КАХРАМОН[1]
Посвящается моему другу Гаджимагомеду Гаджимагомедову погибшему от рук киллеров.
1
Звонок разрезал сон на две неравные части. Прошло всего четыре часа непонятных и утомительных сновидений. Он с трудом оторвал голову от влажной подушки. Впереди - три бессонных часа до звонка будильника. Многолетний подъем в шесть утра и ни минутой позже создал из природной «совы» абсолютного «жаворонка». Каждое утро, за ним приходила машина, и начинался, полный забот день, который мог закончиться и в двадцать два ноль-ноль, и позже. В семь тридцать начальники цехов докладывали о выполнении плана за сутки. Возникшие вопросы нужно было решать безошибочно и сразу. Производству не должны были мешать ни нерасторопные снабженцы, ни хитроумные трудовики, ни консервативные и прижимистые финансисты. Все на заводе обязано подчиняться производству и сбыту. Будет сбыт, и пять тысяч человек будут сыты, довольны и счастливы. Не будет - значит, не будет денег, а работающему человеку все равно, по какой причине ему не выплатили его кровные. Вынь да положь! Ему наплевать, что завод постоянно переходит из одних жадных рук в другие. Я работаю, значит должен получить! А как – это уже ваша забота, господин исполнительный директор. Вчера он не выдержал и сорвался, наговорил новым владельцам все, что думает о них, об их «заводской политике», контрактной деятельности, когда заводские деньги широким потоком плыли за рубеж. В результате услышал сакраментальную фразу – ВЫ УВОЛЕНЫ. Вечером, долго не мог уснуть. Ворочался, так и эдак подстраивал под себя подушку. В конце концов, ему ведь только тридцать пять лет, он ещё все может успеть – и работу хорошую найдет, и женится, наконец, на Насте. Она, конечно, молчит, но делает это как-то «громко». Только забылся тяжелым и неспокойным сном и…….. вот он звонок. Телефон звонил, и казалось, подпрыгивал на месте от нетерпения. Требовал внимания. Саша взял трубку и осторожно поднёс к уху.
Саня это ты!? Ты это Саша!? – женский голос был тревожен и пронзителен. И это был не Настин голос.
Саша ты меня слышишь? Ответь?!
Я это, а вы кто?
Это я, Мухаббат, жена Кахрамона. Кахи, друга твоего жена.
Теперь узнаю. Что случилось Муха? – он давно придумал это прозвище, упорно игнорируя, что Мухаббат[2] по-русски означает «любовь».
Кахрамона убили Саша! Застрелили вчера вечером около дома.
Каху застрелили!!! Быть этого не может! Да у него чутьё как у волка, он опасность печенкой чувствует!
Это, правда, но вчера видно не сработало его чутьё. Приезжай Саша, простишься с другом. У нас хоронят очень скоро. Завтра до заката проводим его.
Ждите, рву в аэропорт!
Но сначала нужно было умыться, побриться, и он пошел в ванную. Из зеркала на него смотрело лицо тридцатипятилетнего мужчины, среднего роста, с волнистыми светло русыми волосами и небольшими усами. Усталые серо-голубые глаза красноречиво говорили о вчерашнем неудачном дне и, последовавшей за этим, полубессонной ночи. Он принял снотворное, а поспать не удалось.
Всю дорогу до аэропорта, в желтом автомобиле такси, он думал о том, что Каха, Кахрамон – его закадычный друг и земляк, прошел с ним вместе два года афганского кошмара, а погиб где? В любимом ими обоими Ташкенте! Сколько раз они с Кахой уходили в рейд «на караван» и возвращались. А караван, как раз, не возвращался. Не приходил караван с оружием или наркотиками туда, где его ждали. Пропадал бесследно в горах или в каменистой афганской пустыне. Оба хорошо говорили по-узбекски. Как это им помогало! Каха был умен и по-азиатски хитер. Среднего роста, хорошо сложенный, черноглазый и черноусый Кахрамон, на задании действовал быстро и умело. В его руках все становилось оружием: палка, камень, косточка персика, пояс халата. Кто же посмел напасть на грозного воина Кахрамона Гулямова?!
