– Не знаю, что вам сказать. – Лэнгдон подошел к ней сзади. – Извините, что ничем не могу помочь.
Софи, отвернувшись от окна, ощутила в его низком голосе неподдельное сочувствие. Хоть этот человек и сам попал в беду, он хотел быть полезным. Как дешифровщик она зарабатывала на жизнь тем, что находила смысл в, казалось бы, бессмысленных данных. И теперь догадывалась, что Роберт Лэнгдон, сознает он сам это или нет, владеет информацией, которая ей так необходима. Принцессе Софи нужно найти Роберта Лэнгдона. Дед не мог выразиться яснее. Ей нужно провести с ним больше времени. Чтобы успеть подумать. Чтобы вместе решить загадку.
Она подняла на него взгляд.
– Безу Фаш может в любой момент засадить вас под арест. Я знаю, как вывести вас из музея. Но действовать надо немедленно.
Глаза Лэнгдона округлились.
– Вы хотите, чтобы я ударился в бега?
– Это самое разумное в нынешних обстоятельствах. Вы можете провести недели в тюрьме, пока французская полиция и посольство США будут бодаться из-за того, в чьем суде рассматривать дело. Но если мы сумеем добраться до вашего посольства, американское правительство возьмет вас под защиту, а мы тем временем докажем, что вы не причастны к убийству.
Ее слова ничуть не убедили Лэнгдона.
– Забудьте! У Фаша возле каждого выхода вооруженные охранники. Даже если мы убежим и нас не подстрелят, побег станет доказательством моей вины. Вы должны объяснить Фашу, что послание на полу предназначено для вас и мое имя там – это вовсе не обвинение.
– Я так и поступлю, – поспешно согласилась Софи. – Но только после того, как вы надежно укроетесь в посольстве США. Оно примерно в миле отсюда, а моя машина стоит рядом с музеем. Пытаться договориться с Фашем в Лувре – слишком рискованная игра. Неужели вы не понимаете? Фаш поставил себе целью сегодня же ночью доказать, что вы преступник. И не арестовал вас сразу лишь потому, что хочет подождать, пока вы скажете лишнее или выкинете чего-нибудь такое, что усилит его позицию.
– Вот именно! Например, ударюсь в бега.
Софи вздохнула и, отвернувшись к окну, посмотрела на мостовую внизу. Прыжок с такой высоты гарантирует Лэнгдону перелом обеих ног. Это в лучшем случае. Тем не менее она приняла решение. Роберту Лэнгдону нужно исчезнуть из Лувра, хочет он того или нет.
Глава 15
– Где Лэнгдон? – рявкнул Фаш.
– Все еще в туалете, – ответил лейтенант Колле.
– Парень не спешит. – Капитан посмотрел поверх плеча подчиненного на красную точку навигатора на экране ноутбука.
В идеальной ситуации объект наблюдения не ограничивали во времени и предоставляли ему максимальную свободу действий, чтобы у него появилось ложное ощущение безопасности. Лэнгдон должен вернуться по своей собственной воле. Но прошло уже почти десять минут. Что-то слишком долго засиделся.
– Капитан, – позвал его с другого конца кабинета один из сотрудников. – Думаю, вам стоит ответить на этот звонок.
– Кому я понадобился? – спросил Фаш.
Подчиненный нахмурился.
– Это начальник криптологического отдела.
– Что ему нужно?
– Он по поводу Софи Невё, месье. Что-то не складывается…
Через несколько минут капитан завершил разговор и, подойдя к лейтенанту Колле, приказал позвонить Софи. И когда та не ответила, принялся нервно расхаживать по кабинету.
– Почему она не отвечает? Ты ведь звонил на ее мобильный? Я же видел, что телефон при ней.
– Может, сел аккумулятор. Или выключен звонок, – предположил Колле и, в свою очередь, спросил: – Зачем звонил криптолог?
Капитан резко повернулся к нему.
– Сообщить, что они не нашли никакого смысла в орденских личинах и какой-то золе. Что определили последовательность цифр как числа Фабиаччи, но не видели в ней никакого смысла.
Колле оторопел.
– Но они же прислали агента Невё специально для того, чтобы она нам все это доложила!
– Они не направляли к нам агента Невё, – покачал головой Фаш.
