в это предприятие, но я должен превзойти его в недосягаемости, и я это сделаю. Я перееду в тайное убежище, о местонахождении которого будут знать лишь мистер Гудвин и, может быть, еще пара человек. Поверьте, это не причуда больного воображения, а печальная реальность: когда Икс догадается о моем намерении, а это случится совсем скоро, он обратит против меня всю мощь своей преступной организации. Он говорил мне по телефону, что восхищается мной, и я был польщен, но нынче мне придется за это заплатить. Икс поймет, что предстоит смертельный поединок; хотелось бы, чтоб он меня недооценивал, но увы!
Вульф медленно повел плечами:
– Я вовсе не жалуюсь… А даже если и так! Надеюсь, я его одолею, но кто знает, какой ценой? Возможно, это займет год, а может, пять или десять лет. – Он сделал нетерпеливый жест. – Я говорю не о вашем мистере Рони, этот не доставит мне хлопот. Очень скоро вы будете разговаривать с ним через решетку в тюремной комнате для посетителей, если, конечно, еще захотите его видеть. Но Икс никогда мне этого не простит, хотя, возможно, пожелает, чтобы я думал, будто он от меня отступился. Если я возьмусь за дело, придется довести его до конца. Нельзя заранее рассчитать, сколько на это потребуется времени. И денег – тоже. Я не настолько богат, к тому же потеряю возможность зарабатывать, следовательно, вашему отцу придется раскошеливаться и платить вперед. Поскольку я готов рисковать своим налаженным бытом, свободой и жизнью, было бы правильно ожидать, что он рискнет своим состоянием. Каковы бы ни были его возможности…
Тут Вульф прервал сам себя.
– Чего уж там! – насмешливо проговорил он. – Вы заслуживаете того, чтобы с вами говорили напрямик. Как я уже сказал, разделаться с мистером Рони – пара пустяков, дайте мне только время обосноваться в безопасном месте. Однако, надеюсь, я доходчиво объяснил, что представляет собой Икс. Ему сразу станет ясно, что без денег я не сумел бы ему противостоять, а когда выяснится, что до меня ему не добраться, он попытается перекрыть мне источник финансирования. Он перепробует много способов, прежде чем прибегнуть к насилию, – здравомыслия ему не занимать, он отдает себе отчет в том, что убийство – последнее из возможных средств. Кроме того, устранение столь видного человека, как ваш отец, – вещь крайне опасная; но если он сочтет эту меру необходимой, то, безусловно, решится и на нее. Я не…
– Эту часть можно пропустить, – перебил его Сперлинг. – Если моя дочь захочет подсчитать, во сколько обойдется ваша затея, – пожалуйста, но спасать мою жизнь я ей не позволю. Это мое личное дело.
Вульф посмотрел на него:
– Недавно вы просили, чтобы я продолжал. Что скажете теперь? Не желаете ли окончательно со мной расплатиться?
– Нет. Вы что-то говорили о самолюбии, но по этой части вам со мной не сравниться. Я остаюсь в игре.
– Послушай, Джим… – начала его жена, но ему даже не понадобилось ее обрывать – достаточно было взглянуть в ее сторону.
– В таком случае, – обратился Вульф к Гвен, – мы опять оказываемся перед выбором. Мы выяснили, что я не бросаю расследование, а ваш отец не отказывается от моих услуг. Значит, как я уже говорил, окончательное решение за вами. Вы получите доказательства, если настаиваете. Так что?
– Ты сказал, – обрушилась на меня Мэдлин, – что все это ради Гвен!
– Так и есть, – возразил я. – Тебе тоже стоит приехать к нам и посмотреть, что стало с оранжереей!
Гвен все так же глядела на Вульфа, но уже без прежнего упрямства – она словно стремилась увидеть его насквозь.
– Я уже говорил, – сказал ей Вульф, – во что обойдутся доказательства, которых вы требовали, мне и вашим близким. Думаю, надо упомянуть и о том, во что они станут еще одному человеку – мистеру Рони. Его надолго упрячут за решетку. Возможно, это отразится на вашем решении. Если у вас есть хоть малейшее подозрение, что для этого потребуется подтасовывать факты, откажитесь от расследования. Он настоящий негодяй. Я бы не стал пускаться в крайности и называть его ничтожным, склизким, жалким червяком, и все же он презренное создание. Вашей сестре кажется, что я хватил через край, но интересно, каким еще образом я должен был это преподнести? Неужто надо было просто намекнуть, что он, быть может, не совсем вас достоин? Но этого я не знаю, потому что не знаю вас. Зато я знаю, что относительно него был прав, и докажу это, если вы мне прикажете.