Самолет был большой, Боинг 747. Стюардессы-узбечки, одетые в хан-атлас[3] улыбались пассажирам и разносили чай и кофе. На соседнем кресле дремал маленький, старенький узбек, одетый в халат, тюбетейку и хромовые сапоги. Проснувшись, он с виноватым видом уставился на Саню, наверное, хотел выйти, размять ноги, но не знал, как спросить это по-русски.
Пожалуйста, аксакал[4], проходите – по-узбекски сказал Саша.
О! Ты говоришь по-узбекски, сынок? Откуда ты знаешь наш язык?
Я вырос в Ташкенте бобо[5], в махалле[6] Беш-Агач. Знаете такую?
А как же! Это в Старом городе около медресе[7].
Именно так. Учился в узбекской школе.
Возвращаешься на Родину?
Нет, еду хоронить друга.
А как звали твоего друга?
Кахрамон Гулямов, вы знали его?
Кто же не знает начальника УВД города. Что случилось с таким уважаемым человеком?
Жена друга, Мухаббат, по телефону сказала мне, что его застрелили около самого дома.
Вай, что делается в благородном Ташкенте! Плохая новость встречает на пороге моего дома. Он был очень хорошим человеком, твой друг Кахрамон. Многим людям помог, многих спас.
Знаю, бобо.
Баракялла[8] был твой друг. Знаешь, меня будет внук встречать, Карим, самый младший. На машине. Подвезем тебя, куда скажешь.
Спасибо бобо.
Они вместе вышли из самолета, но на таможне разминулись. Сердитые, не выспавшиеся, в слегка помятой, но красивой форме узбекские таможенники тщательно досматривали его небольшую и неполную сумку. Долго переговаривались при нем, не подозревая, что Саня понимает каждое слово. Долго решали, как все-таки, слупить с этого русского немного денег, не отпускать же просто так, задаром. Наконец ему это все надоело, и он сказал:
Тохта йгитлар! Мен жуда яхши биламан![9]
Татар ми сан?[10] - забеспокоились таможенники
Узбек мен![11] – сказал Саша, забирая у оторопевшего чиновника паспорт.
2
Кахрамон с семьёй жили в обыкновенном узбекском доме. Что это такое? Большая, очень чисто выметенная площадка, обнесенная невысоким глиняным забором. Три небольших саманных[12] дома располагались на ней рядом, но не вплотную. Между домами, небольшой земляной, проточный пруд – хаус, около которого разместились мангал, очаг для казана и деревянная подставка-тохта, застеленная одеялами и подушками. Когда-то, пацанами, они очень любили прибегать сюда. Матушка Кахрамона, Зульфия-опа[13], тихая кареглазая женщина, кормила их ароматным пловом, укладывала спать на тахту и долго рассказывала волшебные истории про Синдбада-морехода, Насреддина и Алладина. Гладила их непокорные волосы своей мягкой, пахнущей пряностями, рукой. И они засыпали под её негромкий голос и пение цикад. Бархатная азиатская ночь светила тысячами звезд, и Млечный путь загадочно мерцал над их лохматыми головами. А ещё там был большой сад в котором росло все, чем богата была земля Средней Азии: персики разных сортов, абрикосы, груши, сладкие как мед, инжир. Прозрачный золотистый виноград «дамские пальчики». Калитка никогда не запиралась. Зачем закрываться от людей? А, если у кого-то на улице появлялось желание попробовать персик или виноград из сада, можно было просто зайти, спросить разрешения и взять. В одном из домов жили отец и мать Кахрамона с его младшей сестрой Юлдуз[14]. В другом, жил сам Кахрамон Гулямов, его жена Мухаббат и две их маленькие дочки. Третий был «домом для гостей», их, гостей, всегда было достаточно. Родственники из кишлака, друзья дочери и сына, многим оказывал гостеприимство этот теплый и приветливый дом.