– Как так?
– По словам начальника криптографов, он вызвал свою команду и приказал разобраться со снимками, которые я ему прислал. Затем появилась Невё, взглянула на фото Соньера и код на полу и, не сказав ни слова, ушла. Начальник не осудил ее поведение. Понял, насколько ее расстроило то, что она увидела.
– Расстроило? Почему?
Фаш ответил не сразу.
– Я этого не знал, и, судя по всему, ее начальник тоже. Ему сообщил один из ее коллег. Получается, что Софи Невё внучка Жака Соньера.
Не успели они как следует осознать эту новость, как тишину музея нарушил сигнал тревоги.
– Большая галерея! Мужской туалет! – объявил техник.
– Где Лэнгдон? – набросился Фаш на лейтенанта.
– Все еще там. – Колле показал на мигающую красную точку на плане этажа на экране ноутбука. – Господи! Разбито стекло в мужском туалете! Он перемещается к подоконнику!
Фаш не терял времени. Выхватив револьвер из наплечной кобуры, он бросился вон из кабинета.
Колле наблюдал, как мигающий маячок приблизился к оконной раме. А затем произошло нечто совершенно неожиданное. Красная точка вышла за пределы периметра здания.
– Боже праведный! – Лейтенант вскочил на ноги и, поспешно изменив настройки навигатора, увеличил масштаб, чтобы определить точное местонахождение сигнала.
Маячок лежал посреди площади Карузель и больше не двигался. Лэнгдон выпрыгнул из окна!
– Он бросился вниз! – гаркнул Колле в рацию, перекрывая далекий рев сирены. – Сигнал показывает, что он на площади Карузель!
Фаш услышал слова лейтенанта, но их смысл не дошел до него. Он продолжал бежать. Коридор казался бесконечным. Когда он пронесся мимо тела Соньера, его взгляду открылось крыло «Денон».
– Постойте! – В рации снова раздался голос лейтенанта Колле. – Боже, сигнал перемещается! Лэнгдон не разбился. Он двигается. Набирает скорость. Перемещается слишком быстро.
Лавируя по коридору, Фаш бросился к двери туалета. Сирена ревела так, что голос в рации был едва различим.
– Он, должно быть, в машине! Думаю, что он в машине! Не могу… – Слова лейтенанта утонули в реве сирены.
Фаш с револьвером в руке ворвался в туалет и, морщась от нестерпимого звука, огляделся.
В помещении было пусто. Взгляд Фаша моментально скользнул к разбитому стеклу. Он подбежал к окну, распахнул раму и перегнулся через подоконник. Лэнгдона внизу не оказалось.
Сигнализация наконец умолкла, и снова послышался голос Колле:
– Движется на юг… все быстрее… пересекает Сену по мосту Карузель.
Фаш повернулся налево. Единственным автомобилем на мосту Карузель был длинный трейлер с отдаленно напоминающим огромный гамак виниловым тентом. От неприятной догадки капитан поежился. Несколько секунд назад грузовик, должно быть, стоял на светофоре прямо под окном туалета.
Безумный риск, сказал себе Фаш. Откуда Лэнгдон мог знать, что везет под тентом машина? Прыжок с сорока футов! Сумасшествие.
– Поворачивает направо на набережную Сен-Пере! – крикнул Колле.
Точно. Грузовик, съезжая с моста, притормозил и поехал вдоль Сены. Фаш с изумлением наблюдал, как тяжелая машина скрылась за углом.
Вот и все, подумал он. Через несколько минут грузовик блокируют. Он передал приказ по рации лейтенанту.
– Скажите, чтобы подали мою машину. Я хочу присутствовать при аресте.
Несясь сломя голову по Большой галерее, Фаш хотел быстрее узнать, уцелел ли Лэнгдон при падении.
Хотя это не имело значения.
Он пытался совершить побег.
Следовательно, выдал сам себя и виновен по всем пунктам обвинения.
Лэнгдон и Софи стояли в тени Большой галереи всего в пятнадцати ярдах от Фаша, прижимаясь спинами к перегородке, отделявшей выставочное пространство от туалетов. Они едва успели спрятаться, когда он пронесся мимо с револьвером в руке и скрылся за дверью туалета.