Гвен встала с места. Она перестала смотреть на Вульфа – впервые с тех пор, как окинула меня растерянным взглядом, – и обвела глазами родных.
– Я дам ответ перед сном, – твердо произнесла она и вышла из комнаты.
Глава восьмая
Спустя четыре с лишним часа, в девять вечера, Вульф зевнул так широко, что я даже испугался.
Мы с ним сидели в той самой комнате, где я спал в субботу (если можно назвать сном то, что творит с вами убойная доза снотворного). Сразу после того, как Гвен своим уходом закрыла совещание в библиотеке, Вульф поинтересовался, где он может чуточку вздремнуть, и миссис Сперлинг предложила эту спальню. Когда я проводил его туда, он прямиком направился к одной из полутораспальных кроватей, проверил ее на прочность, стащил покрывало, снял пиджак, жилет и ботинки, лег и уже через три минуты храпел так, что его было слышно в Китае. Я снял покрывало с другой кровати, взял лежавшее под ним одеяло, укрыл Вульфа и вышел, борясь с искушением тут же последовать его примеру.
В семь часов нас позвали обедать, и мне пришлось выполнять обязанности посыльного, чтобы уведомить миссис Сперлинг, что в силу сложившихся обстоятельств мы с мистером Вульфом предпочли бы перекусить сэндвичами у себя наверху или вообще не обедать. Было приятно видеть, какое облегчение немедленно отразилось на ее лице. Но даже в столь критический момент она не посрамила себя как хозяйка: вместо сэндвичей нам принесли студень, оливки с кружочками огурца, горячий ростбиф, три вида овощей, салат из латука и помидоров, холодный ореховый пудинг и полный кофейник – так, ничего особенного, но все вполне съедобное. Вульф без лишних слов расправился со своей порцией, за исключением студня, который он ненавидел, и салатной заправки, попробовав которую поморщился.
Я бы нисколько не удивился, вели он мне сразу после совещания в библиотеке отвезти его домой, но он остался, и это тоже меня не удивило. Представление, разыгранное им перед Сперлингами, в сущности, не было представлением. Он вовсе не притворялся, и мне также было не до шуток. А коли так, нечего было удивляться, что Вульф хотел узнать о решении Гвен как можно скорее; к тому же он мог понадобиться, пожелай она что-то уточнить или поставить дополнительные условия. Мало того, если бы Гвен дала отбой, он вряд ли тут же поспешил бы домой. Надо было уладить со Сперлингом уйму разных вопросов, а когда мы все-таки покинули бы Стоуни-Эйкрз, то направились бы вовсе не к себе на Тридцать пятую улицу, а шмыгнули бы в какую-нибудь лисью нору.
В девять часов вечера, налюбовавшись на зевавшего Вульфа, я стал подыскивать какой-нибудь предлог, чтобы слегка размять мускулы; увидел кофейный поднос, забытый в комнате прислугой, которая унесла после обеда остальную посуду, и решил, что он подойдет. Я взял поднос, отнес вниз и оставил на кухне. Людей поблизости не наблюдалось. Желая перекинуться с кем-нибудь парой слов, я предпринял небольшую рекогносцировку. Для начала заглянул в библиотеку. Дверь была приоткрыта, за письменным столом сидел Сперлинг и просматривал какие-то бумаги. Когда я вошел, он окинул меня взглядом, но ничего не сказал.
Секунду поколебавшись, я сообщил:
– Мы ждем у себя наверху.
– Знаю, – проронил он, не поднимая головы.
По-видимому, он счел, что разговор на этом закончен, и мне оставалось только ретироваться. Гостиная пустовала, на западной террасе тоже никого не оказалось. В салоне для игр, находившемся пролетом ниже, было темно. Щелкнув выключателем, я выяснил, что здесь тоже безлюдно. Мне пришлось снова подняться наверх и доложить обстановку Вульфу.