Но сегодня двор был полон совсем другими гостями. Милицейские фуражки соседствовали с военными панамами. Черные, строгие пиджаки соседствовали с синими траурными халатами соседей Гулямовых. Лица у людей были сосредоточенные и усталые. Встретить Саню вышел отец Кахи – Хаким-ата.
Ассалям алейкум, сынок. Как долетел?
Все нормально ата. Примите мои соболезнования. Как все это случилось?
Тебе расскажут, Искандер[15]. А у меня с тобой будет очень серьезный разговор потом. После похорон. Ты же останешься у нас на пару дней? Твой завод без тебя не остановится?
Не остановится, Хаким Гулямович, ничего с ним не случится.
Давно уже меня никто так не называл, Саша. Тут есть ещё один ваш однокашник. Посмотри, вон, сидит под тутовником, Коля Рехнюк. Помнишь его?
Ещё бы не помнить! В Афгане ведь наши части рядом стояли. Мы с Кахой были в разведбате, а Коля во взводе обеспечения. Он теперь, кажется во Львове поселился. В «незалэжной[16]» Украине. Микола, рухайся до менэ[17]!
Иди к нему. И не забудь о том, что нам необходимо переговорить.
Коля подошел и протянул руку.
Ну, здравствуй Саня - сержант. Как жизнь?
Да все нормально, Микола. Расскажи, как все это случилось. Ты, наверное, уже в курсе?
В курсе. Вечером приехал Каха со службы на своей белой служебной Волге. Только из машины выходить, выскакивают из-за кустов два мужика с пистолетами и начинают палить прямо через стекло. Каху убили сразу, а водителя только ранили, поэтому ему удалось вывалиться из салона, достать табельный пистолет и обоих киллеров положить насмерть. Молодец парнишка, как считаешь?
Молодец, но их все равно бы убрали. Каха был не пацан, а начальник УВД города. Его не простые люди заказали, это я тебе говорю. Что теперь по трупам определят? И будут ли расследование всерьез вести? Вот вопрос.
Да-а-а-а. А, что теперь будет? Как у них похороны эти самые проходят, знаешь?
Знаю…. Похоронить должны до заката. Понесут молча, без плача и речей, только мужики. Очень быстро, почти бегом. Нам с тобой идти нельзя, не мусульмане. Здесь простимся. Ё-моё, мы с Кахой в Москве договорились встретиться. Вот и встретились.
3
Прошла почти бессонная ночь на старой тахте, застеленной мягкими одеялами. Ещё одна тяжелая ночь. Одуревающе пахли розы, пилили свою вечную ночную песню цикады, а в каком-то дворе, поблизости, кричала перепелка. Небо было усыпано звездами, Млечный путь среди этой россыпи был похож на следы огромного небесного человека. Свежий ночной ветер принес прохладу с гор. Сна не было, уж слишком переполнен был этот день событиями. В голове у Саши мелькали картины прошлого.
Родители приехали в Ташкент по распределению на авиационный завод. Жильем молодых специалистов никто обеспечивать не собирался, но зарплату платили хорошую, и они сняли половину дома в тихой махалле Старого Города. Молодые инженеры попали в совершенно незнакомый им мир, узбекского квартала. Соседи почти не говорили по-русски, но были очень приветливы и улыбчивы. По утрам каждый хозяин подметал тротуар возле своего домика, предварительно побрызгав его водой из арыка. Двери во дворы здесь не закрывались. И вообще, действовали какие-то свои правила и законы, неизвестные родителям Сани, уроженцам средней полосы России. Они долго привыкали и …… привыкли настолько, что выкупили домик у своих арендодателей по неожиданно высокой для тех цене. Саше тогда было четыре года. Все, что его окружало, было естественно и привычно. Он пошел в садик, где дети не говорили по-русски, и сам стал болтать на местном диалекте как узбекский мальчик. Во дворе играли в лянгу[18], ашички[19], ножички. И он тоже научился играть в эти игры, а, по лянге даже стал неофициальным чемпионом улицы. Время идет только вперед. Пришел черед пойти в школу. Там они и познакомились с Кахрамоном Гулямовым. Крепкий, смуглый, подвижный Каха, был заводилой во всех их мальчишеских проделках. Ему всегда проще было действовать спонтанно, по вдохновению. Сероглазый и широкоплечий Саша любил заранее все обдумать и действовать наверняка. Вместе они составляли тандем, совершенно непобедимый для местных уличных королей. Особенно когда в 14 лет они начали заниматься боксом у Сиднея Львовича Джексона, невесть как попавшего в Ташкент профессионального американского боксера. Через три года Саша стал чемпионом города среди юниоров, а Каха перешел в, нарождавшееся тогда карате.