Последние шестьдесят секунд пролетели, как в тумане.
Лэнгдон отказывался бежать с места преступления, которого не совершал, когда Софи сквозь толстое оконное стекло заметила, как засуетились внизу полицейские.
– Стоит немного постараться, и вы отсюда выберетесь, – сказала она, не обращая внимания на звонок мобильного телефона.
Постараться? Лэнгдон с тревогой посмотрел в окно. К светофору внизу подъезжал длинный восемнадцатиколесный трейлер. Нет, Софи не могла такое задумать.
– Исключено! Я не стану туда прыгать!
– Доставайте маячок.
Лэнгдон порылся в кармане и нащупал маленький металлический диск. Софи отобрала его и подошла к раковине. Затем взяла толстый кусок мыла и большим пальцем с силой вдавила в него маячок. Когда диск исчез в мягкой субстанции, она замазала дырку, скрыв маячок внутри. Протянула мыло Лэнгдону, а сама взяла из-под раковины тяжелую металлическую урну. И прежде чем Лэнгдон успел ее остановить, бросилась к окну, держа урну перед собой, как таран. Основание урны угодило в середину окна, и стекло разлетелось на осколки.
Тут же оглушительный вой сигнализации резанул уши.
– Дайте мне мыло! – крикнула Софи, но ее голос едва можно было услышать.
Лэнгдон вложил мыло с маячком ей в ладонь. Сжав его в руке, она высунулась из разбитого окна и посмотрела на застывший внизу грузовик. И как только сигнал светофора готов был смениться, швырнула мыло вниз.
Мыло упало сбоку на прикрывающий груз тент и в тот момент, когда зажегся зеленый, соскользнуло в кузов.
– Примите мои поздравления. – Софи потащила Лэнгдона за руку к двери. – Вы только что сбежали из Лувра.
Выскользнув из мужского туалета, они скрылись в тени как раз вовремя, чтобы не столкнуться с Фашем.
Глава 16
– Метрах в пятидесяти отсюда в Большой галерее есть запасная лестница, – бросила Софи. – Полицейские больше не охраняют периметр здания, и мы можем попытаться выбраться из Лувра.
Они вышли из тени и стали крадучись пробираться по коридору Большой галереи. У Лэнгдона возникло ощущение, будто он в темноте пытается составить из кусочков пазл.
– Как вы считаете, не мог сам Фаш написать послание на полу? – прошептал он.
Софи даже не обернулась.
– Исключено.
Лэнгдон не разделял ее уверенности.
– Уж очень ему хочется, чтобы я выглядел виновным. Может, он считает, что это пойдет на пользу делу?
– А числа Фибоначчи? А постскриптум? А символика, связанная с да Винчи и богиней? Нет, это рука моего деда.
Лэнгдон понимал, что она права. Символика ключей слишком хорошо подогнана: пентакль, «Витрувианский человек», да Винчи, богиня и даже числа Фибоначчи. Ясно, что это не случайный набор символов.
– И не забывайте, дед мне звонил днем, – напомнила Софи. – Он говорил о необходимости сообщить мне что-то важное. Не сомневаюсь, надпись на полу – его последняя попытка донести до меня нечто такое, что вы должны помочь мне понять.
Лэнгдон нахмурился. Ордена вод личина! И нам – зола! Ему бы очень хотелось истолковать смысл этих слов ради Софи и ради самого себя. С тех пор как он впервые увидел этот шифр, положение сильно ухудшилось. Его предполагаемый прыжок из окна отнюдь не укрепил доверия к нему Фаша. Лэнгдон сильно сомневался, что капитан французской полиции оценит юмор ситуации; ведь ему пришлось организовать погоню, чтобы арестовать кусок мыла.
– Выход близко, – продолжала Софи.
– Как вы считаете, могут ли цифры в послании вашего деда нести в себе ключ к пониманию других строк? – Лэнгдону уже приходилось работать с рукописями семнадцатого века, содержащими шифры, в которых определенные строки являлись кодами к расшифровке остальных строк.
– Я все время думаю над этим, но ни к чему не пришла. Математически они представляют собой случайную последовательность. С точки зрения дешифровщика – полная бессмыслица.