В Ташкенте живут не квартирами, а дворами. Жаркие душные ночи гонят людей на открытый воздух. Поэтому ребята спали там, где их заставала ночь – у Кахи, у Саши - это было совершенно неважно. И те и другие родители одинаково кормили и поили обоих пацанов. И от их желания зависело, где они сегодня будут ночевать. У Кахрамона родилась младшая сестренка Юлдуз и, первое время мальчишки не отходили от маленькой девочки похожей на куклу. Каха очень гордился сестренкой. Постепенно Юлдуз вырастала и больше времени проводила с женщинами. Не к лицу девочке бегать с мальчишками. Ей нужно готовиться стать матерью семейства. Так воспитывали всех девочек в мусульманских семьях. Росли - Саша и Кахрамон. Учились, пережили каждый, по несколько влюблённостей. После школы Саша попытался поступить в политех, но не прошел по «национальному признаку». Руководство республики приняло очередное «гениальное» решение о том, что в местных ВУЗах должны учиться, в основном, люди местной национальности. Поэтому, независимо от результатов сданных экзаменов, принимали сначала узбеков отслуживших в Армии, потом узбеков из кишлаков, потом просто узбеков, а уже потом всех остальных. На «остальных» мест не хватило, и Саня решил отслужить в армии и уже тогда поступать в политехнический, но, где-нибудь в России. Каха в институт поступать не собирался, а в школу милиции принимали только после армии. Так что интересы их опять совпали и они, стараниями родителей, очутились в 126 десантной дивизии, расположенной в Закарпатье. Отец Кахрамона уговорил военкома отправить их служить вместе, в одну часть.
4
Утро было, как всегда в этих местах, солнечное. Было очень рано, семь часов утра, но теплое, ласковое солнце уже просвечивало сквозь закрытые веки. Саша открыл глаза и сразу окунулся в голубое ташкентское небо.
Вот об этом солнце и небе он мечтал долгими осенними московскими днями, когда свинцовые облака неделями висят над самой головой, а солнце порой появляется только морозной зимой. Два дня солнце, остальное темнота и ненастье. Первое время он тосковал по яркому свету и теплу, потом захлестнули дела, учеба, работа – привык……
По двору тянуло вкусными и знакомыми запахами. Из сада пахло персиками, с улицы легкий ветерок приносил запах акации, а от кирпичного очага шел дух жаренного в курдючном сале лука. Слышалось негромкое постукивание деревянной ложки по краю чугунного казана. Он повернул голову и увидел сестру Кахрамона, Юлдуз. Она готовила на завтрак шавлю. «Совсем взрослая стала, - подумал Саня – сколько же ей лет? Девятнадцать, двадцать?» И он показался себе таким ….. пожилым, опытным, побитым жизнью стариком по сравнению с этой кареглазой, тоненькой девочкой в платье из хан-атласа. Это её они с Кахой таскали на руках по очереди.
Вырастет сестра, отдам её за тебя замуж – говорил Каха
Отец не отдаст за русского.
За тебя отдаст. Ты почти узбек. Вот сделаем тебе обрезание, и будешь настоящий мусульманин – Каха просто давился от смеха.
Стану мусульманином, заведу гарем из четырех жен, твоя сестра будет третьей, которая делает всю работу по дому.