– Но тем не менее это часть последовательности Фибоначчи. И вряд ли простое совпадение.
– Ни в коем случае. Намекнув на Фибоначчи, дед лишний раз дал понять, что обращается ко мне. Мало того, что написал по-английски, еще и лег, как человек в моем любимом произведении искусства, и нарисовал на себе пятиконечную звезду. Сделал все, чтобы привлечь мое внимание.
– Пентакль для вас что-то означает?
– Да. Не успела сказать: пятиконечная звезда была особенным символом общения между мною и дедом, когда я росла. Ради забавы мы играли с ним на картах таро, и моей мастью всегда оказывались пентакли. Уверена, он подтасовывал колоду. Но пятиконечная звезда превратилась в наш маленький секрет.
У Лэнгдона по коже побежали мурашки. Они играли в карты таро! Средневековая итальянская карточная игра, первоначально изобретенная для того, чтобы передавать запрещенную Церковью систему верований, была полна скрытой символики. Игры в двадцать две карты носили такие названия, как «Женщина-папа», «Императрица», «Звезда».
Масть таро, обозначающая женскую божественность, – это пентакли, подумал Лэнгдон.
Они добрались до лестницы запасного выхода. Софи осторожно открыла дверь и, поторапливая, повела Лэнгдона вниз по тесному крутому пролету.
– Когда ваш дед упоминал пятиконечную звезду, – спросил, следуя за ней Лэнгдон, – он имел в виду поклонение богине или неповиновение Католической церкви?
Софи покачала головой.
– Меня больше интересовала математическая сторона вопроса: золотое сечение, число фи, последовательность Фибоначчи…
– Ваш дед объяснял вам, что такое число фи? – удивился Лэнгдон.
– Конечно. Божественная пропорция. – Она застенчиво улыбнулась. – Даже шутил, что я наполовину богиня. Из-за слога в моем имени.
Задумавшись на мгновение, Лэнгдон осознал услышанное и даже тихо застонал. Конечно же – Со-фи!
Продолжая спускаться, он решил, что символика Соньера более последовательна, чем он подумал вначале.
Да Винчи… числа Фибоначчи… пентаграмма.
Как ни странно, эти понятия объединяет настолько основополагающий для искусства принцип, что он посвящал этой теме целые серии лекций.
Число фи. 1,618.
Лэнгдон вспомнил свои рассуждения об этом на занятиях со студентами в Гарварде.
– Кто может ответить, что за число написано на доске? – спрашивал он у аудитории.
Руку поднял студент математического отделения, сидевший на последнем ряду.
– Это число фи.
– Прекрасно, Стетнер, – похвалил его Лэнгдон. – Знакомимся с числом фи.
– Только не стоит путать его с числом пи, – добавил Стетнер. – Фи – очень важное число для искусства. Его считают самым красивым числом во вселенной.
Продолжая объяснение, Лэнгдон говорил, что число фи – производное от последовательности Фибоначчи и что пропорции растений, животных и даже человека с потрясающей точностью соответствуют отношению фи к единице.
– Фи присутствует повсюду в природе, – продолжал он, выключая свет. – Поэтому древние решили, что оно предопределено Создателем, и назвали его божественной пропорцией.
– Постойте, – прервала его студентка с передней парты. – Мне не приходилось встречать в биологии ничего подобного божественной пропорции.
– Разве? – улыбнулся Лэнгдон. – А как насчет соотношения женских и мужских особей в пчелином улье?
– Женских особей всегда больше, чем мужских.
– Правильно. Но известно ли вам, что, если разделить число женских особей на число мужских в любом улье мира, получится одинаковый результат? И что он будет равняться числу фи?
Лэнгдон показал на экране спиральную раковину.
– Узнаете?
– Какой-то вид моллюска, – ответил студент справа.
– Верно. А теперь попробуйте догадаться, каково отношение диаметра витка спирали к каждому последующему. Конечно. Оно равно числу фи. Золотое сечение или божественная пропорция. Одна целая шестьсот восемнадцать тысячных к одному.
Лэнгдон показывал фотографии одну за другой. Головка подсолнуха, чешуйки сосновых шишек, расположение листьев на ветках, анатомия насекомых – все с потрясающей точностью подчинялось божественной пропорции.